Белая кошка - Блэк Холли - Страница 19

Подхожу к задрапированному цветными шарфами столику.

— Косая Анни.

Мне улыбается пожилая женщина. Один зуб у нее почернел, на лиловых атласных перчатках красуются пластмассовые и стеклянные кольца, несколько платьев надеты одно поверх другого, а к подолу пришиты маленькие колокольчики.

— Кассель Шарп. Как мама?

Анни торговала волшебными побрякушками задолго до моего рождения. Старая школа, конфиденциальность, а это важно, ведь я никак не могу разбрасываться даже теми скудными крохами информации, что у меня есть.

— Сидит. Поработала неудачно над одним богатеньким парнем.

Вздыхает. Анни из моей реальности, ей такое рассказать не стыдно, она не будет удивляться, как, например, одноклассники. Наклоняется вперед:

— Выйдет скоро?

Киваю. Хотя кто знает? Мама продолжает стоять на своем: мол, ничего противозаконного не совершала (ну конечно), обвинение строится на предрассудках и пустой болтовне (а вот в это уже вполне можно поверить) и после апелляции все пойдет по-другому. А слушание между тем все откладывают.

— Скучаешь?

Снова киваю, но и тут полной уверенности нет. Сейчас-то она далеко и не может чуть что поставить все с ног на голову. В тюрьме мама просто благосклонный, хоть и тронутый чуток, глава семьи, а дома сразу снова превратится в деспота.

— Мне нужен талисман, а лучше парочка. Для памяти. Только настоящие.

— Настоящие? А ты думаешь, я какие продаю?

— Не думаю, а знаю, — улыбаюсь я.

Анни недобро усмехается и треплет меня по щеке; как еще зацепку не боится поставить на атласной перчатке, ведь побриться-то я забыл.

— Ты похож на братьев. Знаешь, как про таких говорят? Рожица смазливая, а самого черта обдурит.

Ничего себе комплимент. Но я краснею и опускаю глаза.

— И еще мне надо кое-что у вас спросить. Про проклятия памяти. Знаю, знаю, я не мастер, но очень надо.

Анни отодвигает колоду таро и что-то ищет под столом. Достает большую пластмассовую коробку, там свалены в кучу разнокалиберные камни. Она вылавливает блестящий ониксовый кругляш с дырочкой посредине и дымчатый кусок розового хрусталя.

— Садись. И давай по порядку. Сначала амулеты.

Настоящие талисманы часто выглядят убого. Эти два еще ничего.

Откидываюсь назад. Спинка у стула жесткая.

— Извините, но…

— Хочешь что-нибудь посимпатичнее?

— Да нет, поменьше.

Анни бормочет себе под нос и снова начинает копаться в коробке, потом достает обыкновенный черный камешек, точь-в-точь как те, что валяются на обочине шоссе.

— Беру. Мне бы три таких, если есть. И оникс тоже.

Она вздергивает брови, но лишних вопросов не задает:

— Сорок. За каждый.

Вообще-то можно и поторговаться, но Анни, наверное, включила стоимость нужной мне информации. Незаметно протягиваю ей купюры, гадалка ухмыляется, демонстрируя почерневший зуб.

— Итак, что тебе нужно знать?

— Как можно понять, что кто-то поработал над воспоминаниями? Получается просто черная дыра в памяти? А можно одно событие заменить другим?

Анни прикуривает самокрутку. Пахнет почему-то зеленым чаем.

— Отвечая на твой вопрос, я не имею в виду никого конкретно. Это всего-навсего домыслы, понимаешь? Просто делаю амулеты, иногда продаю те, что изготовляют мои друзья, законом это не запрещено, пока, во всяком случае.

Задела за живое:

— Понимаю, все потому, что я не…

— Нечего нос воротить. Я не тебе вообще-то объясняю, а всем подслушивающим нас в данный момент. И поверь мне, таковые имеются.

— Кто?

Анни смотрит на меня, словно на дурачка, долго и пристально, потом затягивается и выдыхает облако чайного дыма.

— Правительство.

— Ага.

Наверняка паранойя, а еще, вполне возможно, она не в своем уме. И все равно еле сдерживаюсь, чтобы не начать озираться.

— Касательно твоих вопросов — зависит от мастера. Лучшие из лучших работают безупречно: убирают воспоминание, а вместо него оставляют другое. А бывают настоящие неумехи. Вот, например, заставят тебя думать, что должен им денег, получат свое и сотрут память, а ты потом прикидываешь: наличность пропала, но никуда ничего не тратил — явный подвох. Между неумехами и профессионалами куча середняков. Кое-что умеют, но работают так себе. После них остаются ниточки, кусочки. К примеру, помнишь ярко-синее небо, а сам день — нет. Или тоска одолевает, а причину определить не можешь.

— Зацепки.

Анни снова затягивается.

— Да, вроде того. Существует четыре типа проклятий: мастер может начисто стереть событие и оставить вместо пего черную дыру — точно как ты и говорил — или заменить на другое, вымышленное, которого и не было никогда. Может покопаться в памяти и что-нибудь вызнать, а еще заблокировать доступ к определенным воспоминаниям.

— Закрыть доступ? А зачем?

Провожу затянутым в перчатку пальцем по безупречно гладкому круглому камешку.

— Заблокировать проще, чем стереть полностью, и, следовательно, дешевле. Точно так же просто изменить память легче, чем создать совершенно новое воспоминание. К тому же блок потом можно снять, и тогда ты все вспомнишь. Удобно в некоторых ситуациях.

Киваю, хотя и не совсем улавливаю суть.

— Мастер может смошенничать: поставит блок, а клиенту скажет, что все стер полностью, и получит свои денежки. Потом идет к жертве и предлагает снять блок, естественно, тоже не бесплатно. Бизнес гнилой, конечно, но разве у молодежи в наши дни осталось чувство профессиональной этики?

Анни пристально в меня вглядывается.

— Родные никогда не рассказывали тебе об этом?

— Я же не мастер.

Стыдно-то как. Некоторые вещи нужно знать, они могли бы доверить мне хотя бы эту информацию. И дураку понятно, что думает обо мне семейство, если умалчивает даже о таком.

— Но твой брат…

Что-то не хочется больше про родных, и я поспешно перебиваю:

— А можно вернуть все как было?

Гадалка пристально смотрит мне в глаза, и я опускаю взгляд. Потом она прокашливается и продолжает, словно не замечая бестактности.

— Магия воспоминаний необратима, но голова-то у людей работает. Заставь, к примеру, всех запомнить, что ты немыслимо крут, — они запомнят, но потом приглядятся и сделают выводы.

Выдавливаю улыбку, но в горле комок.

— А как насчет магии трансформации?

Анни пожимает плечами, на подоле тихонько позвякивают колокольчики.

— А что?

— Это тоже необратимо?

— Обратимо. Другой мастер может повернуть процесс вспять, если только жертву превратили в живое существо. Если, например, парня сделать лодкой, а потом обратно парнем, трансформацию он не перенесет. Живое превращается в неживое навсегда.

Навсегда. Спросить ее про девчонку, ставшую кошкой? Нет, нельзя сообщать такие подробности, и так уже рискую дальше некуда.

— Спасибо.

Встаю. Не очень пока понятно, какая мне польза с этого разговора, ясно одно: чтобы добыть нужные ответы, придется хорошенько побегать.

— Передай деду привет от Косой Анни, — подмигивает гадалка.

— Хорошо.

Не буду ничего передавать, а то придется объяснять, зачем я мотался в Карни. Отойдя на несколько шагов, вспоминаю еще кое-что и возвращаюсь:

— А миссис Захарова все еще в здешних краях?

Мама Лилы. Вспоминаю, как повесил тогда трубку, услышав ее голос, и взгляд миссис 3. в номере гостиницы на дне рождения ее дочери. Мне давно кажется, что она уже тогда, раньше меня самого, разглядела притаившееся чудовище.

— Конечно. Куда же она из Карни? Муженек тут же откроет охоту.

— Охоту?

— Считает, будто жена в курсе, куда делась дочка, но ему не говорит. Я ее успокоила: она переживет мужа. Бриллиант Бессмертия не всесилен.

— Тот, что он вместе с Лилой купил в Париже?

Не знал, что камень так называется, вроде что-то там еще было про Распутина.

— Говорят, он заколдован: владелец якобы никогда не умрет. Чушь, в общем-то, ведь тогда получается — камень не просто отводит проклятия. Но пока действует: ведь Захарова еще никому не удалось укокошить, а сколько народу пыталось! Вот бы взглянуть на этот талисман!