Трагедия ленинской гвардии, или правда о вождях октября - Коняев Николай Михайлович - Страница 91

Отчасти жестокость объяснялась стремлением повязать крестьянский миркровью, но задачи этой достигнуть не удалось. Когда была перехвачена телеграмма, что на подавление восстания движется батальон Красной армии с артиллерийской батареей и пулеметами, было проведено новое собрание селян, на котором переизбрали выдвинутых повстанцами представителей местной власти. Потом освободили арестованных совдеповцев, а активных участников восстания арестовали.

Их и выдали вошедшему в Сепыч карательному отряду.

Чекисты долго избивали их прикладами, а когда притомились, расстреляли.

«Следственная комиссия вынесла несколько постановлений о расстреле 83 человек, главных виновников и участников восстания, приговоры приведены в исполнение тут же на месте» {324} , — докладывал начальству член Оханской ЧК Воробцов.

На само село была наложена контрибуция в 50 000 рублей.

Говоря о жестокости, с которой большевики расправлялись с восставшими крестьянами, не получается ограничиться перечислением одних только фамилий расстрелянных…

Десятки женщин и детей помимо самих повстанцев гибло под шрапнельным огнем большевистской артиллерии.

Но это тоже еще не все жертвы…

Несколько лет назад я отправился в Волховский район, включающий в себя прежний Новоладожский уезд, чтобы своими глазами увидеть места, где разворачивались события Новоладожской Вандеи.

И, конечно, хотелось разыскать родственников тех людей, голоса которых услышал, перелистывая пожелтевшие страницы протоколов допросов восемнадцатого года.

И как-то странно совпадало все.

Сохранилось и Колчаново, и Хвалово.

И даже прежнее понятие «волость» сменило ставшие привычными сельсоветы. И разговоры здешних жителей, их настроение тоже как-то неуловимо совпадали с теми, что владели жителями Новоладожского уезда в августе восемнадцатого.

— Душа щемит, выщемливает, столько народу уходит… — рассказывал мне бывший директор бывшего совхоза. — Всего 1480 жителей в Хваловской волости осталось, а еще три года назад две тысячи только взрослых было…

— Уехали? — спросил я. — В Питер, небось?

— Может, и в Питер… Только не в ваш…

— А в какой?!

— Есть у нас тут свой Питер… На кладбище…

И только одно не сходилось…

Напрасно я колесил по Хваловской и Колчановской волостям в поисках потомков участников Новоладожской Вандеи — Петра Завихонова, Сергея Большева, Ивана Бородовского, Михаила Мелескина, братьев Чекуновых, Семена Кравцова, Ивана Колчина, Сергея Вострякова, Семена Гамазина…

— Нет, не слышали про таких… — качали головами мои собеседники. — Цветковы? Цветковы есть, но они приезжие…

Это, конечно, огорчало. Обидно было, что срывается такой превосходный замысел: от прадедов к правнукам, через судьбы нескольких поколений перекинуть мостик из той эпохи в нашу.

И, может быть, из-за этой досады не сразу и сообразил я, что ведь совсем не случайно исчезли эти фамилии из здешних волостей. Дела участников крестьянского восстания долгое время хранились в местном НКВД, и, должно быть, не раз возвращались следователи к роковым спискам в поисках недостающих врагов народа.

Да и местные комбеды, составляя списки на раскулачивание и выселение, тоже небось не забывали о страшном пятне, легшем на эти семьи.

Нет-нет…

Я не собираюсь утверждать, будто все эти Чекуновы, Колчины, Востряковы были репрессированы и высланы. Несомненно, что многие родственники участников Новоладожской Вандеи не стали дожидаться страшной участи и, снявшись с насиженных мест, подались на стройку…

Но ведь по сути дела это ничего не меняет.

Для своих деревень они исчезли, стерлись из памяти, как и те, кто был выслан на поселения, в лагеря… И об этой казни, уготованной всем их семьям, вряд ли догадывались ожидающие расстрела узники Новоладожского домзака в восемнадцатом году.

Страшным было это открытие, и, конечно, ради него и стоило приехать сюда, невозможно было додуматься до этого, сидя в питерской квартире. Только, разумеется, уже не о мостике между эпохами следовало теперь говорить, а о пропасти, разверзшейся на пути русского народа в первые десятилетия советской власти.

10 августа 1918 года. В. И. Лений наркомпроду Цюрупе:

«В каждой хлебной волости назначить 25–30 заложников из богачей, отвечающих жизнью засбор и ссыпку хлеба…Инструкция назначить заложников дается комитетам бедноты, всем продотрядам».

14 августа. В. И. Ленин — в Пензу Минкину.

«Получил на Вас две жалобы. Первую, что Вы обнаруживаете мягкость при подавлении кулаков. Если это верно, то Вы совершаете великое преступление против революции…»

17 августа. В. И. Ленин — в Задонск Болдыреву.

«Действуйте самым решительным образом против кулаков и левоэсеровской сволочи. Необходимо беспощадное подавление кулаков-кровопийцев».

19 августа. В. И. Ленин — в Здоровец, Орловской губ., Бурову.

«Необходимо соединить беспощадное подавление кулацко-левоэсеровского восстания с конфискацией всего хлеба у кулаков и с образцовой очисткой излишков хлеба полностью».

20 августа. В. И. Ленин — в Ливны исполкому.

«Проведите энергичное подавление кулаков и белогвардейцев в уезде. Необходимо ковать железо, пока горячо, и не упуская ни минуты конфисковать весь хлеб и все имущество у восставших кулаков, повесить зачинщиков…»

24 августа. В. И. Ленин — в Вятку Шлихтеру.

Вы остались в Вятке в главном для энергичнейших продовольственных операций в связи с успешно идущим подавлением кулацких восстаний к югу от Вятки в целях беспощадного истребления кулаков и конфискации у них всего хлеба».

29 августа. В. И. Ленин — в Петровск Карпову:

«Составить поволостные списки богатейших крестьян, отвечающих жизнью за правильный ход работ по снабжению хлебом голодающих столиц».

Эти телеграммы зачеркивают малейшие надежды русских крестьян на лучшую долю. И, может быть, поэтому, когда читаешь бесхитростные показания рядовых участников крестьянских восстаний, начинает щемить сердце.

Все они были, в общем-то, хорошими, смелыми, честными и работящими людьми. К беспорядкам их подтолкнуло отчаяние. Но, подняв восстание, они сразу преобразились, их словно подменили всех. Недоверчиво смотрел сосед на соседа, как бы не свильнул тот, не убежал, не спрятался, не отсиделся дома. Стремление повязать всех круговой порукой участия в беспорядках сразу же, с первых часов, заслонило подлинную цель восстания — оказать давление на власти, чтобы те отменили свои губительные для крестьян мобилизации.

И, конечно, восстание провалилось. Взаимная настороженность как бы подтачивала движение изнутри, не позволяла ему проявиться в реальной силе.

Восстание, конечно, провалилось бы и без этого. Не было у крестьян ни руководителя, способного повести за собой их, ни единого, ясно осознаваемого плана.

Ну, а « трудовая крестьянская интеллигенция», о которой любил поговорить Семен Иванович Кравцов и которая и могла, и должна была создать идеологическое обеспечение восстания, миссии своей не выполнила.

Даже напротив…

Судя по действиям того же Семена Ивановича Кравцова, она все сделала, чтобы восстание провалилось.

Из его собственных показаний видно, что его роль в восстании была не столько организующей, сколько дезорганизующей.

Ведь это именно своими рассуждениями об англичанах, несущих кадетскую программу, о выборах в Учредительное собрание сумел Кравцов заговорить колчановскую сходку и говорил до тех пор, пока крестьяне сами не почувствовали, что и это восстание — не их восстание, и энтузиазм их не начал падать…