Грешники Святого города - Сэйнткроу (Сент-Кроу) Лилит - Страница 24

— Никогда, — тихо произнес Джафримель, совсем как Князь тьмы, — никогда больше этого не делай.

«Сработало, Дэнни! Вот что на него действует».

Я испытывала детское удовлетворение оттого, что неожиданно обрела контроль над ситуацией.

— Или что?

Я уже освободилась полностью и, если бы не предательская дрожь в голосе, могла говорить вполне уверенно.

— Или придется заставить тебя больше так не делать. — Кровать заскрипела, когда он плавно поднялся на ноги, словно перетек из одного положения в другое. — Думай обо мне что хочешь. Тем более что от моих поступков твое мнение вряд ли зависит.

«Боги верхнего и нижнего мира, неужели он и вправду обиделся?» — изумилась я.

Он двинулся прочь, я же чувствовала такое потрясение, что не могла вымолвить ни слова. Люцифер говорил, что Джафримель — его старшее дитя. Как мне жить с существом таким древним, таким могущественным — и таким чужим? Он не был человеком, как бы ни притворялся ради меня.

Не человек. Нелюдь.

Но ведь я сама тоже не совсем человек. Возможно, что-то человеческое сохранилось лишь в моем разуме да в неспокойном, ноющем сердце.

«Нет, я все-таки человек. Разума и сердца достаточно».

Дверь спальни затворилась за ним. Я уселась, сгорбившись на краю кровати, закрыла лицо руками, вытерла слезы. Пару долгих мгновений меня била дрожь, потом я вздохнула, опустила кулаки на колени, и взгляд мой упал на папку, лежащую поверх скомканной постели. Джафримель прав: я потеряла способность четко мыслить. Он вывел меня из терпения и тем самым помог прийти в себя.

«Сначала нужно дождаться ночи. А потом встретиться с Абракадаброй».

Глава 12

Я лежала на боку, свернувшись клубком, сжимая меч. Портупея со всем снаряжением валялась у ног, так и оставшихся обутыми. Я думала про ключ, про крышу мира, про то, что мне делать после встречи с Аброй и как поступить с убийцами Гейб, кем бы они ни оказались.

А еще я думала о том, как найти дочку Гейб. Но ничего не могла выдумать.

В голову лезли какие-то нелепые ребяческие идеи мести, и я старалась их отметать. Стресс явно приводит к саморазрушению, и чтобы привести сознание в порядок, мне требовался сеанс медитации. Чем стремительнее и жестче я собираюсь действовать, тем нужнее мне ясная голова и способность держать себя в руках.

Но сначала надо отдохнуть.

Сумеречная дрема сморила меня в обеденный час, и тут из соседней комнаты донеслись голоса Джафа и Маккинли. Не замечать их было трудно, слишком уж острый у меня слух, и я невольно прислушалась.

— Тиенс прав. Зря ты не… — проговорил Маккинли. Похоже, он расхрабрился.

— Я не спрашиваю твоего мнения, Маккинли, — прервал его Джафримель, что свидетельствовало о крайнем раздражении. — Я требую твоей вассальной верности, а это не одно и то же.

Последовала долгая пауза.

— Свой долг я соблюдаю неукоснительно. Если бы я не предупредил тебя, что ее поведение опасно, — вот это было бы нарушением верности.

— И что ты предлагаешь? Посадить ее на цепь, как нихтвренскую игрушку? Или позволить ей совершить по глупости самоубийство и кануть во тьму вместе с ней?

В каждом слове звучал яростный гнев. Я зарылась в мягкую постель, радуясь тому, что Джафримель не говорит таким тоном со мной. И смутно встревоженная его словами.

«Самоубийство по глупости? Так он понял мои намерения? Впрочем, могу себе представить, какого он мнения насчет моей зрелости».

Эта мысль заставила меня вздрогнуть.

Пора кое-что прояснить. Я лежала неподвижно и, пока в уме у меня складывались элементы головоломки, ждала темноты, когда смогу развернуться, как змея, притаившаяся под камнем. Развернуться и начать охоту.

— Ну, когда ты говоришь прямо, все становится яснее.

Голос Маккинли звучал так, словно он улыбался, вопреки обыкновению.

Я чертовски устала. Веки были неподъемно тяжелыми, знак на плече пульсировал и гудел, омывая кожу теплой энергией, согревая и расслабляя. Я больше не могла плакать, мне едва хватало сил слушать.

И я слушала.

— Выбор невелик, — произнес Джафримель с печалью, какой я никогда не слышала в его голосе. — Ее ненависть или ее боль — сам не знаю, что тяжелее вынести.

«Если бы ты просто поговорил со мной, Джаф».

Предчувствие пробежало по моей коже множеством крохотных алмазных иголочек. Предвидение — не самый сильный мой дар, особенно на отдаленную перспективу, но порой, в самых тягостных обстоятельствах, у меня случаются озарения.

Однако сейчас у меня слишком болело сердце. Меня трясло от растворившейся в крови жажды мести. Мне хотелось убивать, и мне было все равно, с кого начать.

С кого угодно. И это меня беспокоило.

Будущее оставалось темным — лишь чувство опасности да какое-то странное ощущение на запястье, повыше личного датчика. Наруч я сняла, но кожу покалывало именно там, где я его носила. При мысли об этом к горлу подступила тошнота, но я ее отогнала.

«Расслабься, Данте. Сейчас ты ничего не можешь сделать. Дыши глубже и жди. Держи себя в руках. Не думай ни о чем. Просто дыши».

Что я и делала.

А потом вдруг преодолела грань и канула в серое ничто. То было не черное беспамятство, куда погружал меня Джафримель, не укрепляющий сон сознания. Нет, этот сон больше походил на все бесконечные и беспорядочные метания моей жизни. Разум был парализован стрессом, тогда как подсознание, интуиция и озарение продолжали работать, перемалывая крупицы информации.

Предвидение — дело чертовски трудное, и на сей раз я так и не преуспела. Но мои усилия привели к тому, чего не случалось с тех пор, как я перестала быть человеком.

Мне приснился сон.

И на этот раз я попала не в зал смерти.

Подобрав юбки, я спускалась по ступеням широкой лестницы. Внизу поблескивал натертый воском паркет бальной залы.

Место было знакомое: отель «Арменье» в Старом Квебеке. Я останавливалась там во время одного дела: гостиница была дорогой, но суточные, получаемые от Гегемонии, с лихвой покрывали расходы. Это было как раз накануне смерти Дорин, и цена меня не волновала: главное, чтобы была крепкая магическая защита и зал для спарринг-боев. Персонал дружелюбно относился к псионам — это стоило лишней кредитки. Кроме того, у меня имелись раны — ножевая и огнестрельная плюс повреждение левой руки, полученное во время поединка с тем, за кем я охотилась. Пострадав при исполнении, я имела право расслабиться, выжидая, пока враг допустит какую-нибудь промашку и даст мне зацепку, позволяющую довести дело до конца.

Танцевальный зал был одним из моих любимых мест. Большую часть дня он пустовал, и там хватало свободного пространства, чтобы проделывать боевые упражнения в отсутствие зевак. К тому же здесь никто не мог вызвать меня на тренировочный поединок, когда у меня не было настроения. За узкими окнами зала пульсировали неоновые огни ночного города. Слышался отдаленный гул транспорта и ритмы музыки из ночного клуба, который находился по соседству с залом.

Это подсказывало, что я вижу сон. «Арменье» располагался в оживленном городском центре, но стены там были толстые, с превосходной звукоизоляцией. Шансов услышать шум ночного клуба было не больше, чем застать кого-то из персонала насвистывающим гимн Федерации Пучкин.

Другим доказательством того, что я вижу фантастический сон, был архаический фасон моего платья. Красный шелк, длинная шуршащая юбка, корсаж на грани приличий и рукава с напуском, скрывающие руки. Обычные человеческие руки, а не золотистые демонские. Я видела заживший шрам на правом большом пальце, неровную текстуру бледной человечьей кожи, красный молекулярный лак, который я использовала до преображения. На тыльной стороне правой ладони желтел след еще не сошедшего синяка.

По искаженной логике сна, все это имело свой извращенный смысл. На моей шее красовалось ожерелье, сделанное Джейсом: оправленные в серебро приаповы косточки и напоенные кровью гелиотропы. Настоящее ожерелье было на мне, на моем спящем теле, а эта иллюзорная копия гудела, и наполнявшая ее энергия пульсировала у моих ключиц.