Ад в тихой обители - Дикинсон Дэвид - Страница 10

— Сегодня для нас день великой скорби, — произнес декан, отложив очки и оглядев аудиторию. — Лучший из нас безвременно ушел навеки. Сколько лет он еще мог бы служить нашей церкви, нашему собору, нашему городу. Но это и день ликования…

На последнем слове уверенный тон слегка сбился. Самый ядовитый из знатоков проповеди (второй тенор церковного хора, разочаровавшийся в религии, но до того два года посещавший богословский колледж) позднее объяснял заминку тем, что оратор очень сомневается в нерушимой вере своих слушателей как в ад, так и в вечное блаженство. Однако декан повторил с нажимом:

— День ликования! Ибо если кому и уготовано место на небесах, то это именно Джону Юстасу.

И мы сегодня радуемся, потому что, уйдя от нас, он пребывает с Отцом своим в обители блаженных. Вспомним слова пророка Иова: «Пусть черви изгложут плоть мою, но сам увижу Господа, своими глазами узрю Его». Джон Юстас — человек добра и кротости. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю. Блаженны кроткие, ибо они наследуют и царствие небесное!

Декан сложил стопку листков. Ассистент сопроводил его на прежнюю позицию. Хор запел гимн Пёрселла [10], шестеро носильщиков вновь подняли на плечи гроб, осторожно спустились по ступенькам с хоров и обратным путем медленно пронесли усопшего по центральному нефу. У ворот собора уже стояла вереница экипажей, готовых отвезти тело и провожающих к маленькому кладбищу в глубине Ферфилд-парка. Торжественные похороны Джона Юстаса завершились. Через сорок восемь часов в местной нотариальной конторе «Дрейк и Компания» для живых должно было состояться оглашение последней воли покойного.

4

На следующий день лорд Фрэнсис Пауэрскорт решил пешком пройти пять миль от усадьбы до Комптона. Необходимо было остудить кипевший гнев. Он шагал, не видя окрестных красот, не любуясь на залитые бледным февральским солнцем холмы и поля. Возмутительный инцидент случился сразу после завтрака. Миссис Августа Кокборн с утра находилась явно не в духе. Щеки ее, казалось, еще больше ввалились, нос торчал еще резче, слуг она шпыняла с особой злостью. Однако бешеной атаки на самого себя сыщик никак не ожидал.

— Когда ж вы соизволите начать работать, лорд Пауэрскорт? — громыхнул выстрел в упор.

— Простите? — не сразу понял Пауэрскорт, просматривавший «Графтон Меркюри».

— Я говорю, намерены ли вы, в конце концов, взяться за дело? По моему приглашению и на мои средства вы поселились здесь, дабы расследовать все обстоятельства кончины моего брата. — Слегка понизив голос, миссис Кокборн зорко огляделась, удостоверившись, что любопытной прислуги вблизи нет. — Насколько я могла заметить, пока вы не предприняли ничего, кроме бесцельных прогулок по дому, и положение почетного гостя использовалось вами лишь для участия в различных светских церемониях, будь то торжественные похороны брата или устроенный семьей небольшой званый вечер после погребения. Не имей вы приличной репутации, лорд Пауэрскорт, вас можно было бы, пожалуй, заподозрить в склонности отдыхать и развлекаться за чужой счет. Речь сейчас не о гонораре, но за подобные труды я не намерена платить ни пенни!

Нагоняй вроде этого Пауэрскорт последний раз получал, когда ему не исполнилось и двенадцати. Тогда, обидевшись на весь свет, он забился под самую крышу конюшни. Теперь же он решил защищаться.

— Дорогая миссис Кокборн, — сказал он, задействовав все свое обаяние, — будьте же снисходительны к тому, что видится вам непростительной медлительностью. Как я уже вам говорил, мне важно прежде детальных расспросов завоевать доверие слуг, победить настороженность к чужаку. Вскоре, разумеется, я должен буду развернуть свой штандарт. Но пока рановато. Нужно время. И тут, боюсь, вам остается только положиться на мое чутье. Всем, прибегавшим к моей помощи в расследовании шантажа, убийств или иных злодеяний, приходилось предоставлять мне полную свободу действий. Я был бы счастлив, если пожелаете, предложить вам рекомендации от многих лиц. Начиная, скажем, с премьер-министра.

Миссис Кокборн брюзгливо фыркнула.

— Не думаю, что есть необходимость, — проговорила она. — Но мне нужны результаты. Результаты!

И с этими словами она вышла из комнаты.

«Чертова баба, — сквозь зубы бормотал шагавший Пауэрскорт, — чертова баба!» Впереди, как сторожевой маяк среди долины, блеснул торчащий шпиль собора. В центре города приспущенные над ратушей и резиденцией епископа флаги отдавали дань траура почившей королеве, точнее бы сказать — императрице.

Направляясь на общий сбор к поверенному, Пауэрскорт предчувствовал тягостные осложнения с завещанием. Возможно даже, обнаружится не единственный документ.

Контора Оливера Дрейка располагалась вплотную к церковной территории, в изящном, восемнадцатого века особняке, высокие окна которого смотрели на западный фасад собора. Пауэрскорта проводили наверх, в зал, видимо служивший парадной гостиной: на стенах многочисленные живописные виды собора, посередине длинный массивный стол, по меньшей мере на дюжину гостей, за каминной решеткой — ярко пылающий огонь.

Самого поверенного, мистера Дрейка, отличали высокий рост, сутуловатость и чрезвычайная, почти болезненная худоба. Дети его порой шутили, что у отца не вид, а видимость. Однако это не мешало ему быть крупнейшим правоведом Комптона, знатоком бесчисленных старинных указов, и вести составлявшие основу его практики сложнейшие соборные дела и тяжбы. Справа от него весьма уверенно сидел декан, на сей раз в строгом черном костюме, с мерцающим под горлом миниатюрным крестиком. Как всегда, у декана имелись наготове записная книжка и пара карандашиков. Оснасткой для земных проблем, подумалось Пауэрскорту, слуга Божий явственно превосходит мирскую паству. По левую руку юриста сел брат-близнец покойного канцлера, Джеймс Юстас. О нем пока было известно немного: живет в Америке, спустил весь личный капитал и почти спился — вот все, что пожелала сообщить его сестрица, считая, видно, неуместным распространяться насчет слабостей родни. Сама Августа восседала (и очень, на взгляд сыщика, напоминала голодную курицу) рядом с Джеймсом. Пауэрскорт устроился в стороне, подальше от миссис Кокборн.

— Прежде всего, позвольте мне, — исторгнутым из тощей груди неожиданно густым баритоном заговорил Оливер Дрейк, — от лица всех сотрудников фирмы сказать, как опечалила нас весть о смерти Джона Юстаса. Мы выражаем искреннее соболезнование его семье и… — (печальный кивок декану) — его собору. На протяжении ряда лет Джон Юстас являлся моим клиентом, как многие… — (еще один, с тонкой улыбкой, кивок декану) — как большинство его коллег. Вынужден тем не менее сообщить всем собравшимся, что в деле о наследовании согласно волеизъявлению скончавшегося мистера Юстаса возникли значительные сложности. К сожалению, разрешить означенные затруднения в настоящее время не представляется возможным. Необходимы дополнительные консультации, ради чего мне, вероятно, потребуется даже ехать в Лондон.

Пауэрскорт обратил внимание, что «Лондон» прозвучало примерно так же, как «Самарканд» или «Тимбукту». Августа Кокборн рванулась вперед призовой лошадью на зимнем дерби.

— Сложности? — вскинулась она. — Какие еще сложности?

Привычный к подобным реакциям в подобных случаях, Оливер Дрейк и глазом не повел. Пауэрскорт с большим интересом ждал, как юрист справится с мадам, готовой выплеснуть полный набор грубостей, колкостей и оскорблений.

— Прошу прощения, миссис Кокборн, — ледяным тоном произнес Дрейк, — ситуация, несомненно, станет более очевидной, если вы соблаговолите не прерывать меня и разрешите продолжить пояснения.

«А ведь он усмирит ее!» — подумал Пауэрскорт. И не ошибся.

— Не будете ли вы любезны, — кротко залепетала Августа, — изложить нам суть упомянутых вами затруднений?

Дрейк вздохнул. Тем временем небо заволокло, по стеклам роскошных георгианских окон забарабанил сильный дождь.

10

Генри Пёрселл (ок. 1659–1695) — выдающийся английский композитор.