Кровь Севера - Мазин Александр Владимирович - Страница 43

Да он бы и не смог. Когда я обнял его, Арман был уже мертв. Печень, легкое, сердце… Мой меч пронзил его насквозь и остановился, упершись в левое ребро.

Ег ванн, как говорит мой ярл. Я победил.

Но видит Бог: я не хотел этой смерти. На узкой грязной улочке, в темноте и вони нечистот. Уж кто-кто, а Арман подобной участи точно не заслужил.

Глава двадцать вторая, в которой судьба героя меняется неожиданно и кардинально

– Мой господин больше ничего не может сказать.

«Начальником» беллаторе был непосредственно Карл Лысый. Он же и вел расследование.

Собственно, мы с Вихорьком оказались единственными «свидетелями» преступления. И мы по определению, были вне подозрений. Более того, я был главным (после самого короля) обвинителем, поскольку – ближайший родственник Армана здесь, в Париже.

Никто ничего не видел. Парижская стража не обнаружила ничего, способного пролить свет на данное преступление. То есть никто не пришел в «управление полиции» и не заявил, что именно он убил шевалье. Или что он знает, кто это сделал. Расследование (в нашем понимании) здесь не проводилось. То есть у стражи безусловно имелась сеть информаторов и определенный контроль над реализацией краденого (а как же без этого?), и если бы я после поединка отправился в ближайший трактир, надрался и шумно каялся в совершенном преступлении, то об этом несомненно сообщили бы куда следует. Но я вместо этого привез тело к себе домой и лишь на следующее утро сообщил о смерти королевского гвардейца. Сейчас тело отвезли в церковь. Отпевать.

Карл был в ярости. Карл был оскорблен. Собственной столицей. В то время как он, король, защищает Париж от безжалостных язычников, Париж убивает его беллаторе.

В гневе он и произнес заветные для многих слова: монастырь Сен-Дени. Мощная твердыня, набитая провиантом и сокровищами. Оттуда викинги точно не выковыряют.

«Сен-Дени! Король уезжает в Сен-Дени!» – разнеслось по Парижу.

Первое, что я услышал, вернувшись домой:

«Верно ли, что король собирается оставить город?»

А хрен его знает!

Так нам что, собирать вещи? – поинтересовался мой дворецкий.

Я кивнул.

Это не мои люди. Они принадлежали покойному де Моту. Но и врагу не пожелал бы остаться в городе, который займут викинги. А если Карл уйдет в «монастырь», то Париж достанется Рагнару.

– Мы не можем оставить город! – это епископ.

Собор, церковные ценности, поругание, проклятые язычники…

Он был очень напорист, верховный священнослужитель Парижа. Но убедить королевский совет ему было трудновато. Большинство здесь – крупные феодалы. Они – вассалы короля, но вассалы – не подданные. Захотят – поддержат сюзерена, захотят – переметнутся к другому. Правда и король кое-что может. Например, отобрать феод и передать более надежному сподвижнику. Если сможет.

Феодал – это земля. Причем не здесь, в Париже, а, как правило, во внутренней Франции. В столице у таких тоже имеется недвижимость, но – скромная. Выпас какой-нибудь или дом каменный. Но что могут сделать их домам викинги? Мебель порубят, в на пол нагадят… Всё ценное хозяева вывезут, включая чад и домочадцев. Благо, есть куда.

У простого народа загородных поместий нет, но они уже побежали. Хорошо, что Париж не в круговой осаде. Нет у Рагнара достаточного количества людей, чтобы обложить город.

Карл еще колебался. Единственный способ прекратить бесчинства викингов – дать бой, но королю ужасно не хотелось лезть в драку. Потому что он тоже знал, что проиграет, даже если победит. «Доброжелательные» родственники только и ждут, чтобы он ослабел.

Сидеть в Париже и ждать, пока норманы решатся на штурм? Но боевой дух защитников столицы падает прямо на глазах. Храброе рыцарство, уверенное в собственной избранности, как-то растерялось, обнаружив, что повесить за шею шевалье технически ничуть не труднее, чем простолюдина.

Королевские советники шумели, ругались, но к консенсусу так и не пришли. Карл решил отложить решение до понедельника. А сегодня – суббота.

До заката город покинуло около тысячи человек. Всех сословий. На закате стража закрыла ворота. Но дорога вверх по реке по-прежнему была открыта. Сену сторожили только со стороны возможного нападения викингов.

От дежурства при короле меня освободили, поэтому у меня появилась возможность покататься по городу. Подняться на стену и поглядеть на повешенных рыцарей. И на лагерь норманов, со стороны которого наблюдалось относительное затишье. Многочисленные отряды викингов, шарившиеся по округе, как-то поредели. А группки храбрецов, болтавшихся поблизости от стен (относительной близости, конечно) и провоцировавших парижан, и вовсе исчезли.

Зато с противоположной стороны города жизнь так и кипела. Парижане давали деру.

По уму мне следовало немедленно присоединиться к беглецам. Не факт, что Арман не успел ни с кем поделиться своими подозрениями. Например, я понятия не имею, что он говорил своей любовнице. Да мало ли кому он успел пожаловаться на нетипичное поведение «брата де Мота»! Нет, срочно валить – самое разумное решение. Но мне жутко хотелось узнать, какой вариант поведения выберет король. Посему я рискнул и остался. Буду дождаться королевского решения. Это еще день, ну от силы – два. Что ж, понаслаждаюсь напоследок культурным отдыхом.

Покидая в очередной (не исключено, что последний) раз любвеобильную Филиси, я чувствовал легкую грусть. Покидать Париж было очень жалко.

Не то, чтобы я ради комфорта был готов предать своих родичей и друзей… Но согласитесь: спать на чистом белье, в светлой комнате, есть вкусную еду куда приятней, чем спать на шкурах в темном, провонявшем дымом и потом длинном доме и деревянной ложкой лопать из общего котла кое-как сваренную похлебку. Ну может насчет деревянной ложки я малость загнул (в моей добыче даже золотая имелась), а насчет чистого белья чуток преувеличил, но в целом уровень комфорта среднестатистического шевалье существенно превосходил аналогичный уровень успешного викинга. На севере разница между жизненным уровнем сословий (если не считать трэлей), носит не столько качественный, сколько количественный характер. А тут разница – как между раем и адом. Вот если бы еще не война…

А еще здесь были книги! Пусть рукописные, пусть – на малопонятном языке (в основном – на латыни), однако я был готов читать даже на греческом. Соскучился по этому делу.

«А что, – подумал я. – Кто мне мешает, когда всё закончится, вернуться и нанятся на службу к кому-нибудь из просвещенных христианских государей?» Карл, правда, отпадает, но есть ведь его братья. И Англия – по другую сторону пролива. Отец Бернар меня окрестит и засвидетельствует мое «просветление». Денег – море, на обзаведение имуществом хватит. Возьмут меня кем-нибудь типа королевского рыцаря? Да почти наверняка. И будем мы с Гудрун жить не в «длинном доме» с сорняками на крыше, а в настоящем замке. Еще и друзей к себе переманю, заделаюсь бароном или даже графом, буду поощрять искусства и науки. Особенно металлургию…

Обедать домой я не поехал. Решил изучить настроения народа, для чего отправился в популярное место – лучший кабак у Гревской пристани [13], самой большой в городе. Здесь пованивало: река, пристань, отбросы… Зато – самые свежие новости и неплохая кухня. Я не стал брать «кабинет», расположился в общем зале. Все разговоры вертелись вокруг викингов и возможной сдачи города. Цены на погрузку возросли втрое. Зато упали цены на продовольствие.

Разбудил меня звон колоколов. Разбудил, но не поднял. Вчера я порядочно нажрался с коллегами по профессии. Беллаторе, которых осталось всего шестеро (причем один – фальшивый) поминали Армана. Эх, Арман, Арман! Ну почему ты оказался такой догадливый!

13

Позднее на этом месте возникнет знаменитая Гревская площадь, в начале девятнадцатого века переименованная в Отель-де-Вилль, то бишь площадь Ратуши.