Туарег - Васкес-Фигероа Альберто - Страница 17

– Ты не можешь приводить Калеба в качестве примера. Он был подонком.

– Однако таких подонков посылают объясняться с нашими самыми кристально чистыми людьми, которых мы должны холить и лелеять, поскольку это живая часть самого лучшего в нашей истории и в нашем народе. Всякие там Калебы, Малики да губернатор Бен-Куфра – вот кто получает назначение в пустыню, в то время как французы направляли сюда самых отборных офицеров.

– Не все были плохими, как полковник Дюпрэ, и тебе это известно. Или ты забыл об Иностранном легионе и его головорезах? Они тоже причиняли вред нашим племенам, устраивали кровавые расправы, лишали колодцев, пастбищ и вытесняли их на каменистые земли.

Лейтенант Разман зажег трубку, бросил взгляд в сторону кухни и заметил:

– У тебя мясо пригорает. Нет… – добавил он вслед за этим. – Я не забыл о Легионе и о его зверствах. Но ведь, насколько мне известно, они действовали так, потому что находились в состоянии войны с мятежными племенами, и не остановились, пока их не подавили. Такова была их задача, и они ее выполнили, точно так же, как я завтра буду выполнять задачу по поимке туарега, поскольку он восстал против существующей власти, какой бы она ни была. – Он помолчал, наблюдая, как Суад сняла мясо с огня и разложила по тарелкам, которые затем принесла и поставила на стол. – Так в чем же разница? В войне мы вели себя так же, как колонизаторы, однако в мирное время не способны последовать их примеру.

– Ты следуешь их примеру, – мягко заметила Суад. В тоне ее голоса, несомненно, звучала любовь. – Ты стараешься помочь бедуинам и понять их, тебя беспокоят их проблемы, вплоть до того, что тратишь на это свои деньги… – Она недоверчиво покачала головой. – Сколько тебе должны и сколько тебе заплатят? Вот уже несколько месяцев я не видела ни гроша из твоего жалованья, хотя предполагалось, что здесь мы что-то скопим… – Она жестом остановила его: – Нет. Я не жалуюсь. Мне хватает того, что у нас есть. Единственное, чего я хочу, это чтобы ты понял: тебе не по силам решить все проблемы. Ты всего-навсего лейтенант отряда, который даже не отмечен на карте. Отнесись к этому спокойно… Когда будешь, как Дюпрэ, военным губернатором провинции и близким другом президента Республики, возможно, ты сможешь что-то сделать.

– Не думаю, что к тому времени останется, что защищать, – возразил лейтенант, начиная медленно пережевывать жесткое и жилистое мясо старого верблюда, которого он приказал зарезать, пока тот не издох без посторонней помощи. – Только за одно поколение независимой нации мы уничтожим все, чему удавалось выживать на протяжении столетий. Что скажет о нас История? Что скажут наши внуки, когда увидят, как мы воспользовались нашей свободой? – Он было хотел еще что-то добавить, но его прервал негромкий стук в дверь, заставивший его повернуться в ту сторону. – Войдите! – пригласил он.

На пороге выросла долговязая фигура сержанта Ажамука, который отдал честь, поднеся руку к тюрбану.

– По вашему приказанию прибыл, мой лейтенант! – отрапортовал он. – Добрый вечер! – добавил он вежливо. – На посту ничего нового. Будут какие-то распоряжения?

– Да. Проходите, пожалуйста, – сказал лейтенант. – На рассвете отправляемся на юг. Девять человек на трех автомашинах. Я поеду с ними, а вы останетесь здесь за командира. Подготовьте все, пожалуйста.

– На сколько дней?

– На пять… Максимум на неделю. Сержант Малик подозревает, что этот туарег, скорее всего, пересекает эрг в направлении Сиди-эль-Мадья. – Лейтенант заметил, что на лице сержанта появилось выражение неодобрения. – Мне это тоже не по душе, однако предполагается, что это наш долг.

Сержант Ажамук умел держать себя в рамках, но он был хорошо знаком с лейтенантом Разменом и знал, что может позволить себе высказаться.

– Со всем уважением, господин, – сказал он. – Вам не следовало бы позволять этому сброду из Адораса навязывать вам свои проблемы…

– Они – часть армии, Ажамук, – заметил лейтенант. – Хотим мы этого или нет…

– Садитесь, пожалуйста! Пирожное?

– Спасибо, но мне не хотелось бы причинять беспокойство.

Суад уже отправилась на кухню с тарелками – они так и не съели то, что в них было: мясо оказалось практически несъедобным – и вернулась с подносом домашних сладостей, от которых глаза пришедшего заблестели.

– Ну же, сержант! – засмеялась она. – Мы же вас знаем. Я вынула их из духовки два часа назад.

Рука сержанта потянулась к пирожным, словно она жила собственной жизнью, независимой от воли хозяина.

– Вы меня губите, госпожа, – признался Ажамук. – А моя жена, сколько ни пытается, не может приготовить такие ни… – Он впился своими огромными белыми зубами в рассыпчатое миндальное пирожное и с наслаждением начал его жевать. Сидя все еще с полным ртом, он добавил: – С вашего разрешения, лейтенант, думаю, вы должны позволить мне отправиться с вами. Никто не знает этот район так, как я.

– Кому-то надо остаться командовать здесь.

– Вы можете поручить это капралу Мохамеду. А ваша жена умеет обращаться с радио. – Он замолчал, чтобы прожевать. – Здесь никогда ничего не происходит.

Лейтенант размышлял, в то время как Суад разливала чай – горячий и сладкий, душистый и аппетитный. Ему нравился сержант, он любил его компанию, и тот был единственным из всех его подчиненных, кто был способен поймать беглеца. Возможно, поэтому – почти бессознательно – он старался не подключать его к поискам, так как сам в глубине души оставался на стороне туарега. Они обменялись взглядами поверх стаканов с чаем, и каждый из них догадывался, о чем думает другой.

– Если кто-то должен его схватить, – настаивал сержант, – лучше, если это будем мы, чем Малик. Как только туарег попадется ему на глаза, он его пристрелит – и делу конец, чтобы никто не успел вмешаться.

– Вы тоже так полагаете?

– Я уверен.

– Думаете, что его ждет гораздо более счастливая участь, если мы передадим его губернатору? – Он не получил ответа и добавил с уверенностью: – Капитан Калеб не осмелился бы убить того человека без поддержки Бен-Куфра. И меня удивляет, что он не приказал заодно убить и Абдуль эль-Кебира. – Он натолкнулся на серьезный и озабоченный взгляд жены, стоявшей в дверях кухни, и устало вздохнул. – Ладно! – пробормотал он. – Это не наше дело. Хорошо… Вы поедете со мной. Разбудите меня в четыре!

Сержант Ажамук вскочил, словно под действием некоей пружины, отдал честь, не скрывая удовлетворения, и направился к двери:

– Спасибо, лейтенант! Доброй ночи, госпожа… И спасибо за пирожные.

Он вышел, закрыв за собой дверь, однако через несколько секунд лейтенант Разман вышел за ним следом и сел на крыльце – полюбоваться ночью и пустыней, которая простиралась перед ним, постепенно утопая во тьме.

Суад присоединилась к нему, и они долго сидели вот так, в молчании, наслаждаясь чистым и свежим воздухом после целого дня удушающей жары.

Наконец она сказала:

– Не думаю, что тебе следует беспокоиться. Пустыня огромна. Скорее всего, ты никогда его не найдешь.

– Если я его найду, меня, возможно, повысят, – отозвался Разман, не глядя на нее. – Ты думала об этом?

– Да, – спокойно ответила она. – Думала.

– И?..

– Рано или поздно ты все равно получишь повышение. Лучше, если это будет за что-то, чем ты будешь гордиться, а не за то, что ты выступил в роли полицейской ищейки. Я не тороплюсь… А ты торопишься?

– Мне бы хотелось обеспечить тебе лучшую жизнь.

– Что изменят лишняя звезда и прибавка к жалованью, если ты никогда не носишь форму, а жалованье продолжаешь давать в долг? Тебе задолжают еще больше денег, вот и все.

– Может быть, меня переведут в другое место. Мы могли бы вернуться в город. В наш мир…

Она весело рассмеялась.

– Брось, Разман! – воскликнула она. – Кого ты пытаешься обмануть? Вот он, твой мир, – и ты это знаешь. Ты останешься здесь, сколько бы тебя ни повышали. А я останусь с тобой.

Он повернулся к ней и улыбнулся: