Песочные часы (СИ) - Романовская Ольга - Страница 52

Норна в его комнате не оказалось, хотя хлыст небрежно валялся на кровати рядом с курткой, меховыми перчатками и охотничьей шапкой. С оружием он, разумеется, обращался бережнее, ружьё на виду не оставлял, куда-то убирал. Может, в дядину оружейную? Короткий охотничий меч же был при нём.

Я аккуратно отряхнула от снега, развесила и разложила по местам разбросанные вещи, потом стряхнула с покрывала капли влаги и подтёрла мокрые следы на полу. Приготовила всё для умывания и ещё раз критическим взглядом осмотрела комнату: вроде, всё в порядке.

К обеду хозяин опоздал, впрочем, и вода успела остыть.

Честно говоря, так давно не было. Вернее, именно так, кажется, и вовсе никогда. Норну не в чем было меня упрекнуть, хотя он приложил все усилия к тому, чтобы добиться результата.

Прозвучал второй гонг, а хозяин не думал вставать. Вид у него был довольный.

Я сидела рядом, торопливо приводя себя в порядок.

Приятное тепло ещё не прошло, отголосками разбегаясь по телу.

— Скоро будет третий гонг, хозяин, — напомнила я, потянувшись за платьем.

— Да плевать я хотел! И ты далеко собралась? — лукаво поинтересовался он и, снова повалив на постель, поцеловал. — Ну, чем занималась, что читала, куда ездила? Что в деревне интересного?

Значит, уже знает. Быстро же ему доложили! Неужели первым делом справился у управляющего обо мне?

Пришлось рассказать. Как ни странно, к поездке в деревню норн отнёсся гораздо прохладнее, чем к моим ученическим изысканиям, проявив к ним живой интерес. Заодно поинтересовался, как ко мне относились в замке.

В первый раз он со мной во время этого разговаривал, будто с любовницей. И я ответила взаимностью, осторожно задав пару вопросов об охоте.

Разумеется, к обеду хозяин опоздал, но, похоже, ни капельки об этом не жалел.

А я, меняя бельё, подумала, как же сильно могут меняться мои ощущения. Обычно ведь ничего не чувствую, а тут оба раза… Может, потому что в этот раз я не чувствовала себя вещью?

Мы прогостили в замке сэра Тиадея ещё дней пять, и все эти пять дней я боялась, что аптекарь справится у норины Багонсор, посылала ли она за каплями, или иным другим способом станет известно, что я покупала в деревне. Каждый раз, когда к хозяину подходил управляющий, сердце замирало, но, видимо, Тьёрн сделал всё, чтобы сохранить мой секрет в тайне.

Обратно в Гридор мы опять возвращались втроём.

Заметно похолодало, и хозяин настоял на том, чтобы я не сидела на полу. Норина Богонсор не возражала, так же выразив опасения, что я заболею или простужу себе что-нибудь. Она прихватила из замка томик поэзии и иногда читала её вслух. Разумеется, не мне, торхе, а норну: часть пути он проводил в седле, часть с нами, в экипаже.

Они сидели рядом, а я напротив, занимаясь чем-нибудь полезным, например, вышивая вензеля на платках. Пальцы мёрзли, игла плохо слушалась, и работа продвигалась медленно.

А стихи были красивые, в основном, о любви. Я невольно заслушивалась, и хозяин как-то это заметил:

— Нравится?

Я смущённо кивнула.

— А что именно нравится? Что ты представляешь? И ты… Ты что, расплакалась? Лей, несерьёзно, право слово!

— Напрасно ты, — вступилась за меня норина Фрейя. — У неё чувствительная душа, она поэзию понимает. Хорошая девочка, чистая. Я не о физической чистоте, а о внутренней. Лей, хочешь, я тебе эту книгу подарю, думаю, твой хозяин не будет против?

— Но она же принадлежит сэру Тиадею, моя норина, — растерянно пробормотала я.

— Дядя не обеднеет, — усмехнулся хозяин. — Если уж тебе нравится… Приедем в Гридор, сходишь к букинисту, купишь, что захочешь. Мне же не жалко. Ты же вообще будто ничего не хочешь, ни о чём не просишь. Всегда тихая, покорная — и всё в себе. За три года мало что о тебе узнал.

— Оставь её в покое, Сашер, зачем тебе её откровенность? — подала голос норина Фрейя. — Лучше посади её между нами, я ей почитаю — хотя бы один благодарный слушатель. А то тебе, я же вижу, скучно.

Стихи мне действительно нравились, я даже расплакалась — так стало жалко незримую героиню. У норины тоже слезинки блестели в уголках глаз.

А вот хозяин глубоко равнодушен к поэзии — лениво гладит меня по спине и смотрит в оконце…

Оставшиеся до свадьбы норна месяцы пролетели незаметно, в суматошной круглосуточной кутерьме.

Мне доверили почётную миссию: выбрать и заказать букет невесты.

К цветочнику мы отправились вместе с Карен: я боялась что-то напутать, выбрать не те цвета или цветы. По дороге жевали шоколадные конфеты, которые безо всяких пояснений отдала мне Алоиз. Я знала, что накануне её посылали в кондитерскую — значит, конфеты купила она. Именно для меня. Приятно и необычно, учитывая мои догадки, что это не её личная инициатива.

Хозяина я практически не видела — догуливал последние дни на свободе в компании друзей по вечерам и пропадал то в храме, то в доме невесты, то у портного на примерке днём. Правда, в спальню меня периодически звал, но редко. И не всегда за тем, чем обычно. Видя, как я старательно пытаюсь скрыть отвращение от мысли близости с пьяным, пропахшим странными, посторонними запахами человеком, он нередко просто укладывал меня рядом с собой, прижимал и так засыпал.

Букет мы выбрали красивый: смесь белоснежно-белых лилий — невинность и чистота невесты, пурпурные пионы — денежное благополучие новой семьи, нежные сиреневые гладиолусы — долговечность союза и взаимное доверие супругов и, заключительный аккорд, — розовые трепетные розы — любовь и красота. Всё это — в ярких, сочных зелёных листьях, перевязанное перламутровой атласной лентой.

Разумеется, подобный букет стоил дорого, все цветы — из оранжереи, но ни хозяин, ни отец невесты, граф альг Ларели, не скупились в средствах.

Наконец этот торжественный день наступил.

Дом сиял чистотой, впервые за долгие годы был накрыт стол в Зале, вмещавший не меньше пятидесяти человек. Но здесь должен был состояться ужин для избранных, а большой стол накрывался в Ратуше.

Слуги, в новой накрахмаленной форме, носились туда-сюда, лихорадочно отыскивая притаившиеся в самых неожиданных местах пылинки. Я тоже принимала участие в этом безумии, боясь запачкать то самое платье, которое надевала на бал.

Меня брали в храм, зачем, я толком не поняла. Может, нужно было в чём-то помочь невесте или хозяину? Кстати, с утра я его ещё не видела, умываться ему приносила хыра. Это была не моя оплошность, мне сказали, что так положено.

Было немного волнительно, терзали мысли о своей собственной судьбе после свадьбы. Я знала, что женитьба не мешает хозяевам пользоваться услугами торх или заводить любовниц, но опасалась, что жизнь моя резко изменится в худшую сторону. Госпожа может невзлюбить меня, даже начать ревновать — казалось бы, глупо, но хозяин баловал меня, всячески проявлял своё расположение, что могло не понравиться виконтессе. Да и кому понравится, если твой муж платит учителю торхи, покупает для неё шоколад, разрешает пользоваться библиотекой и даже иногда сажает за один стол с собой и родственниками? Мне бы не понравилось, будь я нориной, особенно зная, что кеварийская рабыня, то есть я, ему симпатична.

Но, с другой стороны, она может оказаться не такой, как норина Доррана, а доброжелательной, как норина Фрейя, и не станет переживать из-за какой-то рабыни. Мы же из двух противоположных миров, наши интересы не могут пересекаться.

А ещё сердце грело мысль о том, что хозяин забудет о детях. У него будут законные от супруги, зачем ему дети торхи? Нет, другие заводили, зачем, я плохо понимала. Может, чтобы привязать их к новому дому, а, может, чтобы улучшить араргскую кровь?

Мальчики норнам были выгодны, воспитывались, как законнорожденные, получали хорошее образование, долю в отцовском наследстве, нередко дворянство, пусть и без титулов, если на то была воля родителя и предпринятые им соответствующие действия. Если же и нет, то, как свободные, балансировавшие на границе первого и второго классов, они делали армейскую карьеру, занимая офицерские должности. Такого ребёнка солдатом или капралом не брали, уже сразу сержантом.