Узы крови - Хамфрис Крис - Страница 50

— Пойду! — Эрик встал перед Хаконом, сверкая глазами. — Она — моя любимая.

— А ты — мой сын. И я тебя знаю. Ты начнешь размахивать своими саблями и даже на шаг не приблизишься к тому, чтобы освободить ее. Ты…

— А ты? — Эрик почти кричал. — Какой от тебя будет прок, старик? У меня есть силы, и сабли, и причина, и…

— А у меня — мой топор! — Хакон наклонился и подхватил с пола оружие. — Он видел столько крови, сколько тебе и твоим саблям даже не снилось. А что до силы…

Отец и сын уже почти столкнулись лбами, и Фуггер с трудом втиснулся между ними.

— Послушайте меня! Перестаньте толкаться и послушайте! — Двое крупных мужчин, тяжело дыша, разошлись на шаг. — Я считаю, что вы оба должны войти внутрь. По-моему, так будет лучше.

— Но у нас есть пропуск только на одного.

— На одного солдата — да. Но там говорится и об арестованных. Офицер может привести в тюрьму новых заключенных.

Хакон присвистнул.

— Значит, я могу взять Эрика как арестанта!

— Или я тебя! — Молодой человек возмущенно сверкнул глазами.

Не дав Хакону время ответить, Фуггер снова вздел свою трехпалую руку.

— Дело не только в этом. Важно не просто попасть в тюрьму. Нам надо добраться до женских камер. Нужна арестантка-женщина.

Эрик рассмеялся.

— И где мы найдем женскую одежду, которая пришлась бы впору одному из нас? Это невозможно!

Фуггер секунду чесал в затылке, а потом вдруг улыбнулся.

— А твоя рослая подружка из таверны, Эрик? Та, что рассказала про Тартар?

— Длинная Маргарета? Ну, она… она… Почему ты так на меня смотришь, Фуггер?

Вместо того чтобы ответить ему, Фуггер повернулся к Хакону.

— Кажется, ты всегда мечтал о дочке, Хакон?

— Нет! — В голосе Эрика звучала мольба. — Вы не видели ее толком, не нюхали ее… Ох, она… она…

— Она будет рада сбросить кое-какую одежку, — отозвался Хакон, подмигивая сыну, — ради такого горячего паренька, как ты.

Все это заняло гораздо больше времени, чем они рассчитывали. Пришлось раздеть и связать стражников, заткнуть им рты, а потом засунуть всех троих в старые винные бочки, сложенные в задней половине сарая. Эрика заставили побриться. Потом нужно было привести Длинную Маргарету. Уговоры Фуггера оказались напрасными, и оторвать ее от грандиозной пьянки в таверне удалось только Эрику, который заманил эту особу нежными словами, улыбками и продемонстрированной монетой. Когда заговорщики наконец залучили ее в конюшню, Маргарета сначала испугалась троих мужчин, а потом долго хохотала, услышав их планы. Дополнительная порция вина, их последний флорин и добротная одежда стражников, которую она получила в качестве временной замены своим вещам, помогли уговорить ее. Раздеваясь, женщина пыталась их соблазнить. А еще она неумолчно разглагольствовала о тюрьме, значительно пополнив сведения скандинавов. К тому моменту, когда Эрик облачился в юбку и корсаж и покрыл голову шалью, они с отцом уже хорошо знали расположение помещений внутри тюремных стен. Их последнее опасение — что женщина будет настаивать на том, чтобы вернуться к своим товарищам в таверне, — исчезло, когда непомерное количество выпитого возымело наконец действие и Длинная Маргарета грациозно рухнула на солому и захрапела. Никакими тычками разбудить ее не удалось.

Заговорщики покинули конюшню через заднюю дверь, прошли по переулку и завернули на улицу, которая вела к тюрьме. Появление офицера с арестованными прямо из конюшни могло бы вызвать у людей подозрения. Впрочем, стражникам у входа было не до наблюдений и проницательных выводов из увиденного, что стало понятно сразу же, как только Эрик с отцом и Фуггером заглянули за угол.

— Значит, все уже началось. Новое и славное папство Карафы, — тихо проговорил Фуггер, глядя, как бывшие преступники затаскивают в тюрьму целое семейство.

Отец семьи был почти без чувств: лицо его покрывала спекшаяся кровь, ноги в чулках скребли по булыжнику. Двое мужчин быстро волокли его под руки. Еще двое тащили двух дочерей. Те отстраняли юные лица от седеющих бород, которые тыкались им в щеки, когда сопровождающие шептали им какие-то гадости. Еще один человек нес мальчишку, которому едва ли исполнилось семь. Тот отчаянно брыкался, пока удар кулака не заставил его бессильно обмякнуть.

— Ну, вперед, — мрачно проговорил Хакон. — Присоединимся к веселой компании. Может, они нас не заметят.

Он одернул камзол швейцарца, который туго обхватывал ему горло, и расстегнул еще одну пуговицу, давившую на грудь.

— Хакон, ты же офицер, не забывай! Не жмись сзади. Командир не пытается проскользнуть незаметно. Действуй смело, друг мой. Прячься у всех на виду.

Хакон коротко кивнул, глубоко вздохнул — и у него отлетела еще одна пуговица.

— Ну, шевелись, шлюха!

Он с силой толкнул сына, и парень качнулся вперед, споткнувшись о непривычные ему юбки. Когда они вышли из теней, колокол начал отбивать семь, и Хакон бросил через плечо:

— Мы будем выходить из этих ворот до восьмого колокола, Фуггер! Будь готов!

— Непременно.

Фуггер смотрел, как отец с сыном пересекают улицу, и проклинал увечье, из-за которого ему пришлось остаться. Около ворот Хакон приостановился и забросил сына себе на плечо, так что юбки свесились ему на лицо.

— Да хранит вас обоих Иисус Христос. Верните мне мое дитя, — прошептал Фуггер.

А потом он начал свои приготовления. Времени до восьмого колокола оставалось мало. Но если скандинавы с Марией не выйдут к назначенному часу, у него впереди будет целая вечность для бесполезных сожалений.

— Поосторожнее, вы! — Хакон принялся расталкивать шумную группу у ворот. Одной рукой он придерживал неподвижно обвисшего сына, второй отпихивал мужчин, которые огрызались и раздавали ответные тычки. — Прочь с дороги, говорю! У меня здесь королева грешников! — Постепенно Хакон добрался до офицера, стоящего у ворот. — Гляди! Пыталась сбежать, переодевшись шлюхой!

Он повернулся, на секунду показав лицо Эрика.

Задерганный офицер стражи вырвал протянутые Хаконом бумаги, скользнул по ним взглядом, а потом прищурился на скандинава.

— Я тебя раньше не видел. Ты из какого отряда? Хакон шагнул к спрашивавшему, заставив того отступить на шаг.

— Не то чтобы это было твое дело, друг, но я только что из Неаполя. Приехал по приказу его святейшества прямо из его дома. Ты не торопись, прочитай бумаги, ладно? Я обязательно передам Карафе, как хорошо ты мне помогал!

Офицер опустил глаза, промямлив:

— Ни к чему брать такой тон.

Его слова утонули во взрыве криков и звуке ударов. Вопли арестованных стали вдвое громче: к толпе у ворот прибавилась еще одна группа.

— Проходи. — Офицер устало вернул Хакону бумаги. — Женские камеры справа от тебя, через двор. Прекратите толкаться, вы, там!

Командир отвернулся, раздавая удары направо и налево, а Хакон пронес Эрика через арку ворот. Там он водрузил сына на ноги, и они мгновение наблюдали за хаосом, царившим впереди.

Тюремный двор был забит толпой, которая численностью вдвое превосходила ту, что собралась у ворот. Большинство людей находились справа от них. Там мужчин-арестованных разводили, обыскивали и проталкивали в темный коридор. Громилы работали палками, гоня людей, как стадо, и волоча тех, кто терял сознание от ударов. Большинство покорно подходили к столам, за которым сидели люди со списками, проверяя имена врагов нового Папы Римского. Кое-кто из арестованных, не выдержав криков своих жен и детей, пытались сопротивляться даже под ударами дубинок. И везде текла кровь.

— Это — настоящий ад, отец! — пробормотал Эрик, продолжавший горбиться, чтобы уменьшить свой рост.

— И нам надо попасть на самый нижний его круг. Пошли, нам в ту сторону.

Дойдя до стола с пергаментами, Хакон бросил своего сына на землю.

— Капитан и арестованная! — громко сообщил он, швыряя свою бумагу на стол и молясь Одину и Христу одновременно о том, чтобы никто из сидевших за ним не был знаком с человеком, чье имя значилось на пергаменте.