Страсть по расчету (Строптивая леди) - Кинг Валери - Страница 38

Слушать Эмили было наслаждением — ее колоратурное сопрано, лиричное, проникновенное, оказалось достаточно сильным, чтобы заполнить мелодией всю гостиную. Аккомпанировала певице леди Перселл, прекрасно чувствуя исполнение миссис Гастингс.

Шарлотта увидела, что Стоунлей смотрит на Эмили с теплой улыбкой. И, как всегда, когда он рядом, знакомая волна обожания и чего-то еще — страсти? — захлестнула Шарлотту. Догадывается ли он о ее мыслях, чувствует ли их?

И по непонятному чудесному совпадению именно в тот момент, когда она задала себе этот вопрос, Стоунлей повернулся к Шарлотте и уже не сводил с нее глаз, пока Эмили не закончила петь.

О чем он думает? Испытывает ли те же чувства, что и она? Ей хочется быть с ним, видеть его, слышать его голос, чувствовать, как его руки обнимают ее. Безразличие лорда к тому, что из-за нее он стал объектом шуток, поразило Шарлотту больше всего. Лишь находящийся в согласии с самим собой человек мог с такой легкостью отнестись к насмешкам, обрушившимся на него буквально с той минуты, как он вошел в дом Гастингсов.

30.

На Брайтон спускались сумерки, и прохладный вечерний туман наползал с моря на Стейн. Шарлотта шла, опираясь на руку Стоунлея, но держалась настороженно. Что-то показалось ей не так в поведении лорда. Последние два дня Стоунлей как будто задался целью провести с ней и Генри как можно больше времени. Во второй половине первого дня он нанес Шарлотте «утренний» визит, а вечером танцевал с ней на балу в «Шип Ин». На следующее утро он заехал за Генри, прихватил Уильяма и Джорджа Гастингсов и отправился с ними купаться в море. А потом вся компания, к которой присоединилась и Шарлотта, позавтракала в «Касл Ин». Во время трапезы, к неописуемой радости мальчика, лорд со знанием дела рассказывал Генри о достоинствах каждой проезжавшей мимо лошади. А днем повез Шарлотту на прогулку к холмам. Путешествие они совершили в его парном двухколесном экипаже, черном и сверкающем.

И каждый раз они вновь возвращались к своей непринужденной манере общения, беседуя обо всем и ни о чем. Обсуждали достоинства идеалистических концепций мистера Брауна, связанных с пантизократией. Спорили, куда сначала полетит бьющаяся о стекло муха — к верхней или к нижней раме окна. Высказывали соображения по поводу управления имениями, рассуждали и о распределении обязанностей между дворецким и экономкой так, чтобы не обидеть ни того, ни другую. И совершенно неожиданно в течение этих двух дней Стоунлей вдруг замолкал на полуслове и смотрел на Шарлотту. И по выражению его лица она понимала, что, будь они одни, он снова поцеловал бы ее.

Забота и внимание, которыми Стоунлей щедро окружил девушку, свидетельствовали о том, что он полностью излечился от дурного настроения. И чем с большей нежностью относился он к Шарлотте, тем сильнее она начинала зависеть от его растущего к ней интереса.

Но сейчас, когда они неторопливо прогуливались по Стейну — полковник Гастингс и Эмили держались неподалеку, — Шарлотта почувствовала, что назревает неприятность, подобная той, что произошла у Уокера. На лице Стоунлея, как и тогда, появилось упрямое выражение, и он избегал смотреть на нее.

Шарлотте внезапно пришло в голову, что, возможно, иногда тот же недуг, что заставлял его сестру вести себя неприлично и опасно, овладевает им самим.

Он крепко сжал ладонь Шарлотты, замедляя шаг, точно так же, как в последний раз, когда они вместе гуляли по Стейну. Эмили и полковник ушли далеко вперед.

Когда же Стоунлей еще и умолк, Шарлотта решила узнать, что же произошло, и разрядить возникшее напряжение.

— Только не говорите мне, Эдвард, что у вас опять разлилась желчь, — предупредила девушка, желая вывести его из странного состояния, потому как посчитала его поведение причудой.

Остановившись, Стоунлей воззрился на нее, как если бы был крайне раздражен.

— У меня все в порядке. Тем не менее, буду крайне признателен, если вы ускорите шаг, приноравливаясь к моему. Мне не нравится плестись как черепахе.

— Черепахе? — отозвалась изумленная Шарлотта. — Ускорить шаг? Да я как раз пыталась подстроиться под ваш шаг.

— Что ж, вы ошиблись.

Множество клокочущих слов теснилось сначала в голове Шарлотты, потом поспешило на язык, но она все их удержала. Не стоит ссориться с ним. Усилием воли, усмирив свое негодование, она ответила:

— Если вы предпочитаете быструю ходьбу, буду счастлива составить вам компанию.

— Великолепно, — улыбаясь, сказал он и ускорил шаг.

Да как! К ужасу Шарлотты, ей скоро пришлось почти бежать, чтобы не отстать от него. Может, он все же сумасшедший, как Элизабет?

Наконец она вскрикнула:

— Хватит, Стоунлей! Это нелепо! Я не лошадь! Я женщина, и ноги у меня короче ваших.

Шарлотта остановилась на кирпичной дорожке, не обращая ни малейшего внимания на нескольких представителей высшего общества, с любопытством их разглядывавших.

Стоунлей повернулся к ней, его синие глаза сверкнули.

— Я прекрасно знаю, что вы не лошадь, но полагаю, вы недооцениваете свои возможности. Хотите сказать, что не желаете идти со мной?

Шарлотта перевела дух, озадаченно глядя на лорда.

— Ну? — поторопил он.

Его вид излучал высокомерие, и Шарлотта почувствовала нечто большее, чем досаду, ее душил гнев. Когда же он театрально скрестил на груди руки и нетерпеливо вздохнул, ожидая ее ответа, она дважды глубоко вдохнула воздух и внятно произнесла:

— Вы ведете себя грубо и сознаете это. Я не вполне понимаю, почему вы так поступаете, разве что хотите от меня избавиться. Если дело в этом, нет ничего проще. Если же вы предпочитаете извиниться…

— Извиниться? — не веря своим ушам, переспросил Стоунлей. — Я всего лишь спросил вас: «Хотите сказать, что не желаете идти со мной? « Вам следовало только ответить. Не могу понять вашей желчности.

— Моей желч… — Она остановилась, прежде чем два или три неподобающих леди слова сорвались у нее с языка. — Ясно, — наконец произнесла она. — Похоже, я совершила большую ошибку.

Стоунлей вздохнул с облегчением, не поняв, о какой ошибке сказала Шарлотта.

— Так-то лучше, — выговорил он, дерзко глядя на нее и не разнимая скрещенных на груди рук.

— Вы так полагаете? — весело спросила она. — Возможно, вы правы.

Повернулась и пошла прочь. К удивлению девушки, Стоунлей тут же ухватил ее за руку и силой заставил остановиться.

— Вы уходите? — ошеломленно спросил он. — Я вам не разрешаю.

— Не разрешаете? — удивленно переспросила Шарлотта. — У вас нет на меня никаких прав, лорд Стоунлей. И даже если были бы, я бы все равно ушла. Ваше поведение нетерпимо для меня.

— Вы не можете оставить меня стоять тут, как простолюдина.

— Да как вы смеете, — задохнулась Шарлотта. — Как вы смеете указывать мне, что делать и чего не делать, особенно если сами обладаете дурными манерами. Эдвард… нет, я отказываю вам в чести и дальше называть вас по имени. — И она продолжила более официально: — Лорд Стоунлей, спешу заметить, что простолюдин обошелся бы со мной с гораздо большим уважением, чем вы. Поэтому избавьте меня от заявлений, что ваш титул обязывает меня считаться с вашим жалким поведением, потому что я с ним не считаюсь… и никогда не буду!

Он хотел заговорить, но она надменно подняла руку.

— Ничего не хочу слышать, Стоунлей! А я-то недоумевала, почему вы с вашим воспитанием, состоянием и титулом не способны склонить ни одну из ваших знакомых дам к браку с вами. Теперь мне все понятно. Доброй ночи, сэр.

Шарлотта нашла наемную карету, которая могла доставить ее на Вест-стрит, и уехала.

Стоунлей позволил ей уйти. Его мысли сшибались друг с другом, не давая ногам сдвинуться с места. Он глядел вслед удаляющейся Шарлотте, долго оставаясь на том месте, где она его покинула. Лорду хотелось расхохотаться во весь голос. Знала ли она, какую иронию заключало в себе ее последнее замечание? Скорее всего — нет. Но в его памяти ее слова останутся как самое дорогое сокровище в его ухаживании за этой девушкой.