Песочные часы (СИ) - Романовская Ольга - Страница 43

— Раш, тебе не хочется улетать? — шёпотом спросила я, надеясь, что шум ветра скроет мой вопрос от хозяина, а чуткий слух позволит услышать его дракону.

— А кому понравится, когда тебе дырявят брюхо? — хмыкнул Раш, выпуская облачко пара. — Зато порезвиться можно. Здесь-то нельзя, сразу всякие пристрелят.

— Под 'порезвиться' он имеет в виду игры с огнём, — усмехнулся хозяин, ловко меняя положение корпуса, заставляя дракона взять влево. — Они вовсе не такие безобидные существа, Лей, как кажутся. В брачный период вообще на демонов похожи, кого угодно в клочья раздерут.

— Но-но, меня сюда не впутывай! — обиделся дракон. — Я разумный, ради самки на рожон лезть не буду. Лучше бы вы, люди, на себя посмотрели. И ты тоже.

— На что намекаешь? — нахмурился норн. — Смотри, доиграешься!

— Ты тоже. Могу и скинуть.

— И дураком будешь, Раш! — хозяин неожиданно ласково потрепал его по чешуе. — Волнуешься?

— Есть немного. Давно в деле не был. Эх, разомну крылья! Мы с тобой таких делов наделаем, в два счёта тех людишек прижучим!

Наконец мы начали снижаться.

Показались знакомые очертания городка, селений, реки и полей, а потом и замок.

В этот раз хозяину не пришлось уговаривать меня спуститься на землю, сделала это сама, смирившись с правилами игры. Ходить по чужим спинам — неприемлемо, но что я могу поделать? От руки хозяина тоже не отказалась: всё же высоко.

Сара была рада меня видеть. Живую, невредимую и не такую затравленную, как прежде.

— Вижу, у вас всё наладилось, — шепнула она, задержавшись, чтобы проследить за тем, как заносят вещи. Среди них были и мои — я теперь торха с приданым. Совсем крохотным, но всё же. Если продать, на месяц-другой хватит.

Я предпочла промолчать, не зная, что ответить. С одной стороны, Сара права, я освоилась, перестала дичиться, да и обращаются со мной сердечнее, чем в начале, но, с другой, я та же рабыня, которую в любую минуту могут засечь до смерти.

Хозяин улетал завтра на рассвете, но, кроме Раша, брал с собой и коня: его должны были доставить по морю на драконьей тяге.

Личный отряд норна, походивший на ополчение кеварийского городка, уже собрался возле замка, частично разместившись за его стенами, частично в ближайшей деревушке. Люди в серо-зелёной форме мелькали то здесь, то там, доставляя немало беспокойства слугам и ещё больше хырам.

Весь вечер и всю ночь я провела возле хозяина, помогая собрать оставшиеся вещи, укладывая чистое бельё, принося требуемые книги из библиотеки (никогда бы не подумала, что военные в походе читают). Потом сама испекла ему кекс по маминому рецепту. Сама не знаю, зачем, просто мелькнула мысль, что надо сделать что-то приятное, может, он не вернётся. А что, на войне убивают… Наверное, так было бы лучше, только, к сожалению, я не знала, что случается с торхами после смерти хозяев. Вдруг становятся хырами?

Да я лучше руки на себя наложу, чем позволю надеть на себя этот балахон! На том же поясе повешусь. Надеюсь, вынуть из петли не успеют.

Торхой жить можно, особенно если обращаются сносно, горько, тошно, но можно, а хырой лучше сразу умереть. Это кромешная тьма без просвета.

— Ты сегодня на себя не похожа, — заметил хозяин, разрезая моё лакомство. — Что случилось? Такая забота… Мне Сара сказала, что пекла сама.

Я стояла возле стола, держа наготове тарелку. Чистую салфетку уже положила, чай налила. Сама поела впопыхах, пока стряпала: холодные остатки обеда и ненавистный травяной напиток, не имевший ничего общего с тем ароматным, насыщенно-янтарным, который пил норн. Одно название.

А чай и его глаза почти одинакового оттенка.

— Ничего не случилось, хозяин. Надеюсь, Вам понравится, — я подставила тарелку под кусок и аккуратно поставила её на стол рядом с чашкой. — Что-нибудь ещё, хозяин?

Норн покачал головой, и я опустилась на пол возле его ног, наблюдая за выражением лица. Собственно, выбор был невелик: либо скатерть, либо он.

Кажется, кекс удался, иначе стал бы хозяин отрезать второй кусок? И то хорошо, ведь за два года я могла забыть, как его готовить. Хотя, у мамы всё равно вышел бы лучше.

Отвернувшись, я беззвучно всхлипнула и закатила глаза, чтобы не расплакаться.

Подвал нашего дома… Падающая от удара солдата мама… Снова её крик ушах. В последние минуты она думала обо мне, делала всё, чтобы я спаслась. Не вышло. Меня продали, как отрез ткани в нашей лавке, и мой покупатель скоро будет убивать и делать других вещами, принося слёзы и боль в дома.

Я дёрнулась от его прикосновения, подавив в себе желание вскочить, плеснуть кипятком или иным способом причинить страдания. Впилась ногтями в ладони и обругала себя за то, что не подсыпала в кекс какой-то дряни.

Нет, не подсыпала бы: не смогла бы убить человека. И до смерти боялась квита с его особой, превращающей кожу в лохмотья, плетью с шипами.

Да и не хотела я его убивать, не ненавидела. Вот Шоанеза — да, а хозяина — нет. Успела привязаться, хотя предпочла бы больше никогда не видеть.

— Что случилось? Ты плачешь? — он отставил чашку и тарелку в сторону, наклонился и усадил меня на колени.

— Ничего, хозяин. Минутная слабость, — я заставила себя улыбнуться. Не желаю рассказывать ему о своих мыслях.

Хозяин позвонил в колокольчик и велел принести вторую чашку. Для меня.

Чай действительно успокоил, а проявленная забота удивила.

Весь остаток ужина я так и просидела у него на коленях, успев попробовать собственный кекс. Кормили меня с рук, но разрешали отламывать кусочки — не как собаку хотя бы.

Потом он отвёл с моей шеи волосы, провёл по ней рукой. Тёплое дыхание щекотало, а пальцы умело массировали позвонки. Я сама не поняла, как расслабилась, даже закрыла глаза. Приятно. Хозяин ещё так не делал.

— Ну что, кончились твои женские недомогания? По моим расчётам, должны были. Даже если нет, то уже несильные.

Он не унижал меня этой ночью, не заставлял становиться на колени, даже часть моих ежевечерних обязательств осталась невыполненной. Всё было очень нежно, ласково, с поцелуями, так, что я забыла о тягостных воспоминаниях о Кеваре. Пару минут и вовсе было очень приятно — как не было раньше.

Я осмелела, позволив себе сделать то, что советовали в книге, но на что я никогда бы не решилась, если бы не это странное ощущение, толкавшее меня на непривычные действия.

И тут же почувствовала, как изменился ритм дыхания хозяина. Да и ритм движений тоже. Он тесно прильнул ко мне, но по-прежнему не причинял никакой боли, наоборот, стало приятнее. Может потому, что его руки снова ласкали меня? Они заставляли делать то, что я делать не желала: не сопротивляться, отдаться, плыть по течению, относясь к этому мужчине без привычной настороженности.

Приятное чувство вернулось, усилившись, когда хозяин умудрился коснуться моей шеи.

Интересно, это то, что, по словам Сары и Фей, я должна была испытывать с мужчиной? Странно, совсем не похоже на волну жара. И кричать, впиваться ногтями в кожу и простыни не хочется. Хотя, не спорю, это самая лучшая ночь за эти два года, я хотя бы не притворяюсь. Обычно ведь я просто лежу, а тут даже закинула ноги… Нет, я не специально, они сами. Просто так удобнее.

Очевидно, хозяин ждал от меня чего-то, но не дождался.

Моё приятное ощущение сошло на нет, я чувствовала то же, что прежде, став безучастной и покорной. Второй раз этого не повторилось, хотя норн предпочёл не спать перед долгой дорогой, угомонившись только под утро.

Утром меня разбудил хозяин. Я впервые проспала и спросонья даже не сразу поняла, что не ушла, как положено, к себе.

— Вставай, проводишь.

Он был уже одет, в непривычную мне военную форму, только не серо-зелёную, а чисто зелёную, такую, как мои глаза, с золотыми нашивками на рукавах. На портупее — кончар в простых, не подходящих, по моему мнению, для Коннетабля ножнах. Кроме него — ещё длинный кинжал, в половину основного клинка, и небольшая кожаная сумка.

Волосы тщательно собраны и заколоты на затылке, так, что не выбивается ни одна прядь.