Плененные сердца - Кинг Валери - Страница 20

– О нет! – проговорила она, садясь, что вызвало у нее новый приступ дурноты. Уронив голову на руки, Эвелина простонала: – Уходите! Уходите, я вас умоляю!

– Разумеется, если ты этого хочешь, дитя мое, но почему? Не лучше ли тебе будет, если я останусь поблизости? Я принесла лавандовой воды приложить тебе к вискам.

Услышав голос леди Эль, Эвелина почувствовала такое облегчение, что глубоко вздохнула и спокойно опустила голову на подушку, которую леди Эль держала в руках.

– Милая тетя, она ушла?! – воскликнула она. – Скажите мне, что она ушла!

– Ты имеешь в виду Бабочку? – спросила тетка. – Боюсь, что нет. Дело в том, что я пригласила ее остаться.

Приподняв голову, Эвелина уставилась на тетку.

– Вы пригласили ее остаться? – переспросила она, поправляя очки. – Вы хотите сказать, что вы ее тоже видите?

– Ну конечно. – Леди Эль прижала смоченный лавандовой водой платок ко лбу Эвелины. – Последнее время я ее часто видела.

– Неужели?

Эвелина, повернув голову, увидела Бабочку, стоявшую у окна. Она придерживала своими длинными изящными пальцами заштопанные муслиновые занавески. При этом она рассеянно смотрела в запущенный сад. Эвелину снова поразила красота молодой женщины.

– Но кто она? Я полагаю, это одна из ваших божественных гостей с Олимпа, но кто? Афродита?

– О нет. И лучше не повторяй это вслух, а то Бабочке достанется. Неужели ты не узнаешь ее. Она, конечно, очень остроумно назвалась Бабочкой. Она также олицетворяет и человеческую душу. Ее зовут…

– Психея, конечно! – воскликнула Эвелина, призвав на помощь свои знания мифологии. Она также вспомнила, что говорила ей Психея о своей свекрови, такой волшебно прекрасной. – Значит, Афродита – ее свекровь, а Эрвин… Эрот – ее муж! Подумать только! Я никогда не предполагала, что у них могут быть проблемы в семейной жизни, как у нас, смертных. О леди Эль, леди Эль, вы только послушайте, я уже стала выражаться, как вы. Но я не могу поверить, что она здесь, что она существует. Сознайтесь, если бы вы не видели ее сами, вы бы, наверное, без колебаний отправили меня в сумасшедший дом. Но как это возможно? Я всегда думала, что вы… что ваш рассудок… что, может быть…

– Может быть что, милочка? Что я пью хересу больше, чем следует?

– О нет, ничего подобного, но мне казалось, что у вас некое неопасное расстройство воображения. Я всегда считала, что вам кажется то, чего на самом деле нет, и все такое.

– Я знаю, – усмехнулась леди Эль. – Ты и не представляешь себе, как это забавляет меня – видеть ваши лица, ваше недоумение. Бедный Брэндрейт просто совсем лишился со мной терпения. Он даже стал говорить, что беспокоится о моем здоровье и не лучше ли мне переехать в Стэйпл-Холл.

Забыв совершенно о теме их разговора, Эвелина даже села от удивления.

– Он никогда об этом мне не говорил! – сказала она, не в состоянии поверить в такое великодушие маркиза.

Леди Эль поднесла смоченный в лавандовой воде платок к ее носу.

– Это очень помогает при обмороках, дорогая. А тебе еще час-другой будет не по себе. Что касается Брэндрейта, ты его недооцениваешь, Эвелина, поверь мне. Твое столь дурное мнение о нем лишено всяких оснований. Ну, может быть, я преувеличиваю, кое-какие основания найдутся, но, право, не так уж они и серьезны. Впрочем, я сказала ему, что не имею намерения покидать свой дом. Он вполне меня понял и вскоре сделал мне это в высшей степени щедрое предложение по поводу греческой скульптуры Зевса.

– Я его не понимаю, – проговорила Эвелина. – Но это очень великодушно с его стороны – предложить вам поселиться у него. Я так ему и скажу при первой возможности. Только я боюсь, что он подумает, будто я лишилась рассудка.

– Почему? – воскликнула леди Эль. – Потому что ты одобряешь его поведение?

Эвелина снова откинулась на подушку, лежавшую на коленях тетки. Она обняла леди Эль за талию и всхлипнула.

– Потому что я стояла у всех на виду в гостиной и пыталась представить Бабочку ему, Аннабелле и всем остальным!

Леди Эль рассмеялась и никак не могла остановиться. Эвелина встревожилась. Приподнявшись, она попросила тетку объяснить ей причину своего веселья:

– Уж и не знаю, что я такого сказала, чтобы вы смеялись до слез.

– Нет, это все прекрасно, просто восхитительно! Я рада, я в совершенном восторге! Ты такая всегда серьезная и чопорная – и вдруг ты попыталась представить Брэндрейту Бабочку! Я очень удивлюсь, если это не расположит его к тебе. Как жаль, что я в тот момент… задремала и не видела выражения его лица.

– Если бы я сделала такое в шутку, быть может, это бы ему и понравилось. Он ведь в жизни только и занят поиском развлечений. Но поскольку все выглядело совершенно серьезно, и вдруг такой конфуз, он наверняка подумает, что я помешалась и действительно верила, будто Бабочка, – при этом Эвелина сделала жест в сторону фигуры у окна, – стоит рядом со мной.

– Даже если и так, попомни мои слова, он непременно докопается до сути дела. Не таков Брэндрейт, чтобы просто пропустить столь удивительный случай. Психея, вы согласны со мной? Не правда ли, все идет как нельзя лучше?

Отойдя от окна. Психея приблизилась и опустилась на колени возле Эвелины. Она не ответила сразу на вопрос леди Эль, но обратилась к Эвелине:

– Простите, если я напугала вас и причинила вам неприятности. Я не хотела этого. В тот момент мне действительно очень нужно было почувствовать себя смертной. Вы подарили мне такую полноту ощущений, что я совсем забылась.

Под этим умоляющим задушевным взглядом сердце Эвелины дрогнуло. Все ее опасения исчезли, как и сама мысль о том, что Психея невидима. Да и то, что все это может происходить, если вдуматься, только в больном воображении, уже не волновало ее. Ну, боги, ну, греческие. С кем не бывает.

Нежно коснувшись руки молодой женщины, она сказала:

– Не стану притворяться, что я хоть немного понимаю, как это может быть, что вы сидите здесь, передо мной. Сочтем, что это не важно. Я желаю вам всего хорошего и предлагаю свою дружбу.

– Вот так-то лучше! – воскликнула леди Эль. Обняв Эвелину за плечи, она поцеловала ее волосы и затем обратилась к Психее: – Но что вы скажете о моей внучатой племяннице? Правда, она прехорошенькая?

– О да, – живо откликнулась Психея, к большому удивлению Эвелины.

– Какой вздор! – заявила Эвелина. – Вовсе я не хорошенькая. Я, что называется, приличной наружности, и если уж очень постараться найти для меня подходящий комплимент, то можно сказать, глаза у меня недурны.

– Чепуха! – возразила Психея. Глаза у нее заблестели. – Вы просто мало обращаете внимания на свои туалеты, и, если я не смогу сделать ничего более полезного, находясь под крышей дома вашей тетушки, по меньшей мере я научу вас более удачно причесываться и выбирать платья, более подходящие к вашей чудесной фигуре. Я не всегда была такая, какой вы меня сейчас видите. За столетия я многому научилась от моей прекрасной, хотя и грозной свекрови. Можете мне вполне довериться.

– Но зачем? – спросила Эвелина, озадаченно разводя руками. – У меня нет никаких причин столь тщательно выбирать туалеты, как вы выразились. У меня нет и денег, чтобы обновить свой гардероб. Да и никакого интереса к этому занятию, единственной целью которого является найти себе мужа.

– Цель здесь совсем другая, – с серьезным видом возразила Психея. – Это любовь. Только любовь, и ничто иное, иначе перед потрясениями, которые разрушают даже самые счастливые союзы, браку не устоять.

– Любовь меня не интересует, – сердито заявила Эвелина.

– Любовь интересует всех, – со знанием дела кивнула Психея, – и куда больше, чем вы думаете. По упрямому выражению вашего лица я вижу, что вы намерены со мною поспорить. Но я вам этого не позволю. Вот, кстати: скажите-ка мне, неужели вы были совершенно безразличны к поцелуям лорда Брэндрейта? Если я услышу ваше «да», я сейчас же покину этот дом. Я оставлю вас в покое и никогда больше не вернусь сюда. Ну что? Отвечайте же! Вас ничуть не взволновали ласки его милости?