Осужден пожизненно - Кларк Маркус - Страница 115

Гимблет расплылся в улыбке.

– Что ж, сэр, раз вы так говорите, стало быть, все в порядке, – сказал он. И, крепко держа фляжку в одной руке, другой отпер дверь камеры Доуза.

Норт вошел, и, когда дверь закрылась за ним, арестант, который, казалось, спал, вскочил с койки и набросился на капеллана, словно желая задушить его.

Руфусу Доузу привиделся сон. Сумерки сгущались, и он задремал в своем одиночестве; перед ним проходили картины прошлого. Ему показалось, что он опять стоит на пустынном берегу, где впервые встретил прелестную девочку, которую полюбил. Он опять переживал те дни, когда трудился и был почитаем. Он вспомнил, как строил член, спускал его на воду и уходил в море. Светлая головка невинной девочки опять прижималась к его груди, и он опять жадно ловил те нежные слова, которые шептали ее детские губы. Ему казалось, что Фрер был рядом с ним и наблюдал за ним, как тогда, на берегу. Опять его окружало свинцовое море, и неоткуда было ждать помощи в этой водной пустыне. Опять в утренней мгле он смотрел, как приближался американский бриг, и видел изумленные бородатые лица матросов. Видел, как Фрер взял девочку на руки и взошел с ней на палубу; он услышал радостные крики, он пожимал руки, которые приветливо потянулись к ним, к спасенным. На палубе толпились люди. Все, кого он знал, были здесь. Он увидел седую голову и суровое лицо сэра Ричарда Дивайна, а рядом с ним стояла и плакала, заламывая тонкие руки, его мать. Потом Фрер вышел вперед, за ним следовал Джон Рекс, арестант; грубо расталкивая локтями толпу каторжан и тюремщиков, он направлялся к сэру Ричарду, но труп убитого лорда Беллазиса поднялся, преградил ему дорогу и отшвырнул Рекса прочь. О, как стучали молотки в доке! Не гроб ли там сколачивали? Нет, нет, это не для Сильвии, конечно, это не для нее! Воздух озарился ярким пламенем, потом стал тяжелым, черным от дыма. «Гидасп» горит! Сильвия прильнула к мужу.

Неужели ты оттолкнешь ее, негодяй? Взгляни! Полуночное небо усыпано звездами. Над клубами дыма повеяло ветерком. Шаг… другой! Взгляни мне в глаза – вот так; прильни к моему сердцу. О боже! Она отворачивается; он ловит край ее платья. Кто это? Это священник – он демонически улыбается, вот сейчас он бросит ее в горящую пропасть, разверзшуюся у его ног. Во сне Руфус хватает негодяя и кричит: «Мерзавец! Разве для такой участи я спас ее?» И, проснувшись, он видит, что схватился с чудовищем из своего сна, а наяву – со своим кумиром – мистером Нортом.

Норт, потрясенный не только этим неожиданным нападением, но и словами, ему сопутствовавшими, уронил бушлат и, дрожа, слушал пророческие справедливые обвинения, ради которых он вернулся.

– Мне снился сон, – пояснил Руфус Доуз. – Чудовищный сон! Но он рассеялся. Весть – вы принесли мне весть, не правда ли? Что с вами? Вы бледны как смерть, у вас дрожат колени. Неужели я сделал вам больно?

– Ничего. Давайте поговорим, у меня мало времени. Вы считали меня хорошим человеком, осененным благодатью божьей, призванным выполнять священный пасторский долг; человеком честным, чистым и правдивым. Я вернулся, чтобы сказать вам правду. Я совсем не такой.

Руфус Доуз не сводил с него глаз, не понимая слов безумца.

– Я вам сказал, что женщина, которую вы любите – а вы ее любите, – посылала вам прощение. Я вам солгал.

– Что?!

– Я не рассказал ей о вашем признании. Я даже не упомянул вашего имени.

– И она уедет, ничего не ведя? О, мистер Норт, что вы наделали!

– Я погубил свою душу! – дико вскрикнул Норт, уязвленный страдальческим укором, прозвучавшим в голосе арестанта. – Не трогайте меня! Я сделал свое дело. Теперь вы меня возненавидите. Я этого хочу, ибо я это заслужил. Не держите меня! Я опоздаю!

– Опоздаете? Куда? – Он взглянул на бушлат капеллана. Через открытое окно со шлюпки донеслись голоса людей. Мгновенной вспышкой пронеслось в мозгу воспоминание о розе, о сцене в тюрьме – и он понял все.

– Боже мой! Вы уезжаете вместе?

– Позвольте мне пройти, – хрипло повторил Норт. Руфус Доуз встал между ним и дверью.

– Нет, безумец, я вас не пущу, я не позволю вам свершить это преступление – погубить невинную молодую душу, которая – да поможет ей бог – любит вас?

Норт, смутившись этой внезапной переменой ролей, прижался к стене.

– Я вам сказал, вы отсюда не уйдете! Вы не погубите ни своей, ни ее души! Вы любите ее! Я тоже ее люблю! И моя любовь сильнее вашей, потому она и спасет ее!

– Ради бога! – вскричал несчастный священник, зажимая уши.

– Ради господа бога! Ради бога, которого я забыл в своем отчаянии! Ради бога, которого вы научили меня чтить! И бог, который послал вас, чтобы умерить мои муки, даст мне силу спасти вас! О, мистер Норт, мой учитель, мой друг, мой брат, во имя светлой надежды на милосердие, которое вы мне проповедовали, будьте милостивы к этой заблудшей женщине!

Норт поднял страдальческие глаза.

– Но я люблю ее! Люблю! Вы слышите! Что знаете вы о любви?

– Что знаю я о любви? – воскликнул Руфус Доуз, и его бледное лицо просияло. – Любовь! О, это вы ничего не знаете о любви. Любовь – это самопожертвование, отречение от всех желаний, не идущих во блага другому. Любовь – богоподобна! Разве вы любите? О нет, нет, ваша любовь – себялюбие. Она окончится позором! Послушайте, я расскажу вам историю такой же любви, как ваша.

Норт, покоренный могучей волей этого человека, опустился на койку, дрожа как в лихорадке.

– Я поведаю вам тайну своей жизни, я открою причину того, почему я здесь. Сядьте поближе.

Глава 71

РАЗОБЛАЧЕНИЕ

Дом на Кларджес-стрит был целиком предоставлен в распоряжение миссис Ричард Дивайн, которая обосновалась в нем, к глубочайшему удивлению и негодованию мистера Смитерса и других слуг. Оставалось только, чтобы ее признала сама леди Дивайн. От этого зависит дальнейший успех их хитроумного плана. Пользуясь своим вымышленным именем, Джон Рекс прекрасно понимал, какое положение он занимает в обществе. Он знал через слуг, лакеев и через тех, о ком судачат лакеи – завсегдатаев скачек и всяких прожигателей жизни, весть о его женитьбе могла бы вызвать лишь какое-нибудь небрежное замечание, как, например: «Я слышал, что Дивайн женился» – или что-нибудь в том же роде. Он также хорошо знал, что в настоящем большом мире, то есть в «обществе», это вызвало бы скандал, который нанес бы ущерб его репутации. Однако «общество» давно уже перестало интересоваться поступками Ричарда Дивайна. Даже если бы «обществу» стало известно, что левиафан скачек женился на прачке, приговор бы его гласил: «Только этого и можно было от него ожидать!» По правде говоря, Ричард надеялся на то, что оскорбленная его наглыми выходками леди Дивайн вовсе не пожелает его видеть и тем самым избавит его от неприятной необходимости представлять ей свою жену. Однако леди Дивайн поступила иначе. Узнав об угрозах Ричарда начать тяжбу, она обнаружила, что чувство неприязни к нему уже давно созрело в ее душе, равно как и сомнение в том, что этот человек действительно является ее родным сыном.

– Его поведение, – сказала она брату, – чудовищно и непостижимо для меня.

– Оно не только чудовищно, оно и противоестественно, – ответил мистер Уэйд, искоса поглядев на сестру. – Но еще одна новость: он женат.

– Женат! – воскликнула леди Дивайн.

– По крайней мере, так утверждает он, – продолжал брат, показывая ей письмо, написанное Рексом под диктовку Сары. – Он сообщает, что женился еще в прошлом году, за границей, и теперь его жена прибыла в Англию и просит принять ее.

– Я ее не приму! – воскликнула леди Дивайн, и, поднявшись с кресла, она взволнованно стала ходить по комнате.

– Значит, ты объявляешь войну, – промолвил бедный Фрэнсис, теребя кольцо с итальянским ониксом па пальце своей немощной руки. – Я бы тебе этого но советовал.

Леди Дивайн остановилась, и на ее лице появилось выражение решимости, будто после мучительных размышлений она отважилась на какой-то смелый поступок.