Шаман - Гордон Ной - Страница 126

— Спасибо за совет. Завтра мы сходим туда.

Он заметил, как сильно девочка похожа на мать, когда улыбается.

— Что ж, рад был увидеться с вами.

— Мы тоже! — ответила Хетти.

Он слегка поклонился, приподнял шляпу и развернул коня.

— Шаман, — подойдя ближе, Рэйчел заглянула ему в глаза, — если будешь у Джека Деймона завтра где-то около полудня, присоединяйся к нам у того рыбного места — мы собираемся устроить небольшой пикник.

— Постараюсь, надеюсь, получится заехать, — ответил он.

На следующий день, съездив в очередной раз послушать хрипы в груди Джека Деймона, Шаман направился к реке и увидел там двуколку Гайгеров и серую кобылу, пасущуюся неподалеку.

Рэйчел вместе с детьми рыбачила на камнях. Джошуа подбежал к Шаману, схватил его за руку и подвел к мелкой заводи, где, шевеля жабрами, плескались шесть окуньков, как раз подходящего размера для того, чтобы чуть позже превратиться в обед.

Как только Шаман появился у реки, Рэйчел взяла кусочек мыла и теперь отмывала руки, пытаясь отбить запах рыбы.

— Кажется, на обед будет рыбка, — похвасталась она.

— От такого обеда я бы не отказался, — сказал он. Рэйчел привезла с собой яиц, разрезанных пополам и намазанных соусом, соленых огурцов и лимонада с печеньем из патоки на десерт. После обеда Хетти с серьезным видом объявила тихий час, после чего дети устроились на расстеленном неподалеку одеяле и задремали.

Рэйчел собирала остатки обеда и складывала их прямо в полотняную сумку.

— Ты бы мог тоже взять удочку и порыбачить, если есть такое желание.

— Нет, — отказался он, решив, что приятнее будет пообщаться с ней, чем ловить рыбу.

Она кивнула и устремила взгляд к реке. Стайка ласточек, которые летели с севера в теплые края, щебеча, скользила прямо над водой, двигаясь настолько синхронно, что казалось, будто они — одно целое; будто это одна лишь птица целовала воду и затем улетала прочь.

— Разве здесь не чудесно, Шаман? Хорошо ведь оказаться дома.

— Конечно, хорошо, Рэйчел.

Некоторое время они обсуждали, каково это — жить в городе. Он рассказал ей о Цинциннати, попутно отвечая на ее вопросы о медицинской школе и больнице.

— А ты, тебе понравилось в Чикаго? — спросил он.

— Мне нравилось, что там можно было запросто сходить в театр или на концерт. Каждый четверг я играла на скрипке в квартете. Джо не был поклонником музыки, но мне отказать не мог. Он был очень добрым человеком, — ответила она. — Так заботился обо мне, когда я потеряла ребенка в первый год после нашей женитьбы.

Шаман кивнул.

— Потом родилась Хетти, и началась война. Война забирала у нас все силы и время. Чикагская община евреев насчитывала не больше тысячи человек. Восемьдесят четыре наших парня ушли воевать, на свои сбережения мы полностью одели и обули их. Они влились в роту «С» восемьдесят второго иллинойсского пехотного полка. Солдаты-евреи получили награды за бои под Геттисбергом и многие другие. И я горда тем, что тоже была причастна к этому.

— Но ты ведь сестра Иуды Бенджамина, а твой отец — ярый приверженец южан!

— Знаю. Но Джо поддерживал Север, и я приняла его сторону. В тот день, когда я получила письмо от матери, в котором она писала, что отец ушел служить к конфедератам, на моей кухне как раз проходило заседание общества помощи солдатам, и в его работе принимали участие все женщины нашей общины, — пожала плечами она.

— А потом родился Джошуа. И умер Джо. Вот и вся моя история.

— И вот ты здесь, — сказал Шаман, и она взглянула ему прямо в глаза. А он уже и забыл ее гладкую кожу и тонкие черты лица, забыл ее пухлые губы и глубину ее сверкающих карих глаз. Он не собирался задавать больше вопросов, но один невольно сам сорвался с его губ:

— Ты была счастлива в браке?

Она все так же внимательно смотрела на воду. Ему даже на миг показалось, что он просто не увидел ее ответа, но тут она снова посмотрела на него.

— Скорее, меня все устраивало в этом браке. По правде говоря, я просто смирилась.

— А я вот так и не смог смириться или подчиниться! — воскликнул он.

— Ты не смог сдаться, ты продолжаешь бороться, поэтому тебя назвали Шаманом. Пообещай мне, что никогда не сдашься.

Хетти проснулась и перебралась поближе к матери, стараясь не разбудить все еще спящего братика.

— Пообещай, — настаивала Рэйчел.

— Обещаю, — улыбнулся Шаман.

— Почему ты так странно разговариваешь? — поинтересовалась Хетти.

— А я как-то странно разговариваю? — спросил он, смотря скорее на Рэйчел, чем на ее дочку.

— Да! — заявила девочка.

— Твой голос стал еще более гортанным, чем был до моего отъезда в Чикаго, — осторожно попыталась объяснить Рэйчел. — И, кажется, тебе стало сложно контролировать его.

Он кивнул, вспомнив, как сложно ему было говорить шепотом в театре во время представления.

— Ты продолжаешь делать те свои упражнения? — спросила Рэйчел.

Она удивилась, когда он ответил, что совсем забросил заниматься речью с тех пор, как уехал из Холден-Кроссинга, чтобы получить образование в медицинской школе.

— У меня не оставалось времени на эти упражнения. Слишком много занимала учеба, — пояснил он.

— Но теперь-то ты стал посвободнее! Обязательно начни снова заниматься своей речью. Если не станешь уделять этому внимания, то забудешь, как правильно говорить. Если ты не против, я бы помогла тебе, как делала это в детстве.

Ее глаза загорелись, легкий ветерок с реки шевелил ее распущенные волосы, и маленькая девочка с ее глазами и улыбкой прижималась к ее груди. Высоко поднятая голова женщины и ее тонкая, красивая шея напомнили Шаману о львице, которую он видел на картинках.

— Уверен, я смогу, мисс Барнем.

Он вспомнил ту юную девушку, которая вызвалась помочь глухому парню научиться говорить, и вместе с этим нахлынули воспоминания о том, как сильно он любил ее.

— Я был бы очень благодарен тебе за помощь, Рэйчел, — уверенно ответил Шаман, тщательно расставляя ударения в словах и следя за интонацией.

Они условились встретиться на Длинной тропе, так чтобы обоим было идти недалеко. Он был уверен: она не стала предупреждать Лилиан, что снова будет заниматься с ним, потому не стал рассказывать об этом и своей матери. В первый раз Рэйчел появилась в назначенный час вместе с детишками, которых отправила собирать лесные орехи вдоль дороги.

Рэйчел села на маленькое покрывало, которое принесла с собой, и прислонилась спиной к большому дубу; он устроился перед ней, с готовностью глядя ей в лицо. В качестве упражнения она говорила Шаману какую-нибудь фразу, а тот должен был прочесть по ее губам и повторить за ней с соответствующей интонацией и правильными ударениями в словах. Чтобы немного помочь ему, она брала его за руку и сжимала его пальцы каждый раз, когда нужно было сделать ударение или выделить слово интонацией. Ее руки были теплыми и сухими, ее пальцы касались его так, будто она держала утюг или белье во время стирки — женщина относилась к этому жесту, как к части работы. Собственные руки казались ему горячими и потными, но он окончательно утратил уверенность в себе лишь тогда, когда они приступили к упражнениям. Его речь стала даже хуже, чем он сам предполагал, и исправить ее было довольно сложно. Он почувствовал облегчение, когда из лесу вышли дети с полным орехов ведерком в руках. Рэйчел сказала, что они расколют их молотком, когда вернутся домой, и достанут ядрышки, а потом испекут с ними хлеб и угостят им Шамана. Они договорились встретиться на следующий день, чтобы позаниматься подольше.

Наутро, закончив работу в амбулатории, он отправился по вызовам. Состояние Джека Деймона резко ухудшилось, его организм полностью истощился из-за болезни. Шаман остался у постели умирающего, чтобы как-то облегчить его боль. Когда Деймон почил, было уже слишком поздно ехать к Рэйчел, поэтому он с мрачным видом отправился домой.