Четвертый хранитель - Святополк-Мирский Роберт Зиновьевич - Страница 22

…Варежке тоже было не сладко. Все знали, что ее партнером по танцам был назначен юный красавец, князь Четвертинский, и вот он убит (дай Бог, чтобы это был честный поединок!), никому не знакомым человеком, едва ли ни в два раза старше Варежки, который отчего-то вздумал, нарушая все правила, пригласить ее на первый танец.

Варежка натерпелась упреков и нареканий со стороны матери Иоанны, а также других воспитательниц, которые хором утверждали, что она совершила ошибку, куда более чудовищную, чем та пресловутая девушка, которая не надела на руку перчатку. По их мнению, Варежка должна была категорически отказаться от приглашения неизвестного ей человека, и надменно, повернувшись к нему спиной, идти танцевать с предназначенным ей князем Вацлавом.

Варежка сама была удручена происшедшим, и склонна была винить себя, хотя до сих пор такого рода чувства не были ей знакомы — обычно, что бы ни случилось, она всегда считала себя правой.

Впрочем, во всей этой мрачной и печальной истории утешало ее лишь одно, и об этом знала она и больше никто на всем белом свете.

Дело в том, что еще до начала праздника Варежка загадала: если первый в своей жизни танец на своем первом балу она станцует с князем Андреем — они будут вместе всю жизнь.

Танец, несмотря на трагические последствия, все же состоялся, и это внушало надежды на светлое будущее.

Тем временем, обстановка все ухудшалась — большинство подружек по пансиону избегали Варежку, перестав с ней вовсе разговаривать, и лишь одна верная Елизавета, княжна Сангушко, не только не переменила своего отношения к подруге, а напротив старалась, как могла, утешить и подержать ее.

Однажды зимним февральским вечером, когда за окнами монастыря свистела вьюга, и в каменных монастырских кельях было страшно холодно, Варежка и Елизавета, закутавшись во все теплые вещи, которые у них были, готовились ко сну.

Прежде чем лечь, Варежка выглянула в окно и вдруг увидела, как в ворота монастыря въезжают сани, останавливаются у крыльца и сама настоятельница, мать Иоанна, выходит навстречу этим саням, а кто-то большой — несомненно, мужчина — закутанный в бобровую шубу, шествует вместе с матушкой внутрь.

Странное предчувствие надвигающейся беды кольнуло Варежку в самое сердце. Какое-то неясное внутреннее чувство, возможно воспитанное еще в том далеком лесном разбойничьем детстве, вдруг шевельнулось в ней и подсказало, что она должна непременно выяснить, что происходит — ведь светский мужчина в женском монастыре — неслыханное событие.

— Лиза, — прошептала Варежка, — Я должна посмотреть кто это!

— Ты знаешь, что будет, если тебя поймают?!

— Все уже давно спят. Я тихонько…

Варежка уложила одеяло на своей постели так, чтобы казалось, будто она спит, закутавшись с головой, и сбросив подшитые мехом башмачки, босиком на цыпочках двинулась к двери.

— Ты сума сошла! — Испуганно зашептала Елизавета. — Босиком по каменным плитам в такой холод! Ты простудишься и умрешь!

— Обойдется, — ответила Варежка. — Бывало, я и по льду босиком ходила. Если кто заглянет, скажи, будто мне нездоровится и не надо меня будить.

Ловко и бесшумно Варежка, прижимаясь к стенкам, пересекла несколько пустых монастырских коридоров, зал, где проходили занятия а, подкравшись к келье настоятельницы, с удовлетворением отметила, что дверь плотно не заперта и полоска света из довольно широкой щели падает в коридор.

Заглянуть в келью Варежка опасалась, но, спрятавшись за дверью, слышала каждое произнесенное там слово.

— … поэтому я был уверен, что смерть моего сына является результатом какого-то заговора, но я долго вел поиски не в том направлении, пытаясь навести побольше справок об убийце, и не смог найти ничего компрометирующего. Потом вдруг я как-то осознал, что, в сущности, все произошло из-за вашей воспитанницы. Я решил выяснить, что известно о ней. Она ведь записана у вас, как панна Русиновская-Сурожская. Что вы знаете о ее родителях, матушка?

— Ее отец — богатый и влиятельный дворянин, владеющий двумя большими поместьями: в том числе родовым — Русиново, а также обширными Сурожскими землями на юге. Он вдовец, но у него есть старший сын — Максимилиан, который регулярно навещает сестру и весьма аккуратно привозит оплату за обучение. Я не понимаю, князь, что вас смущает?

— А то, милейшая матушка, что если бы вы взяли на себя труд еще четыре года назад проверить, кем на самом деле является так называемая панна Русиновская-Сурожская, вы бы выяснили, что никакого имения Русиново не существует в природе, а кастелян города Сурожа никогда не слышал ни о каких владельцах, поскольку это королевские земли.

Дальше Варежка не слушала.

Она бегом бросилась обратно, и так же незаметно проскользнув по всем коридорам, прибежала в свою келью.

Слегка запыхавшись, она быстро схватила свое бальное платье, ожерелье, подаренное отцом, завернула все это в узелок, затем резким движением выдернула толстую холщовую простыню.

— Что?! Что случилось? Что ты делаешь? — испуганно спрашивала Елизавета.

— Я немедленно ухожу отсюда. Держи, — она подала в руки растерянной Елизавете край простыни, внезапно к ужасу и изумлению подруги выхватила длинный кинжал и одним движением разрезала простыню вдоль, а два конца завязала крепким узлом.

Елизавета смотрела на все это, остолбенев от изумления и ужаса.

Варежка быстро натянула сапожки, оделась потеплее и распахнула окно.

Вьюга и снег ворвались в келью.

Варежка крепко привязала конец связанных простынь к оконной раме, вдруг неожиданно широко улыбнулась и весело сказала:

— Наконец-то я вырвусь отсюда! Прощай, дорогая моя единственная подружка, даст Бог, еще свидимся!

И взяв узелок в зубы, решительно выскользнула через окно во тьму и вьюгу…

Князь Андрей писал что-то, поскрипывая гусиным пером. Закончив писать, он потянулся и стал готовить себе постель. Вьюга, бушующая всю ночь, утихла, и серый зимний рассвет брезжил за окном.

Какой-то странный звук заставил князя Андрея выпрямиться и прислушаться.

Казалось, кто-то скребет пальцем снаружи по замерзшему стеклу.

Князь Андрей потушил свечу, взял саблю, бесшумно подошел к окошку и резко распахнул его.

— Это я, — сказала Варежка. — Впусти меня, я очень замерзла. Я пришла к тебе навсегда.

Глава шестая

САВВАТИЕВА ПУСТЫНЬ

Несмотря на суровую зиму и заснеженные дороги, Медведев в сопровождении великокняжеского гонца прибыл в Москву сразу после святок.

Его отвели к Патрикееву, где передали Ларе Орехову, который определил Василия на постой в каких-то войсковых казармах охранного полка в Кремле.

На протяжении всего пути Ларя угрюмо молчал, а прощаясь сказал:

— Жди, я приду, когда вызовут. Надеюсь, мне не придется после этого отдавать тебя под стражу, а то я краем уха слышал, будто ты там у себя натворил чего-то и князя Оболенского чуть не убил. Государь в гневе, а Патрикеев так и вовсе в бешенстве.

И ушел.

На третий день Медведева привели к Патрикееву. Иван Юрьевич был очень суров.

— Если не хочешь завтра же сложить голову на плахе — а у нас, как ты знаешь, это быстро делается, — выкладывай мне правду, как все там у вас было. Потом я отведу тебя к Великому князю и, может быть, мне удастся хоть немного смягчить его гнев, если ты ничего от меня не укроешь.

Медведев, давно приготовившийся к ответам на такие вопросы, коротко, четко и ясно рассказал о происшедшем, не упомянув лишь о том, что князь Верейский оставил ему свою проездную грамоту.

— Та-а-а-к, — протянул Патрикеев. — Гм, гм… Ну, вроде выходит, что ты поступил верно, только ведь вот в чем дело: великий князь никогда не давал Верейскому никакой грамоты. Я знаю это точно, потому что всегда присутствую при подписи всех его грамот. Ты своими глазами видел ее, или только говоришь со слов Верейского?

— Князь, я держал ее в руках, видел подпись и печать государя. Поскольку точно такие же стоят на моей грамоте, я не мог ошибиться.