Скорая помощь. Обычные ужасы и необычная жизнь доктора Данилова - Шляхов Андрей Левонович - Страница 11

Подперев голову рукой, Елена Сергеевна ударилась, было, в воспоминания, но быстро спохватилась и принялась рвать объяснительные по две или по три на мелкие клочки и бросать в корзину для мусора. При этом она старалась думать о работе, но — безуспешно. Настырный Вовка Данилов все возвращался и возвращался в ее мысли, и она ничего не могла с этим поделать.

«Интересно, он еще играет на скрипке или нет?» — подумала она, разрывая последние листы…

Данилов продолжал на досуге играть на скрипке и не собирался бросать это занятие. Скрипка дарила ему радость и помогала расслабиться (коллега Конан-Дойль сильно ошибся, заставив Шерлока Холмса играть на скрипке для того, чтобы сосредоточиться — скрипка только успокаивает, дарит покой, для концентрации мыслей как нельзя лучше подходит барабан).

Единственным недостатком музицирования был немой, уже давно не высказываемый вслух, укор во взоре матери, когда-то, с подачи педагогов музыкальной школы, прочившей сыну блестящее будущее в музыке и грандиозную исполнительскую славу. Светлана Викторовна не сомневалась в выборе своего Володи до тех пор, пока он не сообщил ей, что намерен поступать в медицинский.

— Что там хорошего?! — заламывала руки Светлана Викторовна.

Стройная, подтянутая, безукоризненно ухоженная, она как две капли воды была похожа на голливудскую актрису Мерил Стрип и втайне, про себя, гордилась этим сходством.

— Кровь, грязь, вонь, бесконечные страдания, ночные дежурства! Почитай Вересаева, он хорошо описывал свою профессию!

Светлана Викторовна преподавала русский язык и литературу в одном из московских лицеев.

— У нас в роду вообще не было врачей!

— Твой прадед работал половым в трактире, — бестактно напомнил сын. — Что же мне теперь — в официанты идти?

— Какие официанты? Музыка — вот твое призвание!

— Музыка — это мое хобби! — отрезал сын и так посмотрел на мать, что та сразу поняла — решения своего он не изменит.

Лишь изредка, не чаще одного — двух раз в год, Светлана Викторовна позволяла себе высказать сожаление о несостоявшейся музыкальной карьере сына вслух. В ответ тот рассказывал матери о том, сколько человек и каким образом он спас от смерти за последнюю неделю, после чего тема считалась исчерпанной.

— Володя, будешь сырники на ужин? — спросила Светлана Викторовна, дождавшись, пока сын сделает паузу в игре.

— Буду! — ответил Данилов и снова вскинул смычок.

Уплетая обжигающие вкусные сырники, он вдруг

сказал матери:

— А у нас новая начальница.

— Симпатичная? — улыбнулась Светлана Викторовна, в последнее время начавшая тяготиться холостым положением сына.

— Ты ее знаешь, — ответил он. — Помнишь Лену Морозову? Только теперь она Новицкая.

Предчувствие беды сжало сердце матери столь сильно, что она чуть не выпустила из рук сковородку с очередной порцией своих «фирменных» сырников.

Глава четвертая

ВЫБОРА

— Тяготит однообразие, — пожаловался Эдик. — Скоро кончается моя стажировка, а сколько ситуаций еще остались неотработанными.

— В две недели всю жизнь не впихнуть, — подмигнула Вера. — Подожди, всему свое время.

— Хорошо бы сегодня на некупируемый отек легких угодить или к буйному психу… Ой!

Характерный звук, раздавшийся в салоне, позволил Данилову предположить со стопроцентной вероятностью, что Вера, привстав со своего вращающегося кресла, отвесила невоздержанному на язык стажеру подзатыльник. Оборачиваться, чтобы убедиться в своей правоте, ему не хотелось — тело, утомленное десятичасовым служением обществу, наслаждалось недолгим покоем и не желало совершать никаких движений.

— Настанет день — и ты выйдешь на работу полноправным выездным врачом «скорой помощи», — не меняя положения, громко сказал Данилов. — И вот тогда мы с Верой накаркаем тебе такую «веселую» смену, что мало не покажется.

— Уж постараемся, — пообещала Вера.

— И что вы прицепились к человеку! — вступился за Эдика Петрович. — Правильно он говорит — учиться во время стажировки надо, иначе для чего стажировка эта нужна?

— Вот и я об этом, — обрадовался Эдик. — А вы сразу…

— Петрович вступается за тебя не от чистого сердца, — пояснил Данилов, — дело в том, что у водителей и у медиков разные понятия о трудном вызове. Для нас, например, госпитализация больного с переломом ноги в больницу на другом конце города — просто праздник. Обезболил, наложил шину и спи — отдыхай. Два, если не три часа туда и столько же обратно. По любому лучше в машине дремать, чем по подъездам бегать. А для водителей такой вызов — сплошной геморрой.

— Это точно, — подтвердил Петрович. — Не по какому-нибудь Мухосранску ведь ехать — по Москве.

— Зато столь любимый вами, коллега, некупируемый отек легких или же пятичасовое ожидание психиатров в веселой компании буйного психа являются для водителя подлинным благословением небес — спи себе в кабине или газетку почитывай. Диалектика!

— Это в Питере, говорят, хорошо водителям на «скорой», — Петрович врубил «светомузыку», пытаясь расчистить себе дорогу.

— Почему? — спросила Вера. — Нагрузки меньше? Или машин на дорогах?

— Нет, просто там ночью мосты разводят, и оттого каждая подстанция катается по своему острову, без дальних концов. Красота!

— Так в чем же дело, Петрович? — Вера не может не поддеть. — Питер ждет! Чего ты в Москве застрял?

— Ну ты сказала! — от удивления Петрович забыл выключить сирену с мигалкой, в которых уже не было нужды. — У меня здесь семья, дети, внучка, дача. Куда мне в Питер?! Да и потом — там хорошо, где нас нет.

Трель наладонника возвестила о вызове.

— Формовский проезд, одиннадцать дробь пять, третий подъезд, — сказал Данилов Петровичу, ознакомившись с информацией на экране коммуникатора.

Затем он повернулся к Эдику и спросил:

— Тебе, случайно, вещая Кассандра не родственница?

— Нет, — ответил слегка обалдевший от неожиданности Эдик.

— Псих или отек? — спросила сообразительная Вера.

— Некупируемый отек легких, Язов на себя вызывает. Светомузыку, Петрович, можно не выключать, поедем в темпе…

Пути господни неисповедимы. Выезжая на повод «посинел, задыхается», можно обнаружить на вызове бодрого старичка, которому так приспичило узнать свое артериальное давление, что пришлось вызывать «скорую». И точно так же, повод «подъем АД (артериального давления)» может обернуться отеком легких, с которым не всякий фельдшер и далеко не всегда может справиться в одиночку. А так, подъем давления — типичный «фельдшерский» повод. Приехал, «уколол магнолию внутрипопочно», иначе говоря — ввел внутримышечно сульфат магнезии, напомнил о необходимости своевременного приема таблеток и уехал с чистой совестью.

По самым оптимистичным предположениям, до Формовского было не меньше десяти минут езды.

— Эдуард, а почему ты пришел на «скорую»? — обернулся в салон Данилов. — Чему ты улыбаешься?

— Есть такой фильм «Всадник по имени «Смерть», — пояснил Эдик. — Там герои постоянно спрашивают друг дружку: «Почему вы пошли в террор»?

— И все же?

— Трудно сказать… — замялся Старчинский. — Работа живая, результат видишь сразу, это приятно… Писанины мало…

— Зато носилки таскать приходится, — добавил Данилов.

— Это проще, да и разминка всегда нужна. И — работа суточная, свободного времени много. Сутки отработал — трое дома.

— Так не получится, — поправила Вера. — Тем, кто работает на ставку, непременно ставят в месяц несколько полусуточных дежурств — «восемь — двадцать два» или «девять — двадцать три». Владимир Александрович, помните Таню Пангину?

— Такую не забудешь, — ответил за Данилова Петрович. — Ходячий тормоз, а не фельдшер.

— Что за Таня? — заинтересовался Эдик.

— Была у нас такая сотрудница, — начала Вера. — Фельдшер. Тупила по-черному, где только можно. Врачи от нее просто вешались — дозировки путала, повязки накладывать не умела, к аппаратуре подойти боялась… Прозвище у нее было — «Ходячий тормоз». Так вот, она опоздала на свое первое дежурство. Помню, входит она в фельдшерскую к самому концу «пятиминутки» и на удивленный взгляд заведующего отвечает: «Разве я опоздала? Сейчас восемь двадцать, еще две минуты до начала смены». Не просекла, что «восемь — двадцать два» означает начало и конец смены.