Песня моряка - Кизи Кен Элтон - Страница 74

— Это я вижу, — голос у Стебинса был таким же выверенным, как и его внешний вид — он лился как струйка масла на бушующие воды. — И клянусь, капитан, я бы поприветствовал вас должным образом, если бы у меня не были заняты руки.

Только тут Кармоди обратил внимание, что в одной руке Стебинс держал бутылку, а в другой два наполненных льдом стакана. Стаканы, похоже, были сделаны из настоящего стекла — такие в прежнее время стояли во всех забегаловках, а теперь стали раритетами, а в бутылке, судя по этикетке, было настоящее дистиллированное ирландское виски, запрещенное во всем мире санкциями ООН. Золотистая жидкость соблазнительно плескалась в знаменитой прямоугольной бутылке.

— Да уж вижу, — промолвил Кармоди, пытаясь сдержать свою ярость — посетители с такими Дарами, как контрабандное ирландское виски и настоящие стеклянные стаканы, имели право на презумпцию невиновности, какими бы длинными, седыми и непрошеными они ни являлись. Кармоди сменил гнев на милость. — Однако всякие ляля не дают вам еще права снимать с вахты моряка, который не находится в вашем подчинении.

— Вы абсолютно правы, капитан. Не дают, — и Стебинс поклонился с хитрым видом. — В свое оправдание могу сказать только одно — я никогда не мог устоять перед красивым судном. Стоило мне увидеть вашего красавца, как я тут же примчался сюда, чтобы взглянуть на него.

— Одно дело взглянуть, другое — шнырять по нему, — заметил Кармоди, не отводя взгляда от бутылки.

— Опять-таки вы правы. Я бы не стал спускаться вниз, если бы у вас были холодильники наверху. Потому что я очень люблю ирландское виски со льдом. А вы? Оно очень гармонирует с суровым прошлым этой несчастной местности.

— Это настоящий «Бушмил» или подделка? — осведомился Кармоди.

— Настоящий, привезенный из Голуэя вот этими самыми руками. — Стебинс выпрямился, и взгляд его забегал по палубе. — Может, зайдем за рубку, подальше от посторонних глаз? Если вы только не хотите поделиться нашим сокровищем со всеми желающими.

Кармоди продолжал смотреть на Стебинса: что-то во всем этом было подозрительное — в его вороватых взглядах, приглушенно елейном голосе… Но потом жидкость в бутылке снова блеснула золотым огнем маяка, и Кармоди не смог устоять, чтобы не устремиться за ней.

Первый стакан они выпили в почтительном молчании, прислонившись к рубке по левому борту. Опустошив стакан, Кармоди почувствовал, что его подозрения начинают отступать. Сомнений не оставалось — это было настоящее ирландское виски. Кармоди поболтал в стакане лед и отставил его в сторону.

— Как насчет того, чтобы повторить, сэр?

— Несомненно, капитан, — проворковал Стебинс. Горлышко бутылки звякнуло о край стакана Кармоди. — Я бы хотел предложить тост.

— Валяйте, — согласился Кармоди. Они подняли стаканы, повернувшись лицами к далекой линии горизонта, и Стебинс торжественно продекламировал:

— Я пью за наши корабли И женщин, ждущих нас вдали, За то, чтоб не было причин Им оставаться без мужчин.

— Аминь, — промолвил Кармоди, и они выпили. «Интересно, как там Вилли в „Горшке“?» — подумал Майкл.

Стаканы были наполнены снова. Второй тост по традиции должен был сказать Кармоди:

— За бережливых наших жен, За ту, в которую влюблен, За девок крепких, молодух, За мудрость высохших старух.

— Воистину аминь, — ответил Стебинс, и они снова выпили в почтительном молчании, прислушиваясь к плеску волн о металлический корпус судна и к бормотанию уток, сплетничавших у причала. Почувствовав, что он готов к следующему стакану, Кармоди решил, что пора поближе рассмотреть своего собутыльника. Он отлепился от рубки и повернулся лицом к пепельному привидению.

— Так значит, ты Герхардт Стебинс? Я много о тебе слышал от своей команды. Сам-то я давно уже не хожу в кино — сиденья слишком узкие для меня.

— Да, я Герхардт Стебинс, — кивнул его собеседник.

— Тот самый сукин сын, который все тут так изменил, пока я был в море?

Стебинс приподнял свою черную повязку.

— Он самый. — И он снова звякнул горлышком бутылки по стакану Кармоди, при этом не отводя от того взгляда. — К вашим услугам.

— И затеял эту потасовку с морскими львами, которую мы наблюдали? С кинокамерами и всем остальным?

Стебинс кивнул.

— Скажу откровенно, капитан Стебинс, — продолжил Кармоди свою атаку, — вы мало похожи на человека, командующего всей этой флотилией.

— Позвольте я тоже буду с вами откровенен, капитан Кармоди, — и Стебинс подался вперед с заговорщическим видом, — потому что мне кажется, у нас с вами есть что-то общее. Да, у меня недостаточно внушительный вид. И единственное, к чему я имею отношение во всей этой авантюре… Кажется, это называется протоколом… Еще по одной?

Кармоди громко вздохнул и протянул свой стакан. Остатки бурлившего в нем праведного гнева вышли вместе с этим безропотным вздохом. Он понял, что еще немного, и этот седовласый упырь станет его лучшим другом. Закадычным товарищем. И, обняв стакан обеими руками, он снова прислонил свою туго обтянутую джинсами задницу к рубке рядом со свободно ниспадающими брюками Стебинса. Некоторое время они молчали, потягивая виски, и щурясь смотрели на слабо покачивающийся горизонт. Кармоди первым прервал молчание.

— Мне говорили, что ты знаменитый режиссер.

— Так говорят, — подтвердил Стебинс. — А ты — капитан? Я тоже много чего слышал о тебе от нашего исполнительного продюсера. Кажется, он приходится тебе пасынком?

— Николай Левертов? Я бы не стал называть его своим пасынком, так как видел его всего раз в жизни. Он прилетал к нам на Гавайи, когда у нас с Алисой был медовый месяц. Подарил нам горшок для рыбы в форме желтоперого тунца — треснул при первой же варке.

— Ник говорил, что ты здесь знаменитость. Называл тебя, кажется, главным рыбаком.

— Вполне возможно, что справедливо. Значит, говоришь «главный рыбак»? Мало ли существует странных кличек, особенно в детстве. А потом люди из них вырастают. Или они сами отмирают, как в данном случае. Теперь уже никто не может называться главным рыбаком, потому что в старой бочке почти не осталось рыбы. Даже самый удачливый рыбак может теперь претендовать только на звание выгребалы, выскребающего со дна последние остатки. Хотя рыбная ловля по-прежнему остается честным делом — она спасла меня от безработицы. А вы, мистер режиссер, когда в последний раз занимались честным делом?

Стебинс рассмеялся, давая понять, что он уловил намек.

— Да случалось время от времени. Видели капитана с резкими чертами лица в рекламе Королевских турне? Так вот, это мое лицо. Правда, борода и сладкоречивый голос — собственность рекламного агентства.

— Видел я эту рекламу. Ты еще куришь там старую длинную глиняную трубку.

— Трубка тоже моя. Но положа руку на сердце, последний фильм я поставил десять лет тому назад. Про фанфарона-педераста под названием «Темные страсти Синдбада».

— Который не стал чемпионом проката, как я понимаю?

— Да уж. Это был полнометражный крупнобюджетный провал. Мы набрали темнокожих участниц конкурса «Мисс Вселенная» и в натуральном виде снимали их на Золотом берегу. А героем был накачанный ублюдок с имплантированными губами. Студия потеряла на этом проекте сто миллионов.

— А тебя вышвырнули?

— В меня вложили слишком много денег, чтобы вышвыривать. Меня сделали президентом, подставным лицом. — Стебинс выпрямился в полный рост и принял величественную позу. — Я до сих пор могу производить впечатление, когда студии надо привлечь инвесторов. Я устраиваю приемы, приглашаю на ланчи, рекламирую пиарные акции и занимаюсь прочей ерундой.

— Не думаю, чтобы это нравилось такому заносчивому парню, как ты.

Стебинс снова напряженно рассмеялся. — Просто это способ оставаться на плаву и не сходить с борта. Видите ли, капитан, я неисправим. Перекати-поле. Готов быть последней судовой крысой, лишь бы куда-нибудь плыть.

Кармоди потер свой снова занемевший красный нос. Руки у него тоже замерзли, зато его больше не трясло.