Ангел севера - Клейпас Лиза - Страница 67

– Хорошо. Я тебе верю.

– Ладно. – Он повернулся, чтобы уйти.

– Никки, – мягко окликнула она его. Он остановился и оглянулся, удивленно глядя на нее: никто никогда не звал его этим уменьшительным именем. – Ты ведь знаешь, что иногда я…, чувствую будущее.

– Да, – Николай чуть улыбнулся, – наслышан о твоем ведьмацком провидении! Если ты чувствуешь что-то насчет меня, я не хочу этого знать.

– Тебя ждет беда, – настаивала Тася. – Ты должен покинуть Россию. Если не сию минуту, то очень скоро.

– Я могу сам о себе позаботиться, кузина.

– С тобой произойдут ужасные вещи, если ты не начнешь новую жизнь где-то в другой стране. Николай, ты должен мне верить!

– Все, чего я хочу, все, что знаю, здесь. Вне России мне нет жизни. Лучше завтра я умру здесь, чем проживу целую жизнь в каком-нибудь другом месте. – Насмешливая улыбка тронула его губы, когда он увидел осунувшееся от тревоги и жалости лицо Таси. – Уезжай со своим английским мужем и роди ему дюжину сыновей. Прибереги свое участие для тех, кому оно нужно. До свидания, кузиночка.

– До свидания, Николай, – ответила она, глядя, как он уходит.

Мария Петровна Каптерева явилась во дворец Ангеловских закутанная с головы до пят в зеленую атласную накидку с капюшоном. Охрана, размещенная в вестибюле, рассматривала ее с почтительным интересом.

Полковник Редков, жандармский офицер, временно приписанный ко дворцу Ангеловских для охраны осужденной государственной преступницы, подошел к женщине и суровым подозрительным тоном сказал:

– Заключенной не разрешено принимать посетителей.

Мария Петровна не успела вымолвить ни слова, как Николай поспешил вмешаться:

– Госпоже Каптеревой позволяется провести десять минут с осужденной на смерть дочерью. По моему приказу.

– Вообще-то это против правил – позволять…

– Разумеется. И я пойму, если вы обратитесь с жалобой к министру. Я известен как человек очень снисходительный. – И словно в подтверждение этих слов, Николай одарил его улыбкой, полной такой леденящей угрозы, что офицер побелел и затряс головой, бормоча под нос что-то невнятное. Репутация Ангеловского была широко известна и, по всем отзывам, вполне заслуженна. Ни один человек в здравом уме и по доброй воле не хотел бы, чтобы Николай стал его врагом.

Мария Петровна, молча положив белые пальцы, унизанные драгоценными кольцами, на предложенную Николаем руку, поднялась с ним по мраморной лестнице.

Люк ждал их. Дверь в комнату Таси была отворена. Они с Николаем обменялись взглядами: пока все шло так, как они задумали, и Николай удалился, буркнув предостережение:

– Даю вам десять минут.

Дверь за собой он закрыл и запер.

Люк во все глаза смотрел на стоявшую перед ним женщину, отмечая внешнее сходство ее со своей женой. Обе были миниатюрны, с черными волосами и нежной, будто фарфоровой, кожей.

– Мадам Каптерева, – пробормотал он, склонясь к ее руке.

Мария Петровна легко могла сойти за тридцатилетнюю, хотя ей было сорок. Она отличалась необыкновенной красотой, классические черты ее лица были более правильными, чем удочери. Глаза, скорее круглой формы, совсем не походили на раскосые кошачьи глаза Таси. Брови, подобно усикам бабочки, вздымались над ними тонкими дугами и существенно разнились с Тасиными – смелыми, вразлет.

Изящно очерченный ротик был пухло-капризным в отличие от страстной сочности губ его жены. Во внешности Марии Петровны была какая-то хрупкая недолговечность, которая с годами только усиливалась. Нет, Люк, безусловно, предпочитал сияющую необыкновенную красоту Таси, которая никогда не потеряет власти над его душой и сердцем.

Мария Петровна окинула его с головы до ног опытным глазом и улыбнулась.

– Лорд Стоукхерст, – сказала она по-французски. – Какой приятный сюрприз! Я ожидала, что вы окажетесь маленьким, бледным, некрасивым, а вместо этого вижу высокого смуглого красавца. Я обожаю высоких мужчин. Рядом с ними чувствуешь себя такой защищенной. – Она изящным движением расстегнула пряжку накидки и позволила ему ее снять. Ее пышная фигура была великолепно обрисована желтым платьем. Драгоценные камни сверкали на шее, на поясе, на руках и в ушах.

– Maman, – донесся до них дрожащий голосок Таси, и Мария Петровна, обернувшись с ослепительной улыбкой, протянула руку к дочери, которая бросилась в ее объятия без оглядки. Они обнялись, захлебываясь смехом, слезами и восклицаниями.

– Тася, они до сих пор не разрешали мне повидаться с тобой.

– Да, да, я знаю…

– Ты стала такой красивой!

– А ты, мама, красивая, как всегда.

Они вместе перешли в комнату, чтобы побыть наедине, и уселись на постели, тесно сплетя руки.

– Мне столько надо тебе рассказать, – говорила Тася приглушенным голосом, не выпуская мать из своих объятий.

Непривычная к такому открытому проявлению чувств, Мария Петровна порхающим движением похлопывала Тасю по спине.

– Как тебе в Англии? – спросила она по-русски.

Тася улыбнулась, лицо ее сразу просияло.

– Божественно, – прошептала она.

Мария Петровна глянула в сторону соседней комнаты, где их ждал Люк:

– Он хороший муж?

– Хороший, добрый и щедрый. Я его очень люблю.

– У него есть земли, поместья?

– Он состоятельный человек, – успокоила ее Тася.

– А сколько у него слуг?

– По меньшей мере сотня, а может, и больше.

Мария Петровна нахмурилась: по меркам русского дворянства, это было довольно скромно. Одно время челядь Каптеревых достигала почти пятисот человек. Слуги Николая Ангеловского исчислялись тысячами. Они работали в его двадцати семи поместьях.

– Сколько поместий у Стоукхерста? – подозрительно осведомилась Мария Петровна.

– Три.

– Всего три. – Мать нахмурилась и разочарованно вздохнула. – Что ж…, раз он добр к тебе… – Она старалась, чтобы это прозвучало не совсем уныло. – И он красивый. Полагаю, это тоже чего-то стоит.

Тася усмехнулась уголком рта и, взяв мать за руку, нежно сжала ее пальцы.

– Мама, я жду ребенка, – поделилась она своей тайной. – Я почти в этом уверена.

– Неужели? – На лице Марии Петровны отразились одновременно радость и досада. – Но, Тася… Я еще слишком молода, чтобы быть бабушкой.

Тася рассмеялась и внимательно выслушала советы матери, что ей есть и как сохранить фигуру после родов. Мария Петровна пообещала прислать ей крестильную рубашечку из белого кружева, в которой крестили четыре поколения Каптеревых. Очень скоро десять минут истекли, и в дверь передней постучали. Тася вздрогнула и подняла расширившиеся от страха глаза на прижавшегося к стене мужа.

– Пора, – тихо произнес Люк.

Тася повернулась к матери:

– Мама, ты не сказала мне, как там Варвара.

– С ней все хорошо. Я хотела сегодня взять ее с собой, но Николай запретил.

– Передай ей привет и скажи, что я счастлива.

– Конечно, передам. – Мария Петровна стала деловито расстегивать ожерелье и браслеты. – Вот, надень их. Я хочу, чтобы они были у тебя.

Тася растерянно и удивленно покачала головой:

– Нет, я же знаю, как ты любишь свои драгоценности…

– Возьми, – настаивала Мария Петровна. – Я сегодня надела не самые ценные. Право же, я устала от этих побрякушек.

Она небрежно назвала побрякушками прекрасные украшения с драгоценными камнями: двойные нити жемчуга с бриллиантами, золотой браслет с огромными сапфировыми кабошонами. Камни, объединенные толстым золотым плетением, были не огранены, а отшлифованы и походили на сияющие голубиные яйца. Не обращая внимания на протесты дочери, мать застегнула браслет на ее запястье и надела тяжелые золотые перстни, сняв их со своих пальцев: перстень в виде цветка из кроваво-красных рубинов («Всегда носи рубины, они очищают кровь», – приговаривала Мария Петровна), перстень с десятикаратовым желтым бриллиантом и необыкновенное творение ювелира – жар-птица из рубинов, изумрудов и сапфиров.

– Эту брошь подарил мне твой отец, когда ты родилась, – сказала Мария Петровна, прикалывая к лифу Тасиного платья последний дар – драгоценную брошь в виде букета из самоцветов.