Шаман - Гордон Ной - Страница 123

Глаза Олдена заблестели.

— Вот это чудесное решение! — воскликнул он и подлил Шаману еще немного своего ужасного кофе.

Иногда Шаману было нелегко читать дневник отца — мысли и чувства Роба Джея переполняла боль. Случалось так, что он забрасывал чтение на целую неделю, но всегда возвращался к нему, потому что эти страницы были его единственной связью с отцом. Когда он дочитает дневник до самого конца, у него не останется ничего, кроме воспоминаний.

Это было довольно необычное лето. Июнь выдался дождливым. Посевы взошли рано. Пошли в рост фруктовые деревья, набрали силу леса. Резко увеличилось количество кроликов и зайцев. Теперь эти вездесущие животные щипали травку почти у самого дома, а также поедали салат-латук и цветы, которые высаживала в огороде Сара Коул. Поля полнились травой, которая уже начинала гнить, однако из-за влаги нельзя было приниматься за сенокос. Над лугом вился целый рой насекомых, которые кусали и пили кровь из людей и домашних животных.

Молодой доктор Коул увлеченно трудился в Холден-Кроссинге. Конечно, ему нравилось лечить пациентов и в больнице Цинциннати. Там, если ему нужен был совет кого-то из старших, то по первому его зову целое отделение готово было прийти на помощь. Здесь же он работал совершенно один, не зная, с чем ему придется столкнуться завтра. В этом была суть практики сельского врача. Шамана это только радовало.

Тобиас Барр сообщил ему, что медицинское общество округа приостановило свою работу, потому что большинство его членов были сейчас на войне. Он предложил, чтобы на время отсутствия регулярных заседаний общества они втроем — он сам, Шаман и Джулиус — встречались раз в месяц за обедом и обговаривали профессиональные вопросы.

В Рок-Айленде, пока обойдя стороной Холден-Кроссинг, вспыхнула эпидемия кори. Это заболевание стало главной темой для обсуждения при их первой встрече. Врачи сошлись во мнении, что особое внимание следует уделить разъяснению, как детям, так и взрослым, правил гигиены; запретить чесать и раздирать пустулы, как бы сильно они ни зудели. Лечить эту болезнь необходимо целебными мазями, прохладным питьем и порошком Зейдлица. Коллеги с интересом выслушали рассказ Шамана о том, что в больнице Цинциннати воспаление дыхательных путей, которым сопровождается заболевание корью, лечат еще и полосканием квасцами.

Во время десерта разговор переключился на политику. Доктор Барр принадлежал к большинству республиканцев, которые считали, что президент США занимает слишком мягкую позицию по отношению к Югу. Он восхищался биллем Уэйда-Дэвиса, который был принят Палатой представителей, несмотря на возражения Линкольна. Законопроект предусматривал жесткие карательные меры применительно к южанам по окончанию войны. Инакомыслящие республиканцы под предводительством Хораса Грили собрались в Кливленде и приняли решение выдвинуть собственного кандидата в президенты — генерала Джона Чарльза Фримонта.

— Как думаете, генерал победит Линкольна? — спросил Шаман своих коллег.

Доктор Барр хмуро покачал головой.

— Нет, пока продолжается война, президента переизбирать не станут.

В июле наконец прекратились дожди. Невыносимо припекало солнце, трава мгновенно пожухла под его палящими лучами, степь буквально поджаривалась. Эпидемия кори, хоть и не в таких масштабах, как в Рок-Айленде, добралась и до Холден-Кроссинга. Шамана все чаще будили ночью, вызывая к тем, кого поразила эта болезнь. Мать рассказала ему, что в прошлом году в Холден-Кроссинге уже было подобное. Тогда эпидемия унесла жизни шести человек, в том числе — нескольких детей. Шаман пришел к выводу, что именно эта вспышка болезни способствовала общему снижению сопротивляемости организма в последние годы. Он написал доктору Гарольду Мейгсу, который преподавал ему медицину в Цинциннати, и спросил, возможно ли такое.

Одним тихим, душным вечером вдруг разразилась гроза. Шаман лежал в постели, чувствуя сильную вибрацию от ужасающих раскатов грома и открывая глаза каждый раз, когда комнату освещали вспышки молнии. В конце концов усталость пересилила ненастье, и он уснул так крепко, что, когда мать потрясла его за плечо, несколько мгновений он не мог понять, что происходит.

Сара поднесла лампу к лицу так близко, что он смог прочитать по губам:

— Вставай.

— Кто-то еще с корью? — спросил он, быстро одеваясь.

— Нет. Тебя ожидает Лайонелл Гайгер.

Он быстро оделся и вышел на улицу.

— Что случилось, Лайонелл?

— Малыш моей сестры… задыхается. Пытается вдохнуть, сипит, как насос, который не может выпустить воду.

Шаман понимал, что на дорогу уйдет много времени — Длинная тропа пролегала через лес, не было ни минуты на то, чтобы оседлать собственную лошадь или запрячь двуколку.

— Я возьму твою лошадь, — сказал он Лайонеллу и, вскочив в седло, галопом поскакал через поле, затем — по дороге, к самому дому Гайгеров, придерживая рукой санитарную сумку, чтобы в спешке не выронить ее.

Лилиан Гайгер ждала у передней двери:

— Сюда!

Шаман вбежал в комнату и увидел…. Рэйчел. Она сидела на кровати в своей прежней комнате с ребенком на коленях. Малыш уже весь посинел, но все еще пытался дышать.

— Сделай что-нибудь, он умирает!

Шаман и сам видел, что малыш близок к смерти. Он открыл рот ребенка и, пальцами удерживая ему язык, осмотрел маленькое горлышко. Его задняя стенка и верхняя часть гортани были покрыты толстой серой пленкой из слизи, которая препятствовала дыханию. Шаман быстро удалил слизь из горла.

В тот же миг ребенок судорожно и жадно задышал, сотрясаясь всем телом.

Рэйчел обняла его и зарыдала.

— Господи, Джошуа, ты живой?

Она задыхалась, ее волосы совсем растрепались.

Да, трудно поверить, но это и правда была Рэйчел. Она повзрослела, стала более женственной.

И не сводила глаз со своего малыша, который выглядел уже лучше. По мере того как кровь, насыщаясь кислородом, разносила его по всему телу, лицо ребенка постепенно приобретало естественный цвет. Шаман приложил руку к его груди, чтобы проверить сердцебиение; затем взял малыша за запястье, чтобы измерить пульс. Ребенок снова закашлялся.

В комнате была и Лилиан — и Шаман решил обратиться к ней.

— Как именно он кашлял?

— Кашель был глухой, напоминал… собачий лай.

— С присвистом?

— Да, он сипел каждый раз, когда откашливался.

Шаман кивнул.

— У него ложный круп. Вскипятите воды и всю ночь делайте ему теплые ванны, чтобы расслабить его дыхательные мышцы. И пускай дышит паром.

Он достал из сумки одно из лекарств Маквы — чай из подлесника и лепестков ноготков.

— Заварите этот чай, немного подсластите и давайте ему горячим. Это нужно для того, чтобы предотвратить отек гортани и облегчить кашель.

— Спасибо тебе, Шаман, — сказала Лилиан, сжимая ему руку. Рэйчел, казалось, совсем не обращала на него внимания. Ее налитые кровью глаза казались безумными. Ночная рубашка была запятнана выделениями из горла и носа ребенка.

Выйдя из дома, он увидел, что по Длинной тропе спускаются Лайонелл и его мать; в руке Лайонелл держал яркий фонарь, свет которого привлекал целый рой комаров и ночных мотыльков. Когда они подъехали, губы Лайонелла зашевелились, и Шаман легко догадался, что тот хотел спросить, но никак не решался.

— Думаю, он будет в порядке, — сказал он. — Потуши фонарь и убедись, что с тобой в дом не попадут все эти насекомые.

Сам он отправился в путь по Длинной тропе, которую знал настолько хорошо, что даже кромешная тьма не была ему помехой. Вот последние огни остались позади, и темные деревья окружили его со всех сторон.

Вернувшись в свою комнату и двигаясь, будто во сне, он разделся. Но, оказавшись в постели, понял, что не может сомкнуть глаз. Неподвижный и растерянный, он смотрел то в потолок, то на темные стены, но на чем бы ни останавливался его взгляд, он видел перед собой лишь одно лицо.