Тайная история Леонардо да Винчи - Данн Джек - Страница 129

Таким образом Леонардо вполне мог дойти до идеи неподвижного крыла и создать планер, как намного позднее сделали Лоуренс Харгрейв и другие. Следует, однако, заметить, что совершить этот воображаемый прыжок к идее неподвижного крыла для Лоуренса Харгрейва в 1890 году было не менее трудно, чем для Леонардо да Винчи в придуманном мной мире Флоренции пятнадцатого столетия.

Чтобы претворить мое видение в жизнь, я слегка подправил историю. Экстраполируя, используя то, что было известно Леонардо и его современникам, я естественным образом подвел его к идее летательного аппарата с неподвижными крыльями.

Я также слегка исправил историю, прибавив возраста Никколо Макиавелли и сделав его учеником Леонардо (позднее они действительно были знакомы). Не сомневаюсь, что читатели обнаружат и другие мои «поправки».

Я не мог не присоединиться к меньшинству в точке зрения на сексуальную ориентацию Леонардо. Распространенное мнение, что Леонардо был гомосексуалистом, в высшей степени сформировано трудами Зигмунда Фрейда по его половой психологии, особенно работой «Леонардо да Винчи и его детские воспоминания» [61]. В этой работе Фрейд спроектировал на Леонардо собственный склад ума. Книга начинается описанием знаменитого сна Леонардо о великой птице, в котором коршун слетает с неба и бьет его по лицу хвостом. (Существует, конечно, неоспоримая связь между этим первым оставшимся в его памяти сном и тягой к полету, которая была присуща ему всю его жизнь.) Однако Фрейд прочел записки Леонардо в переводе, и не слишком хорошем переводе, где слово «коршун» было перепутано со словом «стервятник». Фрейд подробно рассуждает о том, что стервятник — это символ Мут, египетской богини, символизировавшей женское начало, а хвост символизирует сосок груди. Коршун, наоборот, был символом мужества, точно так же, как ястреб или орел. Более того, Фрейд не был знаком с «Тривульцианским кодексом» Леонардо, чьи страницы подробно освещают многие стороны темной вселенной подсознания да Винчи.

Рэймонд С. Стайтс, автор психоаналитического этюда «Сублимации Леонардо да Винчи», пишет, что «Леонардо с успехом применил к себе метод, который создал сам Фрейд для раскрытия нездоровых комплексов, и его (Фрейда) диагноз, не учитывающий этой важной детали, вопиюще ошибочен». Тщательно изучив «Тривульцианский кодекс», Стайтс пришел к выводу, что «Леонардо, судя по всем фактам, был полноценным мужчиной с нормальным гетеросексуальным влечением».

Стайтс подсказал мне идею, что Леонардо мог быть влюблен в красавицу Джиневру де Бенчи, дочь Америго де Бенчи, состоятельного флорентийского купца. Такое весьма вероятно, потому что Леонардо долгое время был другом семейства Бенчи; когда в 1481 году он уехал из Флоренции в Милан, он оставил им на сохранение незаконченное панно «Поклонение волхвов». Джиневра действительно вышла замуж за человека много ее старше, вдовца Луиджи ди Бернардо Николини, и в Вашингтоне хранится ее великолепный портрет работы Леонардо. По технике он считается равным его знаменитой «Моне Лизе», хотя это, конечно, не столь зрелая работа.

Однако примерно в то время, в 1476 году, семнадцатилетний натурщик Якопо Сальтарелли обвинил четверых молодых флорентийцев в содомии, бросив свой пасквиль в ящик, стоявший перед палаццо Веккио. Леонардо был одним из обвиненных, и суд и пережитое унижение изменили всю его жизнь. Хоть его признали невиновным, он был опозорен и потерял все. Даже его отец, испуганный скандалом, разорвал с ним отношения. Один сокрушительный удар — и Леонардо оказался изгнанным из рая. Его носили на руках отпрыски высшего флорентийского общества, его работы всячески восхвалялись — до тех пор, покуда обвинения мальчишки-крестьянина не низвергли его в преисподнюю. Только его дядя Франческо и Мастер Андреа Верроккьо не отвернулись от него.

В двадцать шесть лет Леонардо вынужден был начинать жизнь сначала — измученным, потерявшим веру в людей, умудренным горьким опытом. Он с головой погрузился в работу, изучая нравы улицы и уличной толпы, рисуя свои знаменитые карикатуры, писал, рисовал, занимался живописью, ставил опыты, изобретал модели орнитоптеров, которые должны были летать — и летали! Как говорил он сам, «несчетно существует способов и средств разделять и измерять дни ничтожной жизни нашей, которые не должны мы прожить в тщете и расточении, не оставив после себя ни славы, ни памяти в душах смертных. И так наш жалкий жизненный путь не будет пройден напрасно».

Биография Леонардо была бы неполной, если бы в ней не нашлось места для величайшего его приключения — путешествия на Восток, которое переменило его жизнь, но о котором тем не менее ни слова не упомянуто ни в одной из бесчисленного множества написанных о да Винчи книг.

Большая часть моего повествования основана на письмах, которые Леонардо, будучи на Востоке, писал Деватдару Сирийскому. Большинство историков не принимает эти письма всерьез и считает их баснями и небылицами.

В своем биографическом труде под названием «Леонардо Флорентиец» — настоящем славословии мифам и легендам о Леонардо — Рэчел Эннанд Тэйлор пишет: «Невозможно поверить, чтобы Леонардо побывал на службе у калифа и скитался по Востоку без того, чтобы в легенде о нем не появился хотя бы один восточный эпизод».

И тем не менее это возможно. Жан Поль, который составил полное двухтомное собрание «Записных книжек Леонардо да Винчи», писал: «Мы не располагаем никакими сведениями о жизни Леонардо между 1482 и 1486 годами; невозможно установить, был он тогда в Милане или во Флоренции. С другой стороны, смысл этого письма (одного из писем к Деватдару) не позволяет нам предположить отсутствие дольше чем на год-два. Ибо даже если должность инженера в Сирии была у Леонардо постоянной, он вполне мог оказаться не у дел — вероятно, либо из-за смерти Деватдара, его покровителя, либо из-за его же смещения — и по возвращении домой предпочитал хранить молчание об эпизоде его жизни, который, по всей видимости, закончился разочарованием».

В моей версии мифа Леонардо, будучи на службе у калифа Кайит-бея, использует свои изобретения против войск правителя турок Мехмеда. Действительно, у Леонардо есть чертежи и заметки, посвященные бронированным повозкам, переносным осадным мостам, устройствам для сбрасывания осадных лестниц, аналогу современного огнемета, сферическим снарядам, начиненным порохом и измельченным металлом; есть планы изменения русла ручьев для лишения противника преимуществ (первый в истории случай применения силы воды для уничтожения); есть разработки бомб из гашиша и рыбьего клея, которые, разрываясь, выбрасывают огонь, снарядов, наполненных серным газом — для «ввергания врага в оцепенение», и еще многого другого. За исключением летающей машины Леонардо и воздушного шара Куана, все прочие изобретения, описанные в моем романе, взяты напрямую из записных книжек Леонардо.

В письме Лодовико Сфорце Леонардо сделал множество зарисовок своих смертоносных машин, изображая при этом жертвы, разорванные на куски и корчащиеся в агонии. Однако, как комментирует Антонина Валлентин в своем труде «Леонардо да Винчи: трагическая погоня за совершенством», «в этих рисунках царит такая атмосфера мира и гармонии, как будто художник ни на миг не осознает, что представляет собой в реальности изображаемая им сцена».

Очевидно, что Леонардо был человеком нейтральным или, точнее сказать, аморальным, когда дело касалось его смертоносных машин. Казалось, они не существуют в реальном мире: манера рисунка настолько мирна и прекрасна, что сцены насилия и жестокости становятся почти платоническими по своей природе.

Я хотел подвергнуть Леонардо нравственному испытанию. Он мечтал занять должность военного инженера, но ни Лоренцо Великолепный, ни герцог Сфорца не принимали всерьез его военные машины.

В моем романе я дал Леонардо шанс осуществить свою мечту, и, быть может, именно за этим он на самом деле и отправился в Сирию.

Если, конечно, его кодексы говорят правду.

61

См. в кн.: Леонардо да Винчи.Суждения. М., 1999.