Дракула. Последняя исповедь - Хамфрис Крис - Страница 33

А может быть, это был не его голос? Его рука — а может быть, и не его — снова потянулась к Владу.

— Нет, — повторил тот, стараясь удержать ладонь, скользящую вниз.

Но силы предательски покинули его, и воли хватило только на то, чтобы сказать, но не сделать.

— Это конец одиночества, князь, — произнес Хамза и уложил Влада на подушки.

Нет, это не было забвением или забытьём, как ему обещали. Он словно провалился в какую-то черную дыру, но не утратил способность чувствовать. Сначала ему было немного больно, потом Влад ощутил даже некоторое удовольствие.

Еще он мог слышать, как тот самый голос говорит ему, что любит, и просит ответной любви.

Другой голос, похожий на его собственный, но вовсе и не его, отвечал:

— Да. Я тоже люблю, теперь и навсегда. Я тоже.

Глава шестнадцатая

ОБИТЕЛЬ ВОЙНЫ

Хамза, Влад и трое охранников выехали, едва рассвело. Слуги должны были свернуть лагерь и везти все за ними так быстро, как это было возможно. Распоряжения султана не подразумевали даже минутного отлагательства. Если ехать быстро, мало времени тратить на ночлег, если на каждом постоялом дворе для них заранее будут готовы лошади, то путешественники вполне смогут достичь Эдирне за пять дней.

Они действительно гнали коней на пределе возможностей. Скорость, с которой двигались всадники, не оставляла времени на излишние разговоры, а во время короткого отдыха Влад всячески давал понять турку, что не расположен к близости.

В первый же вечер, едва солнце село и они легли на шерстяные одеяла, приготовленные для ночлега, Хамза протянул руку.

— Мой юный друг, — мягко произнес он.

Однако Влад не сказал ни слова и отвернулся от него. Он завернулся в одеяло и лежал неподвижно.

Земля, по которой они проезжали, пробуждалась от зимней спячки. На ней повсеместно были заметны военные приготовления. Как струи талой воды стекают с заснеженных горных вершин, чтобы влиться в реки, так их небольшой отряд маленьким ручейком быстро смешался с огромным потоком людей, лошадей и домашнего скота, предназначенного для пропитания войска.

Султанский туг, то есть его штандарт или бунчук, украшенный шестью конскими хвостами, был поднят над полевым шатром Мурада близ Эдирне. К нему со всех сторон устремлялись воины разных национальностей. На бунчуке висели серебряные колокольчики. Они мягко, мелодично позванивали. Людская молва утверждала, что этот звон слышен повсюду, от отдаленных островов Эгейского моря до пирамид Египта.

Это был дар-ул-харб, призыв к войне. Он эхом отзывался над ущельями и перевалами Трансильвании, в каменных коридорах карпатских замков, при дворах королей и в покоях епископов. «Великий турок грядет, — предупреждал звон колокольчиков. — Знайте это и трепещите».

Возможно, Хамзе и не удалось бы заставить Влада поднять глаза, но тот сделал это по собственному желанию. Валах с изумлением смотрел на картину, разворачивающуюся перед ним. Он начал вести счет врагам, как велел Дьявол, его отец. Куда бы ни посмотрел Дракула, повсюду были лошади — высокие, поджарые скакуны из долин Анатолии, маленькие, коренастые горные лошадки, поросшие густым волосом.

На породистых конях гарцевали спаги, турецкие рыцари, люди высокого звания. Они скакали в атаку в кольчугах и шлемах, но в обычное время носили шелковые одежды, а головы украшали чалмой и не обращали внимания ни на кого, кто бы ни проезжал мимо них по дороге, если, конечно, это был не султан.

На маленьких лошадках ездили выходцы из кочевых племен, по большей части татары. Широколицые, с раскосыми глазами, они выглядели диковато. Этим людям постоянно мерещилось, что кто-то бросает им вызов, и они беспрестанно галопировали туда-сюда, то пронзительно улюлюкая в знак успеха, то ударяя мечами о щиты. Иногда над их головами взмывал целый рой стрел, показывая всем проезжающим, что они движутся в опасной близости от степняков.

Широкие ручьи соединялись в реки, те становились потоком, разливающимся с неукротимой силой. В середине третьего дня путешественники остановились у моста, именуемого Илгаз. Здесь находилась единственная переправа через реку Гокирмак. Перед этим мостом столпились с тысячу всадников, осыпающих друг друга проклятиями, поэтому Хамза приказал сделать привал до вечера. Когда появилась луна, они продолжили свой путь и скакали всю ночь, до самого рассвета, а на день снова остановились у переправы через реку Сакария, так же забитой войсками.

На каждой остановке Хамза пытался начать разговор с Владом, хотя и не о том, что произошло между ними. Ему было ясно, что Дракула вовсе не склонен обсуждать это. На все свои высказывания, касающиеся ястребов, войны и вооружений, турок получал только один ответ — молчание.

Только когда они стояли на берегу Босфора, на скале, возвышающейся над небольшим портом Ускудар, Влад заговорил, но произнес только одно слово:

— Константинополь.

Турок посмотрел в ту же сторону, что и валах. Город словно плыл над проливом, окутанный дымкой. Его башни и стены золотили блики заходящего солнца.

— Ты мечтаешь когда-нибудь приехать сюда, мой юный друг? — спросил Хамза.

Он не ожидал ответа на свой вопрос, потому что не получал его на все предыдущие, но ему пришлось удивиться уже во второй раз.

— Я мечтаю прочесть молитву. — Влад указал рукой на купол собора. — Там, у алтаря, в храме Святой Софии.

— В самом деле?

Хамза молился, как и положено, пять раз в день и ни разу не видел, чтобы его попутчик преклонил колени, разговаривая с Богом.

— А о чем ты стал бы молиться там, Влад?

Юноша обернулся. Впервые за три дня его зеленые глаза взглянули в лицо старшего.

— О спасении, — ответил он.

Хамза смутился, отвел взгляд и снова взглянул на купол, поблескивающий в лучах заката.

— Ты знаешь, что султан мечтает сделать этот храм мечетью, — сказал он. — Греки год от года становятся все слабее, теряют свои земли, их окружают враги и предают друзья…

Но Влад уже не слушал его. Он тронул коня и стал спускаться к причалу, куда подходил паром. Хамза еще раз бросил взгляд на величественную громаду Константинополя, мерцающую в сумерках, вздохнул и последовал за ним.

Прошло еще два дня, и они въехали на вершину последнего холма, который отделял их от Эдирне. Путешественники ожидали увидеть знакомый город, но перед их глазами предстало нечто совсем другое. Поток мусульманских воинов, направляющихся к султанскому штандарту, рассекал бескрайнее пространство лагеря, колыхавшееся точно морские волны под ветром. Все вокруг походило на хаос. Владу казалось, что здесь ни в чем не было порядка.

На окраинах лагеря теснились небольшие палатки и стойла для лошадей. Там были расквартированы гази, воины ислама, такие же лохматые, как и их горные лошади, с такими же дикими, сверкающими глазами. Этих людей отличала недюжинная физическая сила, которую они черпали в молоке ослицы. Гази просто горели истовой верой и предчувствием рая, который ожидал их в любом случае — будут они живы или погибнут. Ржание боевых коней то и дело перебивали крики других животных. Из просторных стойл, которые занимали верблюды, то и дело слышались громкое фырканье, плевки и протяжный трубный рев. Ослы жалобно вопили, бродячие псы, примкнувшие к лагерю, лаяли и дрались друг с другом.

Хамза и Влад двинулись по одной из четырех дорог, деливших лагерь на отдельные части. На них постоянно поддерживался порядок. Охрана требовала, чтобы они были свободны, так как по ним к султану проезжали посланцы со всех концов его необъятной империи, а также из других стран.

Бывший учитель и его спутники ехали по такой дороге, но в конце концов все-таки уперлись в препятствие. Оно представляло собой ограждение, обтянутое красным шелком. За ним какой-то турецкий офицер, вооруженный до зубов, просматривал письменные распоряжения, которые ему передавали подчиненные.

Эта шелковая ширма отделяла беспорядок от порядка. За ней лежала та часть лагеря, в которой все палатки располагались строго по кругу и имели общий центр. Впереди стояли шатры поменьше и попроще, но путешественники проехали за ограждение, углубились внутрь лагеря и увидели, что полотняные жилища становились все просторнее, богаче. Их украшали яркие красочные драпировки.