Шаман - Гордон Ной - Страница 88

— Он сказал мне, что прячет там женщину, — вмешался Брук.

Шаман обрел дар речи.

— Нет! — начал он, но полицейский забрал ключ у миссис Гаммонд и отпер дверь.

Войдя в помещение, Брук тут же заглянул под кровать, но полицейский увидел подушку и постельное белье, подошел к бюро и открыл ящик.

— Собака, — резюмировал он. — Похоже, вся порезана.

— Не женщина? — удивился Брук и посмотрел на Шамана. — Но ты же сам говорил о суке.

— Это ты о ней говорил. Я сказал catulam, — возразил ему Шаман. — Собака, женского пола.

— Надеюсь, сэр, — уточнил полицейский, — что здесь больше нет никого умершего, спрятанного и так далее? Это официальный вопрос.

— Нет, — ответил Шаман. Миссис Гаммонд посмотрела на него, но ничего не сказала. Она выскочила из комнаты, сбежала вниз по лестнице, и они услышали, как открылась и хлопнула входная дверь.

Полицейский вздохнул.

— Она отправилась прямо в офис мужа. Думаю, нам тоже стоит туда заглянуть.

Шаман кивнул и последовал за ним на улицу, мимо Брука, не сводившего с него печального взгляда поверх платка, которым он закрыл рот и нос.

—  Vale, — попрощался с ним Шаман.

Его выселили. До конца семестра оставалось меньше трех недель, и профессор Гарднер позволил ему спать на раскладушке в сарае. В знак благодарности Шаман вскопал ему сад и посадил тридцать два фута картофеля. Заметив змею, свернувшуюся под горшком с рассадой, он испугался, но, когда понял, что это маленький уж, они поладили.

Он получил отличные оценки, но ему вручили запечатанное письмо, адресованное его отцу. Приехав домой, Шаман сидел в кабинете и ждал, когда отец прочтет его. Он и так знал, что там написано. Декан Гаммонд сообщал отцу, что Шаман полностью закрыл все задолженности за два года, но его отстраняют на год от занятий, давая ему возможность достаточно созреть, чтобы вписаться в академическое сообщество. Когда он вернется, ему придется подыскать себе другое жилье.

Отец закончил читать письмо и посмотрел на Шамана.

— Ты извлек какой-то урок из этого небольшого происшествия?

— Да, папа, — сказал он. — Внутри собака удивительно похожа на человека. Сердце у нее, конечно, вдвое меньше, но оно очень походит на человеческие сердца, которые ты при мне удалял и взвешивал. Точно такого же цвета — красного дерева.

— Я бы так не сказал…

— Ладно… красноватого.

— Да, красноватого.

— Легкие и кишечный тракт тоже похожи. А вот селезенка другая: не круглая и компактная, а скорее походит на большой язык — один фут в длину, два дюйма в ширину, один дюйм в толщину. Аорта у собаки была разорвана — это и убило ее. Я так думаю, она потеряла почти всю кровь. По крайней мере, в грудине собралась целая лужа.

Его отец снова внимательно посмотрел на него.

— Я вел записи. Если тебе интересно их почитать…

— Мне очень интересно, — задумчиво ответил отец.

Ночью Шаман лежал в кровати, где так и не подтянули веревки матраса, и смотрел в стену — такую знакомую, что по изменению солнечных бликов на ней он мог сказать, какое сейчас время суток. Отец предложил ему провести время вынужденных каникул дома. «Теперь, когда ты прослушал курс физиологии, ты сможешь принести мне больше пользы во время аутопсии. И еще ты — дополнительная пара надежных рук, которых мне не хватает во время вызовов на дом. А пока, — добавил Роб Джей, — можешь помочь мне на ферме».

Скоро ему уже казалось, что он вообще никуда не уезжал. Но впервые в жизни окружавшая его тишина была пронизана одиночеством.

В тот год, используя вместо учебников тела самоубийц, и бездомных, и нищих без роду и племени, он научился искусству препарирования. В домах больных и раненых он готовил инструменты и перевязочный материал и смотрел, как отец находит верные решения в каждой новой ситуации. Он знал, что отец тоже наблюдает за ним, и упорно трудился, учил наизусть названия и предназначение всех предметов из арсенала врача, чтобы можно было протянуть их отцу еще до того, как тот попросит об этом.

Однажды утром, когда они остановили коляску у края леса над рекой, чтобы освободить мочевой пузырь, Шаман признался отцу, что собирается изучать медицину вместо того, чтобы возвращаться в Нокс-колледж, когда истечет срок его отстранения от занятий.

— Черта с два, — заявил Роб Джей, и Шаман почувствовал кислый привкус разочарования, потому что по выражению лица отца он прочитал, что его позиция осталась неизменной. — Неужели ты не понимаешь, мальчик? Я пытаюсь уберечь тебя от боли. У тебя настоящий талант к естественным наукам, это очевидно. Закончи колледж, и я заплачу за лучшее высшее образование, которое ты только сможешь найти: где угодно, выбирай любую точку мира. Ты сможешь преподавать, проводить исследования. Я считаю, что тебе по силам совершить великие открытия.

Шаман покачал головой.

— Я готов испытать боль. Когда-то ты связал мне руки и отказывал в пище, пока я не заговорил. Ты пытался выжать из меня максимум того, на что я способен, а не уберечь меня от боли.

Роб Джей вздохнул и кивнул:

— Очень хорошо. Если ты так настроен попробовать себя в медицине, можешь стать моим учеником.

Но Шаман снова покачал головой:

— Ты просто хочешь оказать милость своему глухому сыну. Пытаешься создать нечто ценное из третьесортного сырья, идя наперекор здравому смыслу.

— Шаман… — грозно начал отец.

— Я хочу учиться так, как учился ты — на медицинском факультете.

— А вот это вообще выбрось из головы. Я не думаю, что тебя примут в хороший университет. Сейчас повсюду открывают никуда не годные медицинские школы, и вот туда-то тебя примут с распростертыми объятиями. Потому что они принимают любого, у кого есть деньги. Но изучать медицину в одном из таких заведений было бы печальной ошибкой.

— А я туда и не собираюсь. — И Шаман попросил отца дать ему список лучших медицинских школ, расположенных на разумном расстоянии от долины Миссисипи.

Как только они вернулись домой, Роб Джей пошел в кабинет и составил список, который и вручил сыну перед ужином, словно желая удалить эту проблему из памяти. Шаман залил в лампу свежее масло и просидел за маленьким столом в своей комнате далеко за полночь, составляя письма. Желая избежать неприятных неожиданностей, он прямо сообщал членам приемной комиссии, что претендент — глухой.

Лошадь по имени Бесс, бывшая Моника Гренвилл, перевезла Роба Джея через половину континента, но теперь она набрала вес и хорошо выглядела в наступившей беззаботной старости. Однако к бедной слепой Вики, лошади, купленной на замену Бесс, судьба оказалась не столь милостива. Однажды поздней осенью Роб Джей приехал домой и увидел, что Вики стоит на лугу и дрожит. Голова у нее повисла, тощие ноги подкашивались, и она не обращала никакого внимания на окружающую действительность, как и любой человек, для которого, уставшего и ослабевшего, наступила больная старость.

На следующее утро он направился к Гайгерам и спросил Джея, нет ли у него морфия.

— А сколько тебе нужно?

— Столько, чтобы хватило убить лошадь, — ответил Роб Джей.

Он вывел Вики на середину пастбища и скормил ей две моркови и яблоко. Затем ввел ей препарат в правую яремную вену, нежно разговаривая и поглаживая лошадь по шее, пока она громко пережевывала последнее лакомство. Почти сразу она опустилась на колени и упала на землю. Роб Джей оставался рядом с ней, пока она не отошла, затем вздохнул, велел сыновьям позаботиться о ней и уехал по вызову на дом.

Шаман и Алекс начали рыть яму прямо возле ее спины. У них на это ушло много времени, потому что яму следовало сделать глубокой и широкой. Когда все было готово, они постояли и посмотрели на лошадь.

— У нее резцы под странным углом торчат, — заметил Шаман.

— Для ее лет это нормально, у лошадей так возраст определяют — по зубам, — пояснил Алекс.