Секира и меч - Зайцев Сергей Михайлович - Страница 57

57

Вот и под Щелкуном пал конь — камень из пращи раздробил ему череп. Конь дернулся и повалился на бок, подминая под себя и неверных, и христиан. Конь придавил Щелкуну голень. Но Волк уж был тут как тут. Кабы не он, Щелкуна бы вмиг затоптали. Волк спрыгнул с коня, ухватил побратима под мышки и что было сил рванул на себя. Ему удалось выручить Щелкуна, освободить тому ногу. Но Щелкун, оказалось, не мог ходить — у него был вывихнут сустав. Волк потащил побратима на себе; Глеб уже ушел далеко. Волк мечом расчищал себе путь. Щелкун оберегал его сзади.

Совсем в другую сторону пробивался кузнец Гийом. Они с Глебом, конечно, не могли видеть друг друга, поскольку пыль стояла столбом и тут и там высились горы трупов. За шумом битвы не могли и слышать призывов друг друга.

Гийом своим молотом приводил турок в ужас. Ударов этого славного оружия не выдерживали ни щиты, ни шлемы. После каждого нового взмаха чистое поле открывалось перед Гийомом. Множились стенания неверных.

Возле отважного Гийома также сплотилась часть крестьян. И они шли на прорыв. Турки не могли остановить их, не убив Гийома. А тот был словно заколдован: ни меч, ни копье, ни камень из пращи его не брали.

Чуть позади Гийома шел и монах. Посох его от многих ударов уже давно расщепился. Теперь в руках у Петра Отшельника был меч — тяжелый, длинный двуручный меч. Монах подобрал его где-то и управлялся с ним с таким умением, что всякий, кто понимает в битвах толк, с уверенностью бы сказал: это у монаха не первая битва и рука его так же привычна к мечу, как и к монашескому посоху.

Петр нес смерть неверным, а в глазах его стояли слезы. Он что-то кричал. Но что? И кому?.. Кто оказывался рядом, слышали:

Призри, Господи, на тело мое!

Мечи многие вонзены в меня,

изъязвляют мне руки мои,

и ранят копья ребра мои!

Хвала наказанию Твоему! [3]

Гийом, не оглядываясь, кричал Петру:

— Не скорби, монах! Мы дорого продадим свою жизнь. Мы умрем. Но Папа нам обещал жизнь заоблачную, райскую. Мы безгрешны, как младенцы!..

Трещали под молотом кости неверных.

И монах, с ног до головы залитый кровью, разил мечом направо и налево:

Слезы — в очах, в ушах — злая весть,

вопль — в устах, и в сердце — скорбь;

Господи, хоть бы новой беды

Ты не наводил на меня!

Хвала наказанию Твоему! [4]

Так мужественно дрались христиане и умирали во множестве, кровью своей поливая иссохшую землю. Гибли и возносили молитвы. Но не пролетал над ними белый ангел и не возвестил победы. А пролетал над ними ангел черный и возвестил им поражение и смерть…

Полчища, сонмища турок пытались сдержать Глеба. Ставили заслоны на его пути: из копьеносцев, щитоносцев, отборных конников. Но Глеб шел, как таран. Как глыба каменная, катился вперед. Неверные отчаялись уже остановить его. И не знали турки, что после сказать матерям и женам своим, — столь многих этот славный воин убил.

Но тут возликовали турки, увидя, как некто из христиан, пробравшись сзади к Глебу, вонзил ему в спину нож.

Радостный крик неверных пронесся далеко над долиной.

Глеб обернулся. Перед ним стоял Ганс. Этот Ганс был бы на седьмом небе от счастья, если б удар ему удался. Но он, целя под лопатку, угодил в лопатку. Нож пробил ее и воткнулся в ребро. Это и спасло Глеба от верной смерти.

Глеб рассвирепел от обиды и боли. И, отшвырнув наседающих турок, словно шаловливых котят, развернувшись всем корпусом, хотел уже рассечь Ганса мечом. Но не успел этого сделать: из груди и живота Ганса вдруг вылезли окровавленные клинки. Это Волк и Щелкун поступили с Гансом так, как тот желал поступить с Глебом. Ганс, не издав ни звука, повалился под ноги Глебу ничком. А Глеб, заведя руку за спину, выдернул нож. И с этим ножом и с мечом опять бросился на турок. Кровь текла у него из раны.

Но кровь сейчас хлестала повсюду. Кровь людская… Очень обесценился этот товар.

До самого вечера бились крестоносцы. Остались в живых только лучшие из них, самые сильные. Но было их все меньше… И кабы неверные знали их имена, эти достойные воины-христиане стяжали бы в стане врага славу.

С последними лучами солнца Глеб прорвался через плотное кольцо турок. Толпы крестоносцев хлынули за ним. Но у них на плечах уже сидела турецкая конница. Крестоносцы, теряя людей во множестве, отступали к кустарникам. Турки не хотели отпускать этих людей. Туркам нужна была чистая победа, дабы устрашить ею весь христианский мир, дабы с высоких скал пролива возвестить христианам: «Мы пресытились кровью лучших из вас! Оставьте всякие помыслы победить нас!..».

Но турки были бессильны что-либо изменить; Глеб и побратимы и с ними еще многие герои ушли под прикрытие густых колючих кустарников. А в другом конце долины был еще прорыв: кузнец Гийом, а с ним монах и еще многие тоже ушли от турок.

И тогда перестала шуметь битва. Улеглась пыль. Многие тысячи крестоносцев, не сумевших победить, не сумевших пробиться, найдя в своем положении бессмысленность сопротивления, сложили оружие. Турки поступили с ними вероломно и жестоко. Подавляющее большинство воинов-христиан они изрубили мечами на месте, а остальных заковали в колодки — обратили в рабство.

Опустилась ночь.

Глава 11

Глеб и побратимы всю ночь провели в кустарнике. С ними остались еще человек пятнадцать. Другие разбрелись кто куда. Некоторые раненые за ночь умерли. Иные раненые, не умея превозмочь боль, громко стонали и плакали, проклинали все на свете и тот день, когда родились. Кто-то беспрестанно молился. Время от времени слышались приглушенные разговоры.

Никто не мог сказать, как же это так произошло, что турки обманули их и заманили в ловушку. Турки били их, как скот на бойне. О Господи!..

Никто не знал, куда подевался рыцарь Вальтер. Быть может, его убили в начале сражения, а может, ему удалось бежать. Монах дрался. Его видели. Он разбил о головы неверных свой посох и поднял с земли чей-то меч. Видели и Гийома. Такого воина трудно сразить. А вот про Васила никто ничего не знал. Всю ночь слышали крики, доносившиеся с поля битвы. Это турки добивали раненых христиан. Турки ходили по полю с факелами и тыкали мечами в мертвых и еще живых. Потом турки собирали и куда-то увозили своих погибших.

Три дня уцелевшие крестоносцы отсиживались в кустарниках. Говорили, что турки вылавливают в округе разбежавшихся христиан. Где-то происходят и стычки. Турки будто бы никого не берут в плен.

Голод и жажда терзали людей. Ловили в кустарниках ящериц и змей и поедали их.

Через три дня, услышали, в долине стало тихо. Должно быть, турки ушли. И тогда осторожно, оглядывая внимательно холмы, уцелевшие воины Христовы, крестьяне и ремесленники, стали выбираться из кустов. А когда выбрались, стало им понятно, почему так долго не уходили турки…

Из трупов погибших в бою христиан турки сложили гору. И была эта гора выше окружающих ее холмов. Страшная, страшная гора!..

В назидание христианам! Как предупреждение всему латинскому миру…

Не гора — измышление дьявола!

Запах тлена уже растекался по долине. Рои мух кружили в воздухе. На трупах сидели черные птицы. Дикие собаки, не обращая внимания на появившихся живых людей, деловито сновали вокруг. Пищали крысы. Было их торжество… Отгрызали у трупов носы и уши…

Невозможно было на это смотреть без содрогания. Крестьяне плакали. Крепкие духом боялись за свой рассудок.

Здесь увидели монаха.

Петр Отшельник — бледный, с ввалившимися глазами, в одеяниях, покрытых корками запекшейся крови, — вышел из кустарника и подошел к горе мертвых. Монах похож был сейчас на безумного. Он долго стоял без движений у этой страшной горы, стоял и смотрел, смотрел… Потом медленно опустился на колени. Что-то прошептал.

вернуться

3

Перевод С. С. Аверинцева.

вернуться

4

Перевод С. С. Аверинцева.