Песочные часы (СИ) - Романовская Ольга - Страница 75

— Дурочка! — наклонившись, он легонько поцеловал меня в макушку, взял на руки и отнёс обратно в постель. Я молча плакала, понимая, что традиции не изменишь.

Опустив меня на кровать и накрыв одеялом, хозяин велел принести мне сына.

Мой малыш мирно посапывал, прижавшись личиком к груди кормилицы.

Я протянула к нему руки и прижала к себе, уткнувшись в его темечко.

— Ты точно сама сможешь? — вывел меня из состояния задумчивости голос хозяина.

— Что смогу, хозяин?

— Кормить его, заботиться о нём. По-моему, ты не в том состоянии — слишком слаба, в расстроенных чувствах. Разумнее было бы, чтобы с ним пока побыла кормилица. Два ближайших дня он проживёт в детской с Ангелиной, потом кроватку переставят к тебе. Кормилицу отсылать не стану — должна же ты когда-то отдыхать? И, Лей, я никого у тебя отнимать не собирался. Ты спала, а он был голоден. Я знаю, что ты его мать, и очень хорошо это помню.

Он погладил меня по щеке, наклонившись, поцеловал и поинтересовался:

— Тебя запах цветов не раздражает? Не тошнит от него?

Я отрицательно замотала головой и только потом поняла смысл его слов. То есть цветы приказал принести хозяин? Мне, в начале весны, из оранжереи? А я ведь даже на них не взглянула…

Мирно посапывающий сын перекочевал на руки к отцу. Держал норн его неумело, впрочем, и я не лучше. Зато чувства к младенцу, кажется, у нас совпадали: хозяин улыбался.

— Там тебе на столе подарок, потом посмотришь. Есть хочешь? Ей, — тихо, чтобы не разбудить ребёнка, приказал он Фей, — пусть пошевелятся и принесут что-нибудь лёгкого.

Положив сына обратно мне под бок, норн ушёл. А кормилица осталась. На вопрос, почему, ответила: 'Так положено. Как покормите, если сможете, утомитесь, я его отнесу в детскую. Мне на ночь велено его уносить, чтобы вы высыпались'.

Вот так. Меня даже не спросили. Странно, что вообще объяснили.

С другой стороны, хозяин обо мне заботится. Уже не беременной, но родившей ему долгожданного сына. И внимание обращает не только на него, но и на меня.

Может, я напрасно его обвиняю, может, он и не хотел ничего дурного? Ребёнка ведь по первому требованию принести. Моему требованию. Слишком для торхи. Я же рабыня, или?

Рано об этом говорить, но мне кажется, что-то есть, если он на глазах у супруги успокаивает меня, если посылает в оранжерею за цветами. 'Если' накопилось много, но отдаваться во власть иллюзий я не хотела. Да и не время теперь, мне о малыше нужно думать.

Попросила кормилицу подать подарок норна — нужно же взглянуть, хотя бы из вежливости. Раскрыла бархатный футляр и вскрикнула: там было колье. Колье, за которое можно было купить город. Я мало что понимала в драгоценных камнях, но эти… Изумительной чистоты, сверкающие гранями, зелёные и кристально прозрачные бриллианты, целая россыпь бриллиантов разных размеров. Они же такие редкие! Так что про город я серьёзно. Допустим, не Гридор, но любой провинциальный — вполне.

Судя по всему, вещь старинная, такие обычно по наследству передаются.

И это мне?! Хозяин сошёл с ума! Я не могу этого принять. Куда я его надену, куда спрячу? Это украшение для норины, для виконтессы Тиадей. Пусть подарит супруге, а если не желает, то дочери.

А я… Шоан, никогда не думала, что это скажу, но я не стою столько, сколько эти камни. За меня отдали четыреста пятьдесят цейхов, значит, и подарки должны быть соответствующими.

Сумасшедший, о чём он думал? Я верну колье, по-другому нельзя. Да, оно обеспечило бы меня на всю оставшуюся жизнь, но я не могу присвоить реликвию чужого рода. Это бесчестно, мне совесть не позволит продать её.

Дрожащими руками захлопнула крышку и убрала футляр под подушку. Не нужно было открывать его при кормилице — какой соблазн, даже у честного человека.

Проснулся сын, заплакал. Кормилица на несколько минут забрала его, сменила пелёнки, заодно показав, как надо пеленать, и отдала обратно, чтобы я покормила. Сделала я это неумело, поэтому самой было больно. Или маленький норн так сильно проголодался?

Принесли обед, и сына забрали в детскую. Я была против, но кормилица не реагировала на мои увещевания и истерики, сказав, что принесёт на следующее кормление.

— Ещё успеете намучиться, сами не рады будете, — усмехнулась она.

Женщина оказалась права: без её помощи я не справилась бы, потому что, как выяснилось, мало что могла.

Когда вечером снова зашёл хозяин, я уже более-менее привела себя в порядок: лежала, но умытая, расчёсанная. Но сонная — видимо, в еду что-то подмешали, потому что после обеда я снова заснула.

Сын сосал грудь. Такой серьёзный, увлечённый процессом.

Последнее кормление для меня на сегодня, потом поесть и спать.

Норн скользнул взглядом по нам обоим и присел на стул, терпеливо дожидаясь, пока кормилица унесёт малыша. Я его не стеснялась, — глупо, право, слово! — полностью поглощённая сыном. Казалось, никогда не смогу на него насмотреться.

Наконец ребёнка унесли.

Мне показалось, или хозяин поцеловал его в макушку?

— Ну как, успокоилась? Через два дня нужно будет вверить его покровительству богов и дать имя. Первое я уже выбрал — Аджентин, в честь прадеда, второе предоставляю право придумать тебе. Можешь и кеварийское, неважно.

— Рагнар, — подумав немного, ответила я. — Если это возможно, хозяин.

— Разумеется. Значит, уже заранее решила?

Я кивнула. Во время беременности я действительно придумывала имя будущему ребёнку, хотя догадывалась, что моего мнения не спросят.

— Рагнар, — задумавшись, норн будто попробовал имя на вкус. — Аджентин Рагнар альг Тиадей… По-моему, наоборот звучит лучше. Выбирай.

От удивления я открыла рот, как рыба, а потом пролепетала:

— Но вы же хотели в честь прадеда…

— Могу и передумать. Рагнар — это ведь араргское, а не кеварийское. 'Бесстрашный'. Так кем же он будет: бесстрашным или благородным? — усмехнувшись, он хитро посмотрел на меня. — И, как думаешь, что я выбрал?

— Полагаю, что как коннетабль…

— Умница! — улыбка тронула его губы. — И без тщеславия обойдётся. Подарок понравился, или не открывала?

— Я как раз хотела… вернуть его, хозяин, — порывшись под подушкой, я достала футляр, села и с поклоном протянула ему. Не взял, даже руки не протянул, так что пришлось положить себе на колени. — Я ценю вашу заботу и щедрость, но разумно ли торхе принимать подобные вещи? Если вам угодно увидеть его на моей шее, то для этого вовсе не нужно дарить. Оно слишком дорогое для меня и лучше подошло бы норине Мирабель.

— Ей я такого дарить не намерен, — недовольно сжал губы хозяин. — Бери, ты заслуживаешь его. Твои глаза — как эти бриллианты.

— Они ненастоящие? — с робкой надеждой спросила я.

— Настоящие. Им сто лет.

Я испуганно замотала головой:

— Вы сами пожалеете, хозяин. Это украшение для норины.

— Оно твоё, и это не обсуждается. Не желаешь ни разу надеть — будет лежать и ждать, пока ты передумаешь. Но раз колье не нравится, то деньги возьми. И не воспринимай их как плату за наследника. Мирабель рассказывала, как ты на витрины магазинов смотришь.

Обиделся. Скрывает, но обижен. Что я отказалась принять подарок. И всё равно не забрал, не прикоснулся. Просто сидит и смотрит, холодно, отстранённо.

Как же он изменился! Даже разговаривает со мной иначе, реагирует иначе. И подарки дарит с каждым разом всё дороже. Я бы поняла, если бы похвастаться щедростью перед друзьями хотел, но фамильное колье… Это так серьёзно, такими вещами не разбрасываются. Если только он не хотел мне этим что-то сказать.

Благодарность за сына? Конечно, он для него дороже денег. И, если я хоть что-то понимаю, должна теперь занять то самое привилегированное положение, о котором мне рассказывали ещё после покупки. А это означает больше свободы. И шаг к настоящей свободе. Пусть сын пока немного подрастёт, а я за это время сумею всё подготовить.

А всё же норн ко мне не равнодушен. И не как к вещи.