Песочные часы (СИ) - Романовская Ольга - Страница 98

Тьёрн был собран и спокоен, даже смеялся, принимал живейшее участие в обсуждении последних новостей, а вот я жила в постоянной тревоге. Мне чудилось бряцанье оружия солдат, их зычные голоса, тяжёлые шаги за спиной. Эти два дня я практически не спала, а тошнота на нервной почве усилилась. Если и дальше так пойдёт, то кормить Рагнара будет нечем, и так он у меня один раз в день коровье молоко пил.

Разумеется, не могло быть и речи, чтобы затемно выезжать из деревни с младенцем, поэтому мы здесь же и заночевали. В одной комнате. Мы с сыном поднялись туда первыми: зачем привлекать к себе лишнее внимание, — маг присоединился к нам чуть позже, обрадовав новостью, что беглую торху виконта Тиадея здесь никто не разыскивал.

Моё исчезновение обнаружили утром. Сначала госпожа, наверное, решила, что я куда-то ушла, но потом, увидев, что Рагнара тоже нет, а моя кровать не расстелена, наверняка поняла, что я сбежала, и сообщила мужу. Зная норину Мирабель, сделала бы это не сразу, надеясь, что ошиблась: она боялась гнева супруга. Кроме того, учения, норн мог быть занят, ему не до жены… Так что, думаю, новость достигла его ушей не ранее полудня. И начались бы мои усиленные поиски.

Хозяин непременно пожелает принять в них участие. По многим причинам.

Во-первых, я украла наследника, сына, которого он любит. Несомненно, что любит. Жестоко, конечно, с моей стороны, он отец, для него этот подкашливающий комочек, которому простуда никак не даёт заснуть (никудышная я мать!), — родное, близкое существо, которое дороже всех богатств мира. Но ведь я его мама, я умру без Рагнара. Я девять месяцев его вынашивала, он стал частью меня, тем, за кого я жизнь отдам. У норна есть норина Ангелина, будет ещё один сын от какой-нибудь торхи — а у меня он один. Мне он нужней, и я ему нужнее.

Во-вторых, норн обожает охоту и чтит законы. Он не останется в стороне от розысков, более того, сам будет их направлять. Поставит на уши всех солдат королевства, наймёт мага-охотника, целыми днями будет не слезать с седла (коня или Раша), но не успокоится, пока не найдёт. Потом начнёт укорять, с каменным лицом скажет, что ему жаль, а я сама виновата, и передаст в руки палача.

Или не передаст, потому что есть третья причина — я. Личная обида, нанесённая ему, предательство, попранное его тёплое отношение ко мне. Поэтому накажет тоже сам, может статься, что с ещё большей жестокостью.

Хозяин — человек выдержанный, обычно спокойный, но у него случаются вспышки ярости, во время которых он с лёгкостью может убить. Неважно, кого. А беглую торху, которая столько лет его обманывала, которую он ввёл в свою семью, которую баловал, сажал за один стол с собой, делал подарки, из-за которой что-то сделал со своим другом, чуть не поссорился с дядей, которая… Словом, для него я совершила предательство, причинила боль. И должна заплатить за неё.

Другое дело, что чувства могут возобладать над разумом и яростью, и наказание будет мягким по меркам Арарга — не мучительная смерть, когда рабыню забивают 'кошками'. Но того, что было, уже никогда не вернёшь, и он станет относиться ко мне, как к вещи. Если, конечно, не продаст — зачем ему такая торха? Изуродованная, неблагодарная тварь… Накажет и продаст. В тот самый жуткий бордель, где даже для трупов найдутся клиенты.

А если смилостивится, то попаду в подвал, к хырам. Ошейник, рабские браслеты, балахон, чёрная работа, отнятый сын, насилие, игнорирование моих чувств, желаний, ощущений, моральное унижение… Нет, я не хочу! Но иной реакции ожидать трудно — за боль платят болью.

Относись он ко мне как к рабыне, всё было бы иначе. И быстрее. Скорее всего, я бы умерла под ударами палача на площади Слёз. А так нет, он не даст мне умереть, и я буду мучиться, мне будут постоянно напоминать, что я вещь.

Шоан, ну зачем, ну зачем хозяин ко мне привязался? Почему у его первой жены не могли быть другие глаза, почему я не перестала интересовать его после рождения ребёнка? Зачем, зачем это ему нужно? Это всё усложняет, делает мою судьбу в случае поимки беспросветной.

Он сейчас в ярости. Может, убьёт? Чуть не заколол же, когда приревновал к Тьёрну. Честно, лучший выход из положения. Для нас троих. Даже четверых.

Наконец в комнату вошёл маг. Видя, что я не сплю, неподвижно сижу на кровати и смотрю на сына, подошёл, взглянул на него и, вздохнув, порылся в дорожной сумке, извлекая какой-то флакон. Его содержимым он пропитал носовой платок и положил на грудь младенца, предварительно выведя на ткани ногтем два знака. Дыхание Рагнара тут же выровнялось, он перестал плакать и ворочаться. Глазки закрылись, и сын заснул.

Я ещё немного покачала его и уложила в изголовье постели.

— Тьёрн, — тихо, чтобы не нарушить хрупкий младенческий сон, спросила я, — а куда мы направляемся?

— В Строганскую долину, — раздеваясь, ответил маг. — Там энергетика хорошая, портал открыть попробуем. В порт-то нельзя — сразу схватят. Хорошо, что пока в другой местности ищут. Но надо бы поторопиться: твой виконт наверняка уже на подходе к месту, на которое указывает пластина. Лишь бы своих Наездников не подключил — они нам намного опаснее, чем патрули. Кстати, как браслет? Всё ещё намертво сидит?

Браслет двигался. Нет, снять я его по-прежнему не могла, но ведь раньше он сидел, как влитой.

Тьёрн успокоил, заверив, что с каждым днём связи будут всё истончаться, а потом поцеловал.

Спящий на постели сын стеснял его, но маг нашёл выход.

Это длилось недолго, а на столе, о который мне пришлось опереться, к счастью, не было посуды, которая могла бы разбудить Рагнара.

Тьёрн остался доволен, а я — безучастной. В моём состоянии невозможно было получить наслаждение, тем более, если всё происходит так, в непривычной позе, спонтанно, но я честно пыталась ему подыграть. Пусть думает, что мне приятно — маг это заслужил. Тем более что хоть как-то сдерживал свои желания, не завалил на этот стол, как мог бы, а всё же приласкал, поцеловал, по возможности удобно устроил…

Заснули мы, тесно прижавшись друг к другу. Постель узкая, в комнате холодно, да и мне в мужских объятиях спокойнее.

Четвёртый день нашего пути ознаменовался тревогой. Пришлось рано встать, наспех позавтракать и уехать на рассвете — выходивший на улицу Тьёрн случайно услышал от крестьян, что в соседней деревне солдаты.

Впервые за эти дни пустили лошадей галопом.

Настоящая пытка, и для меня, и для Рагнара, заливавшегося плачем. Резкие движения лошади болью отзывались во всём теле, мотали меня из стороны в сторону. Казалось, ещё один толчок — и я не удержу равновесия, упаду и, что ещё хуже, нечаянно раздавлю сына. Но Тьёрн подстраховал, и не только ремнями. Он скакал бок о бок со мной, когда мог, придерживал за плечи. И как не боялся, как умудрялся управлять обеими лошадьми?

Видя, что мне такой темп передвижения не под силу, а наши с сыном головы болтаются, как у болванчиков (я даже шапку потеряла), маг перешёл на рысь.

За нами, вроде бы, не гнались, но отныне следовало быть предельно осторожными.

Время на отдых сократилось до предела. Мы с Рагнаром усаживались в уголке; я старалась успокоить малыша, спрятать его под плащом. Тьёрн же делал заказ и сам забирал его. Потом полчаса в тепле, чтобы покормить ребёнка, запастись чем-то впрок, просто погреться, и снова в путь.

Я научилась укачивать Рагнара в дорожной перевязи, научилась мириться с холодом, тряской, лошадью, даже кое-как управлять ей. И поесть тоже могла в седле. О чистоте больше не думала, разве что сына. Следила, чтобы не вспотел, не сидел мокреньким. Мне вообще так повезло, несказанно повезло, что он у меня такой здоровый и не крикун. Простуда наша прошла, и Рагнар живо интересовался окружающим миром, который, увы, хорошенько рассмотреть не получалось — я его кутала, чтобы не замёрз.

Постоялые дворы и трактиры становились всё более подозрительными, наполненными странными, разбойничьего вида личностями, но, по словам Тьёрна, как раз такие властям не выдадут. Он не сомневался, что обман уже раскрыт, и нас активно ищут по всему Араргу.