Между строк - Домагалик Малгожата - Страница 10

С Новым годом ассоциируется — и это вовсе не шутка или преувеличение — страх почти всех женщин провести эту ночь в одиночестве. Словно именно в эту ночь женщине обязательно нужно быть вместе с мужчиной. Не важно, что мужчина давно ее не любит, что завтра даже не посмотрит в ее сторону, потому что она, мягко говоря, ему надоела. Я так часто слышала от своих подруг: «Я сыта им по горло, но, если мы сейчас расстанемся, с кем я проведу новогоднюю ночь?» Невероятно, правда? Я почти уверена в том, что такая логика совершенно чужда мужчинам. Не знаю, что ты желаешь себе в новогоднюю ночь, но я всегда радуюсь тому новому, неизвестному и удивительному, что может преподнести жизнь. И не собираюсь с ней, с жизнью, в этом соревноваться. Я не навязываю судьбе собственные пожелания и планы, которые она, как самый лучший сценарист, и так выстроит по-своему.

С уважением,

М.

P. S. Кстати, что касается женщин, боящихся одиночества, то за океаном гораздо чаще говорят о замужних женщинах, имеющих за плечами многолетний брак и мечтающих о свободе так же, как наркоман мечтает о героине. Каждый день они жаждут иного сценария жизни и, словно в состоянии наркотического голода, ищут того, кто мог бы сделать его реальностью. Порой за любую цену.

Франкфурт-на-Майне, вторник, вечер, 1 января 2008

Малгося,

сменилась дата. Сегодня особенно, потому что сменились и цифры года. Вроде бы только условность, но чувствуешь себя как-то иначе. От позиции часто многое зависит…

Слушаю новогодний концерт оркестра Венской филармонии и смотрю на панораму Франкфурта. Но думаю о Торуни. Я сегодня должен там быть. Так мне подсказывал какой-то внутренний голос. Может, совесть, а может, генόм? Важные даты должны быть связаны с самыми важными местами. Но не всегда это удается связать. Для меня Торунь была и остается самым главным местом. И наверняка так будет до конца, где бы я ни жил. В Торуни я бываю редко, но это моя «малая родина», как говорят немцы. Я с ними не согласен. В который уж раз. И никакая не малая. А очень даже большая, самая большая.

Это необычный феномен, что люди больше всего привязываются к тем местам, которые каким-то таинственным образом географическими координатами обозначили их родители. Даже если мы не знаем этих координат, мы чувствуем, что это место наше. Впрочем, нечто подобное происходит и с другими приматами. Может, и не со всеми, но с шимпанзе наверняка происходит. Когда я читал недавно статью в «Current Biology» (февраль 2007 года) о привязанности к «малой родине» у шимпанзе, я подумал, что у меня с ними много общего. Самцы шимпанзе во взрослом возрасте остаются в пределах тех территорий, которые предпочитала их мать. Даже если их мать уже давно умерла. Это подтвердил своими многолетними исследованиями доктор Карсон Мюррей из университета в Сент-Поле (Миннесота, США). Вместе со своими коллегами он наблюдал группу из пятидесяти взрослых шимпанзе в Национальном парке Гомбе в Танзании в период между 2001 и 2004 годами. На огромном пространстве в несколько тысяч квадратных километров. Когда ученые определили район пребывания шимпанзе, то с удивлением обнаружили, что приматы оказались отнюдь не в самом выгодном с точки зрения размножения месте (а ведь именно это главное для сохранения вида). Вместо этого они решились остаться на тех территориях, которые знали по своей жизни с матерью в детстве и юности. Причем большинство из попавших в поле зрения шимпанзе потеряли матерей уже более двадцати лет назад. То есть получается, это не привязанность к матери. Во всяком случае, так подчеркивали на каждом шагу ученые из Миннесоты в своей статье. Главное здесь, считают они, привязанность к территории. Для меня — тоже, и моя территория называется Торунь.

У каждого есть свой Вифлеем, который он без колебаний называет, когда его спросят, откуда он. Оказывается, это черта, которую может воспитать в себе не только исключительно homo sapiens. Это нечто гораздо более глубинное…

Сердечный привет,

ЯЛВ, Франкфурт-на-Майне

Варшава, вечер

Януш,

я тоже, как и каждый год, слушала новогодний концерт из Вены и снова не могла понять, почему зал тамошней филармонии на экране телевизора кажется таким огромным. Когда я оказалась там впервые, то поразилась тому, насколько он мал. А великолепная техника венских филармонистов, безупречная в каждой музыкальное фразе, вместо того чтобы восхитить, разочаровала своей предсказуемостью. Возможно, поэтому оживление в зале вызвало появление дирижера, руководителя Бостонского оркестра, который споткнулся на лестнице. Наконец хоть немного жизненности и естественности, присущие ошибкам. Но это так, на полях.

Януш, ты пишешь, что в этот день должен быть в Торуни, потому что там твой дом, и это навсегда. Наверное, ты прав, но, с другой стороны, каждый из нас носит в себе ощущение дома и воспоминание о нем. Мы всегда помним о том, где и когда в нем зажигали свечи, запах стоявшего на столе супа из помидоров и когда в доме наступала тишина. Впрочем, недоразумения с партнерами возникали у нас и в связи с тем, что они никогда не зажигали свечей без повода, не любили суп из помидоров, предпочитая бульон, или как огня боялись домашней тишины. Итак, дом, который ты берешь с собой, выходя в мир, как узел, закинутый за спину, однажды придает тебе сил, помогая справиться с трудностями, в другой раз провоцирует эмоциональную стычку с миром. С другим мужчиной, с другой женщиной. А когда все начинает казаться бессмысленным, ты закрываешь глаза и переносишься в то место, которого уже нет. Находишь азимут и вновь бросаешь вызов… нереализованным мечтам.

С наилучшими пожеланиями

из моего варшавского дома,

в котором силен дух того, легницкого,

и слава богу…

М.

P. S. Я больше не пытаюсь убедить своего мужчину в том, что самая вкусная яичница получается на сливочном масле. Допускаю варианты. И vise versa[22]. Ты ведь читал «Есть, молиться, любить» Элизабет Гилберт? В этой книге есть несколько дельных наблюдений, к примеру следующее: «Теперь, когда у тебя новый возлюбленный, ты стала совсем другим человеком. Когда-то ты выглядела как твой муж, теперь — как Дэвид. Ты даже одеваешься и говоришь, как он. Ты знаешь, что некоторые люди похожи на своих собак. Мне кажется, что ты всегда похожа на своих возлюбленных». А пошло бы мне сходство с моими «голденами» Кьянти и Орсо? Разве только если бы я была по очереди то блондинкой, то рыжей. Зато что за характер!

Франкфурт-на-Майне, четверг, ночь, 3 января 2008

Малгожата,

в радиусе двух километров (если за центр круга мы примем мою квартиру), в том районе, где я живу (Вестенд, Франкфурт), находится около тридцати ресторанов. И неудивительно, потому что здесь сосредоточились по большей части дирекции банков, страховых и консалтинговых компаний, проектные бюро или научные институты. В обеденный перерыв из небоскребов из стекла и бетона высыпают толпы людей, которых тоже надо накормить и напоить. Жителей вроде меня здесь не много, но большинство из них тоже едят не дома. Это одиночки или приезжие, которые поселились тут, чтобы было близко добираться до работы, а настоящие их дома и семьи остались в Гамбурге, Нюрнберге или Ганновере. Остановился здесь на время и я. В январе 2002 года. Но это совсем другая история.

Здесь можно найти рестораны, предлагающие кухни всего мира: итальянскую, скандинавскую, японскую, китайскую, монгольскую, индийскую, французскую, тайскую и даже английскую, что мне представляется исключительным событием, потому что у англичан, как мне кажется, есть какой-то мутирующий ген и они, по всей вероятности, не чувствуют вкуса. Думаю, что ходят туда исключительно англичане, и только из патриотизма или чтобы наконец услышать английский без акцента, по крайней мере без американского акцента. Есть здесь и неприметный, маленький, но всегда полный посетителей вьетнамский ресторан. Я довольно часто хожу туда, впрочем не всегда, чтобы поесть.