Песочные часы (СИ) - Романовская Ольга - Страница 41

Торха уже висела в другом положении, лицом к зрителям. Голова безвольно поникла на грудь, живот пересекали красные полосы — следы от плети. Всего пять или шесть.

— Она умерла? — тихо спросила я.

— Нет, потеряла сознание от боли. Норн бил сам и не рассчитал силу, сумел нанести только половину ударов. Не стоит, всё же, бить женщину по животу, — пробормотал он.

— Можно подумать, вы бы этого не сделали! — сорвалось с моего языка.

— Не сделал, зелёноглазка. Я против неоправданно жестоких наказаний, достаточно было того, что ей исполосовали всю спину. Моральные страдания людей мне удовольствия не доставляют. Сама знаешь.

— Они продолжат? — я с ужасом наблюдала за тем, как торху приводят в чувство.

— От хозяина зависит. Если хочет забить до смерти, то продолжит, но, по-моему, не стоит. Пятьдесят ударов 'кошкой' не всякий мужик выдержит. Торхой девочке уже не быть, с такими-то шрамами, а как за хыру ещё можно выручить деньги. В конце концов, она никого не убила, не покалечила, чтобы превращать её кожу в лохмотья.

Торху облили водой, и истязание продолжилось.

Его прерывали ещё дважды по той же причине: девушка теряла сознание.

Наконец всё закончилось. Обмякшее окровавленное тело сняли, завернули в какую-то ткань и унесли.

— Неужели Вам её не жалко? — не выдержав, я расплакалась. Представила себя на её месте, подумала, был бы так жесток ко мне собственный хозяин. Сколько ударов досталось бы мне?

— Почему не жалко? Просто существует закон, за нарушения которого необходимо карать. У каждого есть свои права и обязанности. Не спорю, норн перестарался, но она сама виновата.

Палач тщательно протёр инструменты, а его расторопные помощники-хыры вымыли помост и затёрли следы крови на столбе.

Квит вывел следующую жертву — белокурую торху барона альг Сомаарша. Она тряслась от страха, порывалась вырваться, но безуспешно.

Её раздели до нижнего белья и подвесили на вытянутых руках к тому же столбу. Квит ловко расстегнул застёжку бюстье, оголяя спину.

— Сколько прикажите? — поигрывая кнутом, обернулся к владельцу торхи палач.

Барон провёл рукой по вспотевшему лбу и, подумав, ответил:

— Двадцать три удара. По одному и тому же месту постарайся не бить. Кнут без шипов и утяжелителей. Если потеряет сознание — не продолжай.

Палач кивнул и показал орудие исполнения наказания. Норн придирчиво осмотрел его и велел дать второй для сравнения. В итоге выбрал тот, что на вид казался тяжелее.

— Ты спрашивала, жалеют ли провинившихся торх? — хозяин наклонился к моему уху. — Роналд только что пожалел. Дело не только в количестве ударов, но и в том, чем и как их наносить. При желании, Лей, тремя-четырьмя ударами можно сломать позвоночник. Но не этим кнутом, он только для боли. У него лёгкая рукоятка и широкий ремень. А вред, причиняемый ударом, напрямую связан с вложенной в него силой и площадью соприкосновения с телом — чем она меньше, тем опаснее.

Он ещё что-то объяснял, но я не слушала, обратив взгляд на помост, на спину этой девушки.

Резкий свистящий звук — и на кожу легла первая алая полоса.

Торха дёрнулась, но промолчала. Вскрикнула на третьем ударе и судорожно задёргала ногами. Я прекрасно понимала, что она сейчас чувствовала — сама пережила подобное. Квит хозяина был мастером своего дела и умел причинять боль не хуже палача.

— Можно и по ногам, — подал голос хозяин торхи, и кнут тут же прошёлся по пяткам осуждённой.

Он двигался снизу вверх, постепенно подбираясь к лопаткам, оставляя после себя кривые пояса кровоподтёков. Как и просили, палач не наносил ударов по одному и тому же месту, поэтому никаких увечий нанести не могли.

Торха рыдала, поджав ноги. Оставалось ещё три удара.

— Ладно, довольно, — барон поднялся со своего места, взошёл на помост и забрал кнут из рук палача.

Проведя рукоятью по позвоночнику рабыни, он затем упёр её в подбородок девушки, заставив её замолчать. Мне даже показалось, что несчастная затаила дыхание, ожидая продолжения пытки.

Её развязали. Прикрывая грудь руками, она стояла на коленях, держа спину выпрямленной — видимо, иначе не позволяли нанесённые удары. Стояла и беззвучно плакала. Волосы были мокры от слёз.

Барон внимательно осмотрел свою рабыню, а потом распорядился забрать её. Заметив хозяина, кивнул ему и поинтересовался, будет ли он у Георга. Он ответил утвердительно, встал и начал проталкивать меня к выходу.

Мне хотелось узнать, что же будет дальше с несчастной белокурой девушкой, но спросить я не решилась. После оказалось, что её всё-таки оставили торхой, но до первого проступка, какой бы характер он ни носил. Значит, повезло, и действительно нравилась владельцу, иначе бы ещё на помосте превратилась в хыру.

Увиденное на площади Слёз долго снилось мне в кошмарных снах. Каждый раз просыпаясь в своей комнатке, я ощупывала себя, обнимала колени и гадала, какое наказание выбрал бы хозяин. Был бы так же жесток, как первый норн, или пожалел, присудив минимальное количество ударов, как его друг.

Краем уха в начале зимы я слышала об очередной военной компании Арарга, наверное, такой же молниеносной, как кеварийская. В преддверие отъезда (коннетабль должен был осуществлять общее командование войсками), хозяин устраивал дружескую пирушку.

Помогая на кухне готовить пунш, жарить мясо и печь пироги, я гадала, возьмёт ли он меня с собой. По идее должен был, но ведь это военные действия, а торха должна следовать за хозяином в мирное время.

Промелькнула мысль о том, что, вернувшись, он может привезти новую торху. Наверное, меня бы это обрадовало — меньше внимания, больше возможностей. Но, с другой стороны, было жалко очередную девочку, которой искалечат жизнь.

Собирались к девяти часам вечера. Ограничиваться разговорами и выпивкой, от лёгкой до самой крепкой, не собирались, поэтому пригласили музыкантов и танцовщиц. Заказали и нескольких девочек, не из публичного дома, а более дорогих и образованных. Их называли куртизанками и даже приглашали на балы. Насколько я поняла, от проституток их отличало образование, разборчивость в клиентах и минимальная опасность подхватить какую-то 'плохую болезнь'. Говорят, таких женщин уважают при дворе, что некоторые из них крайне умны и даже сочиняют стихи.

Мне было поручено встречать гостей, проводить их в Большую гостиную и предлагать напитки. Разносили их хыры, я же просто узнавала предпочтения.

Куртизанки на первый взгляд ничем не отличались от норин, только одевались ярче, но не вульгарно. Все полукровки, с утончённым дымчатым макияжем, придававшим взгляду загадочность. Именно для них и варился пунш — не знаю, почему, но они предпочитали именно этот напиток.

Им тоже целовали руки, говорили комплименты и не позволяли себе грубостей.

Стоя в дверях в ожидании распоряжений, я наблюдала за компанией, удобно расположившейся на диванах и креслах. Восемь человек — пятеро мужчин и три женщины. Перед ними извиваются в танце две гибких танцовщицы. Они напоминали альвов — такие же стройные, высокие, светловолосые, голубоглазые. Не женщины, а мотыльки.

Музыканты были местные, типичные араргцы без иноземной крови.

Хыры то и дело сновали от гостя к гостю, принося и убирая тарелки, наполняя бокалы.

Двоих из друзей хозяина я знала: Шоанез (осенью они помирились) и Роналд, другие двое были мне незнакомы, но тоже военные. Один — командир отряда Наездников, другой — как-то связан с кавалерией.

На меня почти не обращали внимания, что не могло не радовать и давало возможность узнать больше о мире норнов.

— Что, опять очередную девчонку купил? — хозяин расслабленно откинулся на спинку кресла, поглаживая пальцами край бокала. — Сколько ты уже потратил на них денег, Абердин?

— Я не считал, — усмехнулся кавалерист, на поверку оказавшийся командиром лучшего полка королевства. — Дядя оставил солидное наследство, могу себе позволить.

— Да уж, спускаешь деньги на благотворительность! — рассмеялся Шоанез. — Ты их хотя бы пользуешь или сразу отпускаешь?