Стихотворения - Киплинг Редьярд Джозеф - Страница 5

5

ТОМПЛИНСОН

Перевод: А.Эппель

И стало так! — усоп Томплинсон в постели на Беркли-сквер,И за волосы схватил его посланник надмирных сфер.Схватил его за волосы Дух черт-те куда повлек, —И Млечный Путь гудел по пути, как вздутый дождем поток.И Млечный Путь отгудел вдали — умолкла звездная марь,И вот у Врат очутились они, где сторожем Петр-ключарь.«Предстань, предстань и нам, Томплинсон, четко и ясно ответь,Какое добро успел совершить, пока не пришлось помереть;Какое добро успел совершить в юдоли скорби и зла!»И встала вмиг Томплинсона душа, что кость под дождем, бела.«Оставлен мною друг на земле — наставник и духовник,Сюда явись он, — сказал Томплинсон, — изложит все напрямик».«Отметим: ближний тебя возлюбил, — но это мелкий пример!Ведь ты же брат у Небесных Врат, а это не Беркли-сквер;Хоть будет поднят с постели твой друг, хоть скажет он за тебя, —У нас — не двое за одного, а каждый сам за себя».Горе и долу зрел Томплинсон и не узрел не черта —Нагие звезды глумились над ним, а в нем была пустота.А ветер, дующий меж миров, взвизгнул, как нож в ребре,И стал отчет давать Томплинсон в содеянном им добре:«Про это — я читал, — он сказал, — это — слыхал стороной,Про это думал, что думал другой о русской персоне одной».Безгрешные души толклись позади, как голуби у летка,А Петр-ключарь ключами бренчал, и злость брала старика.«Думал ,читал, слыхал, — он сказал, — это все про других!Во имя бывшей плоти своей реки о путях своих!»Вспять и встречь взглянул Томплинсон и не узрел ни черта;Был мрак сплошной за его спиной, а впереди — Врата.«Это я знал, это — считал, про это где-то слыхал,Что кто-то читал, что кто-то писал про шведа, который пахал».«Знал, считал, слыхал, — ну и ну! — сразу лезть во Врата!К чему небесам внимать словесам — меж звезд и так теснота!За добродетели духовника, ближнего или родниНе обретет господних щедрот пленник земной суетни.Отыди, отыди ко Князю Лжи, твой жребий не завершен!И… да будет вера твоей Беркли-сквер с тобой там, Томплинсон!»Волок его за волосы Дух, стремительно падая вниз,И возле Пекла поверглись они, Созвездья Строптивости близ,Где звезды красны от гордыни и зла, или белы от невзгод,Или черным черны от греха, какой и пламя неймет.И длят они путь свой или не длят — на них проклятье пустынь;Их не одна не помянет душа — гори они или стынь.А ветер, дующий меж миров, так выстудил душу его,Что адских племен искал Томплинсон, как очага своего.Но у решетки Адовых Врат, где гиблых душ не сочтешь,Дьявол пресек Томплинсону прыть, мол не ломись — не пройдешь!«Низко ж ты ценишь мой уголек, — сказал Поверженный Князь, —Ежели в ад вознамерились влезть, меня о том не спросясь!Я слишком с Адовой плотью в родстве, мной небрегать не резон,Я с Богом скандалю из-за него со дня, как создан был он.Садись, садись на изгарь и мне четко и ясно ответь,Какое зло успел совершить, пока не пришлось помереть.»И Томплинсон поглядел горе и увидел в Адской ДыреЧрево красновато красной звезды, казнимой в жутком пылу.«В былые дни на земле, — он сказал, — меня обольстила одна,И, если ты ее призовешь, на все ответит она.»«Учтем: не глуп по части прелюб, — но это мелкий пример!Ведь ты же, брат, у адовых Врат, а это не Беркли-сквер;Хоть свистнем с постели твою любовь — она не придет небось!За грех, совершенный двоими вдвоем, каждый ответит поврозь!»А ветер, дующий меж миров, как нож его потрошил,И Томплинсон рассказывать стал о том, как в жизни грешил:«Однажды! Я взял и смерть осмеял, дважды — любовный искус,Трижды я Господа Бога хулил, чтоб знали, каков я не трус.»Дьявол печеную душу извлек, поплевал и оставил стыть:«Пустая тщета на блаженного шута топливо переводить!Ни в пошлых шутках не вижу цены, ни в глупом фиглярстве твоем,И не зачем мне джентльменов будить, спящих у топки втроем!»Участия Томплинсон не нашел, встречь воззрившись и вспять.От Адовых Врат ползла пустота опять в него и опять.«Я же слыхал, — сказал Томплинсон. — Про это ж была молва!Я же в бельгийской книжке читал французского лорда слова!»«Слыхал, читал, узнавал, — ну и ну! — мастер ты бредни молоть!Сам ты гордыне своей угождал? Тешил греховную плоть?»И Томплинсон решетку затряс, вопя:«Пусти меня в Ад! С женою ближнего своего я был плотски был близковат!»Дьявол слегка улыбнулся и сгреб угли на новый фасон:«И это ты вычитал, а, Томплинсон?» — «И это!» — сказал Томплинсон.Нечистый дунул на ногти, и вмиг отряд бесенят возник,И он им сказал: «К нам тут нахал мужеска пола проник!Просеять его меж звездных сит! Просеять малейший порок!Адамов род к упадку идет, коль вверил такому порок!»Эмпузина рать, не смея взирать в огонь из-за голизныИ плачась, что грех им не дал утех, по младости, мол не грешны! —По углям помчалась за сирой душой, копаясь в ней без конца;Так дети шарят в вороньем гнезде или в ларце отца.И вот, ключки назад протащив, как дети, натешившись впрок,Они доложили: «В нем нету Души, какою снабдил его Бог!Мы выбили бред брошюр и газет, и книг, и вздорный сквозняк,И уйму краденых душ, но его души не найдем никак!Мы катали его, мы мотали его, мы пытали его огнем,И, если как надо был сделан досмотр, душа не находится в нем!»Нечистый голову свесил на грудь и басовито изрек:«Я слишком с Адамовой плотью в родстве, чтоб этого гнать за порог.Здесь адская пасть, и ниже не пасть, но если б таких я пускал,Мне б рассмеялся за это в лицо кичливый мой персонал;Мол стало не пекло у нас, а бордель, мол, я не хозяин, а мот!Ну, стану ль своих джентльменов я злить, ежили гость — идиот?»И дьявол на душу в клочках поглядел, ползущую в самый пыл,И вспомнил о Милосердье святом, хоть фирмы честь не забыл.«И уголь получишь ты от меня, и сковородку найдешь,Коль душекрадцем ты выдумал стать», — и сказал Томплинсон: «А кто ж?»Враг Человеческий сплюнул слегка — забот его в сердце несть:«У всякой блохи поболе грехи, но что-то, видать в тебе есть!И я бы тебя бы за это впустил, будь я хозяин один,Но свой закон Гордыне сменен, и я ей не господин.Мне лучше не лезть, где Мудрость и Честь, согласно проклятью сидят!Тебя ж вдвоем замучат сейчас Блудница сия и Прелат.Не дух ты, не гном. Ты, не книга, не зверь, вещал преисподней Князь, —Я слишком с Адамовой плотью в родстве, шутить мне с тобою не след.Ступай хоть какой заработай грешок! Ты — человек или нет!Спеши! В катафалк вороных запрягли. Вот-вот они с места возьмут.Ты — скверне открыт, пока не закрыт. Чего же ты мешкаешь тут?Даны зеницы тебе и уста, изволь же их отверзать!Неси мой глагол Человечьим Сынам, пока не усопнешь опять:За грех, совершенный двоими вдвоем, поврозь подобьют итог!И… Да поможет тебе, Томплинсон, твой книжный заемный бог!»