Зачем вы, девочки, красивых любите, или Оно мне надо? - Славачевская Юлия - Страница 68

— Кто там?

Признаваться мне было лень, я в это время чавкала сочным персиком. Постучала еще раз. Ногой.

— Никого нет! — прозвучал наивный ответ.

Ха! Проявив ангельское терпение, я испытала судьбу в третий раз и постучала в дверь нарукавником от рыцарского доспеха. Недолго. Раз десять.

— Все заняты! — поменяли внутри показания.

Но их это не спасло! Потому что, закончив с фруктом, я вспомнила о… фаерболах. Недолго думая повесила в воздухе один и, проявив бездну несвойственного мне милосердия, предупредила смертников:

— Выходим по одному, или взорву эту хрень к кузькиной матери! А ей это не понравится. По себе сужу — матери погромов не любят.

Угроза прошла через дверь, усиленная рупором, наспех смастряченным из слегка погнутого нарукавника, и дошла до места назначения. Оформившись в мужских умах (я не сомневалась в наличии там многих перебежчиков), побродила немного, побаловалась цветным граффити, красочно нарисовав картину разрухи, и легкомысленно свалила.

— Какая стервь испоганила мою любимую салфетку? — меланхолично вопросила Повелительница, окидывая ищущим взором окрестности и не решаясь вытереться о чистую занавесь.

Спрашивается, кто виноват? Мужчины! Кто сейчас будет страдать долго и мучительно?

Как говорится: была бы водочка, а повод мы найдем! В смысле главное — найти подопытны… подопечных, а в чем их обвинить — беременная женщина найдет всегда!

— Ну, горемычные, стройтесь по росту и сушите сухари. — Прикрикнула, нагнетая угрозу: — Айлонор, я про тебя в первую очередь!

В ответ — тишина. «Обком закрыт, все ушли на фронт».

Терпение меня не покидало, зато покинул нарукавник. Он чуть-чуть не попал в цель. Я не расстроилась. Рядом со мной был практически целый рыцарский доспех, а я с детства обожала играть в конструктор.

В процессе разборки и последующего тюнинга новейшей модели я придала изделию местных оружейников весьма кокетливый и оригинальный вид. Для начала покрасила доспехи в нежно-розовый цвет. Потом притушила розовое сияние обильными белыми кружевами, обшитыми мелкими жемчужинами. Поверху наклеила блесток, полирнула изделие стразиками… Блеск! Борис Моисеев и Сергей Пенкин умрут от зависти! (Зато в следующий раз мужички будут услужливо прибегать до того, как я стану ломиться в дверь! Или я им сабли с алебардами тоже протюнингую. Тем же манером.)

Погремев для острастки железяками и впечатлив окопавшихся кабинетчиков, я приготовилась терпеливо ждать.

Билась об окно занудно жужжащая муха, из-за угла в пятый раз выглядывал и сразу прятался вихрастый перепуганный оруженосец Повелителя, который не успел укрыться со старшими товарищами в «священной обители». Тягучее время словно замедлило свой бег, вяло наблюдая за мушиными крыльями.

Но тут неожиданно вмешалась сама природа. Меня согнуло болезненной судорогой начинающихся родовых схваток.

— Да-а-ар! А-а-а!! — заорала я, хватаясь за стену. — Если ты сейчас же не выйдешь!.. — (Пошла вторая волна.) — А-а-а-а-а! Станешь поддверным папой!

За дверью раздался характерный звук падающего тела. Какие слабонервные мужики вокруг!.. Пришлось прибавить громкости и подпустить ультразвука:

— Рожаю! Здесь! Сейчас! У-у-убью!

Это я, кажется, зря последнюю фразу сказала. Там кто-то еще упал.

— Слушайте, у меня времени мало! — завопила в перерывах между схватками. — Если вы по очереди будете укладываться отдыхать, то завтра я вас всех насильно заставлю нянчить моего младенца!

В это время меня накрыло по-настоящему. Больно было жутко.

— А-а-а-а! — зашлась я в крике. — Дар, ты сволочь!!! Разведу-у-усь!

На «сволочь» и «разведусь» мой муж почему-то откликнулся сразу и выпал наружу. Узрев меня согнутую, бледную и орущую от боли, позеленел и…

— Стоять! — Взяла бразды правления в свои руки.

Он замер, не зная, как лучше действовать дальше. Такой потерянный… загнанный… несчастный… М-дя, рожают женщины, а мучаются бедненькие мужчины!

— Тащи сюда сокамерников, — велела я, держась из последних сил. — Отведите меня в комнату, позовите Машу и врача. Повтори!

— Позвать тебя, притащить врача, отвести Машу, — пересохшими губами прошептал супруг, ничего не соображая.

— Почти правильно, — одобрила я. — Действуй!

И все же он начал отдавать необходимые распоряжения под мои практически непрерывные вопли, проклятия и матюки. Самым приличным было:

— А-А-А-А-А! Да чтобы я!.. Еще раз!!! Да никогда в жизни!!! А-А-А-А-А!!!

Меня бережно перенесли в комнату, уложили на кровать, и вокруг засуетились врач, Маша и кто-то еще. Сквозь пелену боли мне уже плохо соображалось. Боль приходила и уходила, а ребенок никак не мог выйти наружу. Вокруг меня суетились повитухи. Дар порывался куда-то бежать и был остановлен грозным рыком:

— Не подходи ко мне! Куда ты пошел? Стоять на месте! А-А-А-А-А!!! Только двинься — убью!!! А-А-А-А-А!!! — Я еще далеко не все ему рассказала. У меня был огромный словарный запас! Который я и продемонстрировала во всей красе и широте нецензурного лексикона.

— За тобой записывать нужно, — пытался шутить муж, держа меня за руку.

— Какого черта? — выдавила я, отключаясь мозгами от режущей внизу боли.

— Для потомков, — тихо ответил он, сопереживая.

Ну да! Нашел чем подбодрить!

— Для потомков?! Чтоб знали, как мамочка выражалась? Их что, много будет? А-А-А-А-А!!! Фигу тебе, сволочь шовинистическая! Обойдешься! Попа слипнется! Сейчас рожу этого потомка и та-ак тебя обласкаю!!! Забудешь, как детей делать!!!

Видимо представив процесс забывания воочию, Повелитель чуточку побледнел, следом покрылся алыми пятнами… в итоге дроу принял единственно правильное решение:

— Любимая, дыши! Раз-два! Раз-два!

Это он типа меня так отвлечь хочет? Остроумно!

— Мамочка-а-а-а! Сам! Сам дыши правильно!!! А я — как могу!!! И уже не могу!!! А-А-А-А-А! А-А-А-А-А!!!

— Нужно пустить кровь, — вмешался местный врач-коновал с дипломом садиста. Повитухи из его окружения согласно покивали.

— Уб-б-бью! — завопила я с новой силой и даже попыталась подняться, чтобы слово не расходилось с делом. — Вон!!! Чтоб ноги его рядом со мной не было! И акушерок пусть с собой прихватит!

Врача со товарищи немедленно вытолкали взашей под моим бдительным взглядом. И тут мое зоркое око углядело вопиющую антисанитарию — толпу народа в сапогах, натоптанные следы и кучки уличной грязи в родзале.

— Почему не провели заранее дезинфекцию?! — яростно возмутилась я, корчась в родовых схватках. — Полчища микробов вокруг! А ну, бегом вымыть пол и всем быстро надеть бахилы!

Оставшиеся в комнате муж и Машка тоскливо переглянулись, призадумались и без лишних споров выполнили требование измученной роженицы. Повозюкав по деревянному полу шваброй с тряпкой и заслужив мое молчаливое одобрение, они замотали ноги полотенцами.

— Так хорошо? — участливо спросила сестра, меняя на моем горячечном лбу влажную ткань.

— Сойдет, — пробурчала я, сдерживая крики — жалела сорванное горло. — А там в углу кто копошится?

— Шастамаш из тайной канцелярии… один из лучших в стране… — ответила она. — Не знаю, как лучше объяснить… Придворный маг? Лекарь? Знахарь? Шаман?

— И что он тут забыл? — проскрипела я, от боли со свистом втягивая воздух.

В это время маг проявил инициативу. Он подошел к кровати, на которой лежала роженица и в страданиях готовилась произвести на свет наследника. Рядом сидел Дар, терзаемый совестью, что он в свое время вполне принимал участие в процессе зачатия и даже получал от этого огромное удовольствие. Где-то рядом с родильным ложем отиралась Маша, тоже чем-то терзаемая, но мне сейчас было явно не до определений.

— Ваше величество дозволит мне облегчить ее муки? — склонился в низком поклоне маг.

И этот туда же! У кого-то «Маленький Мук», у меня бо-ольшие муки!

— Да! — выдохнула я. — Сделайте что-нибудь сейчас же или оставьте нас! Можете добить, я разрешаю.

О, какая я вежливая! С магами ссориться себе дороже! Превратит в лягушку, и доказывай потом, что ты не деликатес!