Тайна Нефертити - Питерс Элизабет - Страница 36

Лимонная шипучка была отвратительной бурдой — тепловатой, пенящейся и тошнотворно-сладкой. Но все-таки это была жидкость. И тем не менее, хотя блаженное ощущение влаги в пересохшем горле возобладало почти над всеми другими чувствами, я заметила, в каком из карманов мистера Блоча исчез его нож.

— А теперь, — сказал Блоч, когда я стерла каплю с подбородка, — позволь мне тебя успокоить. Яне могу долго возиться со всем этим. Жаль, некоторые из миленьких вещичек пропадут, но твой дружок мне сильно досаждает. Я должен все забрать отсюда к завтрашнему вечеру, вернее даже к сегодняшнему, потому что сейчас уже почти утро. После того как я закончу, я отпущу тебя.

— Вы не можете этого сделать, — как идиотка, возразила я. — Если я заявлю в полицию...

— Ну-ну, мне не хотелось бы недооценивать тебя, детка, но, думаю, это тот случай, когда ты ничего не сможешь доказать против меня. Я представлю двух отличных свидетелей, которые поклянутся, что я провел всю ночь на телеграфе.

Я сделала еще один глоток тошнотворного лимонного напитка и задумалась. Возможно, так оно и будет. А может, и нет. Во всяком случае, я узнаю это достаточно скоро. И то, что я узнаю, скорее всего, мне не понравится.

Я не смогла сдержать дрожи. Заметив это, мистер Блоч погладил меня по руке, он был просто прирожденным утешителем.

— Не волнуйся, Томми. Я не сделаю ничего плохого такой хорошенькой молоденькой американочке.

— Докажите это, — отозвалась я. — Убедите меня. Я с превеликим удовольствием вам поверю.

Мистер Блоч осклабился:

— Какая же ты все еще девчонка! Посмотри сюда и выбери себе что-нибудь.

— Чего еще?

— Маленький сувенирчик. В качестве компенсации за удар по голове.

Блоч поднял с пола эбеновую, инкрустированную слоновой костью шкатулку на низких ножках. Запором ей служил обрывок полуистлевшей бечевки, скреплявший две круглые ручки из слоновой кости: одну — на боку, а другую — на крышке шкатулки. Блоч без труда порвал бечевку толстыми пальцами и приподнял крышку. Взгляду открылось многообразие цветов: бирюзовый, коралловый, темно-синий, золотой. Блоч запустил руку в шкатулку и извлек ожерелье: тоненькую золотую цепочку с подвесками в виде звезд, инкрустированных сердоликом и крошечными золотыми бусинками.

— Красивое, — сказал Блоч, покачивая им. — Вот, возьми.

Сомневаюсь, что на свете нашлась бы женщина, способная удержаться от того, чтобы протянуть к этому ожерелью руку. Оно легло мне на пальцы, словно паутинка, сплетенная волшебными золотыми пауками.

— Что... что мне с этим делать?

— Ну, возьми его себе.

Взгляд Блоча был сосредоточен, вопреки его небрежному тону. Он не упустил ни одной мелочи — короткий вздох восхищения, ласкающее и жадное прикосновение моих пальцев к украшению.

— Я не пытаюсь подкупить тебя. Мне это совсем не нужно. Это, если можно так выразиться, тебе на память.

Я потеряла дар речи. Чуть насмешливо скривив губы, Блоч взял украшение и надел его мне на шею, поверх выреза моей разорванной, отвратительно сшитой блузки. Старинная застежка еще действовала. Я сидела ошеломленная, чувствуя, как холодит кожу ожерелье мертвой царицы.

— Прелестно смотрится на тебе, — любезно произнес Блоч и взглянул на часы. — Время бежит. Боюсь, и мне пора бежать. А теперь, золотко, ни о чем не переживай, ляг и поспи немножко.

— О, пожалуйста... пожалуйста! — Я вцепилась ему в руку, и вряд ли моя паника целиком и полностью была притворной. — Я боюсь оставаться здесь, в темноте.

— Чего ты боишься? Хассана? Этот юноша больше не будет тебя беспокоить.

Блоч одной рукой схватил Хассана спереди за балахон и приподнял. Голова парня бессильно свесилась на плечо. С виду он был как мертвый. Блоч, проявив силу, о которой до этого я только подозревала, вытащил обмякшее тело через проем и вернулся, стряхивая пыль с ладоней.

— Он... он мертв?

— Еще нет. Время не пришло. Он мне еще пока нужен. Для одного дельца.

— В качестве убийцы, — сказала я с нервным смешком. — Для такого дельца, да?

— Некоторые люди, — поучительно проговорил Блоч, — не находят убийство особенно приятной штукой, но и не имеют ничего против него. Это просто один из способов зарабатывать себе на жизнь. Другие же получают истинное наслаждение, причиняя людям боль. Как наш мальчик Хассан. В своем деле я предпочитаю первый тип. Такие люди надежнее. Но в данном случае приходится довольствоваться тем, что есть.

— И награждать их соответствующим образом. Я — часть той платы, которая причитается Хассану?

Блоч уже был у выхода, однако при этих словах повернулся с быстротой, неожиданной для человека его комплекции. Лицо его пылало возмущением.

— Черт, ты что думаешь, я позволю одному из этих грязных арабов забавляться с порядочной американской девушкой? Проклятье, Томми, ты должна извиниться передо мной!

Я молчала. В памяти всплыла череда смуглых лиц: Абделал, Ахмед, мистер Факхри из «Америкэн экспресс» — знакомые, дружеские лица людей, которые работали на моего отца. Блоч недостоин был чистить им ботинки, если бы они у них имелись. Приступ холодной ярости не оставил и следа от моей паники. Я медленно проговорила:

— Я составила о вас неверное мнение.

— Конечно! — Блоч вернулся назад в погребальную камеру. Невероятно, но он был готов потратить время, защищая свою репутацию, и нисколько не догадывался, что его образ мыслей понятен мне не больше, чем образ мыслей инопланетного монстра с бешеными глазами. — Томми, считай меня бизнесменом. Только и всего. Я не прибегаю к насилию, за исключением, естественно, крайних случаев. Бог мой, ты говоришь так, будто мне нравится убивать людей!

— О, я твердо знаю, что вы очень не любите убивать людей.

— Ну конечно! И я стараюсь обеспечить тебя всем необходимым. Смотри, я оставляю тебе одеяло. Клянусь Богом, я даже оставлю тебе еще один фонарик, вижу, твой сломан. А теперь съешь свой вкусный обед, вздремни немножко, а вечером я вернусь и выпущу тебя. Хорошо?

Он улыбнулся мне широкой, во весь рот, улыбкой, которая, как я понимаю, должна была очень приободрить меня. Прежде чем уйти, Блоч торопливо подобрал осколки от разбитой лампы Хассана. Когда он, снова повернувшись ко мне, произносил свою заключительную тираду, на его лице уже не было улыбки:

— Не трать время попусту, пытаясь выбраться отсюда, Томми. Снаружи вход закрывает гранитная плита, сдвинуть ее под силу лишь троим мужчинам. Кроме того, я устроил там небольшую ловушку. Она предназначена для непрошеных гостей, но сгодится и для тех, кто вознамерится выбраться отсюда наружу. Если ты попадешься в нее, останешься тут навсегда. Просто не покидай эту камеру и тогда будешь цела и невредима.

Некоторое время из соседнего помещения доносились голоса и шум суеты. Наконец звуки стали удаляться, а с ними и свет, как будто люди уходили по длинному коридору. Потом свет и голоса пропали совсем, и я снова осталась одна в темноте.

В полном одиночестве, только теперь мне нечего было больше бояться. Ощупью я нашла коробку с ленчем и открыла ее. Мне не нужен был свет, чтобы догадаться, что в ней. Как и следовало ожидать, кусок холодного цыпленка, сандвич с ветчиной, апельсин или мандарин, яйцо, сваренное вкрутую, помидор и кусок кекса. Я не была голодна. Но я знала, что мне придется мобилизовать все мои мыслительные способности и силы, и высохший бутерброд с ветчиной может добавить мне лишней энергии, которая поможет спасти кому-то жизнь.

Джону или Майку. Или, может быть, обоим. Вот для чего Блочу еще нужен был Хассан.

Блоч прав. Полиция не станет слушать какую-то истеричную девчонку. Им и во сне не снилось, что такая гробница существует. Если я начну лепетать что-то насчет Нефертити, они пожмут плечами, грустно покачают головами и сочтут, что у меня просто «пирамидомания».

Но если мое невероятное повествование будет подтверждено двумя ответственными, уважаемыми профессионалами, Блочу грозит реальная опасность. Он и так уже в опасности, потому что, насколько я знаю Джона и Майка, они перевернут в Луксоре каждый камень, разыскивая меня. Возможно, за всеми выходами из страны установлено наблюдение. Чтобы благополучно удрать со своей добычей, Блочу необходимо отделаться от обоих археологов.