Отважное сердце - Янг Робин - Страница 26

— Представь себе наш род в виде могучего дерева, — говорил старый лорд, — корни которого уходят сквозь века во времена Завоевателя и эпоху правления Малкольма Канмора и еще дальше, по линии твоей матери, к древним королям Ирландии. Корни уходят в самую глубину, питая ветви, которые вырастают из них, сплетаясь и укрепляясь брачными союзами с королевским домом Шотландии и благородными домами Англии, вплоть до моего отца и меня. И ты, Роберт — новый побег, выросший на могучем древе.

Но сейчас те же самые слова вызывали у него в душе лишь горечь и пустоту. Прошло всего два дня после того, как граф прибыл в Лохмабен, а Роберт вновь ощущал себя так, словно ему двенадцать, а не пятнадцать лет — словно отец взял и одним махом стер все его достижения за последние годы. Он мог выйти один на один против страшного зверя и победить его, но он по-прежнему был бессилен перед лицом холодного неодобрения своего отца.

— Прошлой зимой мы тоже думали, что в окрестностях Тернберри появились волки, — сказал Эдвард, глядя, как Роберт присел на корточки, продолжая тщательно очищать лезвие от крови. — Пропали несколько ягнят. Но потом отец решил, что во всем виноваты собаки той женщины.

— Эффрейг? — не поднимая головы, переспросил Роберт. Давненько он не вспоминал о занятной старухе с ее деревом судеб, заключенных в клетки.

— Я до сих пор не могу поверить в то, что ты рассказал мне перед отъездом. — Эдвард помолчал. — Ты никогда не расспрашивал деда об этом?

Роберт кивнул, свежей охапкой листьев полируя лезвие своего широкого меча.

— И что он тебе сказал? — не унимался Эдвард.

— Он вообще не пожелал говорить со мной ни об этом, ни о ней.

— Но отрицать не стал?

— Нет. Но и ничего не признал. — Роберт встал и сунул меч в ножны, висевшие у него на поясе. Ничего, позже он очистит лезвие по-настоящему. — Насколько я понимаю, расспрашивать отца ты не рискнул?

— Мне почему-то не хотелось, чтобы меня выпороли. В последнее время отец быстро выходит из себя. Только на прошлой неделе он хорошенько отходил Найалла ремнем. Несколько месяцев тому у него случилась лихорадка, и мать списывает его раздражение на последствия болезни. — Эдвард презрительно фыркнул. — Однако когда я слышу, как он орет насчет Солсбери, то понимаю, что лекарь может поставить ему хоть сотню пиявок, но нрав его от этого не улучшится.

— И что он говорил? — со внезапно проснувшимся интересом спросил Роберт.

— Что было неправильно не взять его на переговоры с королем Эдуардом. Что он должен был находиться в Солсбери вместе с дедом.

Роберт ощутил укол удовлетворения. Да, он тоже не присутствовал на Совете, на котором был заключен Солсберийский договор, зато он ездил в город в свите деда и видел роскошную и величественную делегацию, прибывшую на переговоры из Вестминстера.

После того как ребенок королевы родился мертвым, напряжение достигло предела, но вскоре из Франции прибыла официальная депеша от короля Эдуарда, в которой он просил государственных мужей королевства повиноваться воле Совета хранителей до момента коронации несовершеннолетней Маргарет. Дед Роберта, вполне удовлетворенный этим решением, отвел своих солдат из Галлоуэя и, ради блага королевства, вернул захваченные замки Баллиолу и Комину. После этого обстановка разрядилась, и многие вельможи согласились с приказами Эдуарда, так что даже те, кто остался при своем мнении, не пожелали рисковать своими поместьями в Англии, противореча королю. К тому времени, как Роберт стал своим в окружении деда, в королевстве вновь воцарился мир.

Прошлой осенью, после трех лет, проведенных в Гаскони, король Эдуард вернулся и созвал Совет хранителей, посвященный одному вопросу — возможному переезду юной Маргарет, которой исполнилось уже почти семь лет, из Норвегии в Шотландию. Лорд Джон Комин исхитрился оказаться во главе шотландской делегации, которая должна была отправиться в Норвегию на переговоры, но, при содействии Джеймса Стюарта, в ее состав вошел и лорд Аннандейл. Роберт сопровождал деда на юг для участия в одном из самых важных Советов за последние десятилетия, на котором было решено, что Маргарет вернется в Шотландию к концу года. Оставалось уточнить лишь несколько малозначительных деталей, что и будет сделано, как только ассамблея соберется в городе Биргеме.

Роберт жалел о том, что его отца пригласили для участия в заключительном раунде переговоров, но, поскольку он был одним из тринадцати графов, отказать ему не представлялось возможным. Юноша, однако же, вознамерился не позволить ему разрушить то положение, которого он сумел достичь в окружении деда. Впрочем, охота не принесла ему почестей, на которые он рассчитывал. В попытке проявить себя с самой лучшей стороны он поступил безрассудно, но теперь, зная об огорчениях отца, он уже не так страдал от собственной беспомощности.

— Пойдем, — обратился он к брату, — посмотрим, как они будут его разделывать.

Братья вернулись из леса к тому месту, где охотники уже начали потрошить волка. Теперь, когда его желудок был удален, образовавшуюся полость тщательно промоют и заполнят смесью баранины с овсом. После этого гончих спустят со сворок и позволят утолить голод, устроив для них пиршество в награду за успешную охоту. По кругу из рук в руки передавались мехи с вином, и отовсюду слышались смех и веселье.

Роберт направился к деду, с высоко поднятой головой пройдя мимо отца.

— Скатчач поправится? — спросил он, глядя на гончую, которая зализывала раны.

— Она сильная девочка, — после короткой паузы ответил старый лорд.

Роберт взглянул ему прямо в лицо.

— Прости меня, дедушка, — негромко проговорил он. — Мне следовало дождаться тебя.

Старый лорд проворчал в ответ нечто неразборчивое.

Пристыженный, Роберт кивнул и отправился к своему коню, который обгрызал веточки на кустах неподалеку. За спиной у юноши прозвучал голос деда.

— Бьюсь об заклад, пастухи Аннандейла будут спокойно спать сегодня ночью.

Когда Роберт взял своего скакуна под уздцы, на губах его играла широкая улыбка.

Роберт привстал на стременах, когда они медленно тащились по дороге, ведущей к небольшому пограничному городку Биргему, пытаясь издалека разглядеть собирающиеся там толпы. Дед ехал во главе процессии вместе с графом Патриком Данбаром, могущественным вельможей, который тоже принимал участие в переговорах в Тернберрри четыре года тому и в маноре которого они провели последние три ночи. Следом двигался отец Роберта в сопровождении шести рыцарей из Каррика, а они с братом замыкали шествие вместе с оруженосцами и прочими слугами. Впереди, на поле вокруг церкви, уже виднелись сотни шатров. Над котлами со стряпней вился дымок, и мужчины разговаривали друг с другом, пока оруженосцы занимались лошадьми. Повсюду царила атмосфера торжественного праздника. В одном месте даже выступала группа менестрелей.

— Ты не видишь англичан? — поинтересовался Эдвард, вытягивая шею в том же направлении, куда был устремлен взгляд брата. — Интересно, они уже прибыли?

— Мы еще слишком далеко, — с раздражением откликнулся Роберт, а их дед продолжал неторопливо продвигаться вперед под чавканье копыт по разбитой земле.

Постепенно гул голосов и звуки музыки становились все громче, запахи древесного дыма и конского навоза назойливо лезли в ноздри, пока, наконец, братья не выехали на поле вслед за очередной группой гостей. Роберт во все глаза разглядывал людей, мимо которых они проезжали, многие из них отвечали ему тем же. Впрочем, далеко не все взгляды были приветливыми и дружескими.

— Роберт, — окликнул его дед.

Повинуясь его зову, Роберт спешился, взял своего коня под уздцы и подошел к старому лорду, который остановился у ряда шатров. Он принял повод серого в яблоках дедова скакуна, и старый лорд с кряхтением слез на землю. Услышав громкие слова команды, Роберт обернулся и увидел, как слуги выносят из церкви скамьи и складывают их у стены.

— Ассамблея должна была состояться внутри церкви, — пояснил дед, глядя, как те же слуги расставляют скамьи посередине поля, где под ветвями раскидистого дуба уже соорудили нечто вроде помоста. — Но в крышу ударила молния.