Спичка - Филлипс Сьюзен Элизабет - Страница 8

Пейджи бросила свой рюкзак на пол и заняла стул напротив. Пока сестра усаживалась, Сюзанна внимательно рассматривала ее. Даже в своих поношенных джинсах и выгоревшей хлопчатобумажной мексиканской майке Пейджи выглядела необыкновенно красивой. У нее были маленький носик и пухлые, как у Кай, губы. От Джоэла ей достались голубые глаза и светлые волосы до середины спины, выглядевшие всегда так, словно какой-то темпераментный молодой человек разметал их мгновение назад в неистовом любовном действе.

В свои двадцать два Пейджи была столь же современной, сколь Сюзанна — старомодной. Младшая сестра была упрямой и дерзкой, у нее были лексикон портового грузчика и поистине безграничная уверенность в себе. Сюзанна подавила привычный приступ зависти, которую она ощущала всегда, находясь рядом с сестрой. Она кивнула на меню.

— Морское ухо здесь готовят просто здорово. А можно и авокадо заказать с крабовым мясом.

— Я буду гамбургер, — равнодушно ответила Пейджи.

Сюзанна заказала себе маги-маги — рыбу, полюбившуюся ей во время частых поездок на Гавайи вместе с Джоэлом. Когда официант отошел, она заговорила о том, ради чего, собственно, и пригласила Пейджи:

— Ты обдумала мое предложение? Сегодня у нас вечер по случаю пятидесятивосьмилетия отца. Знаю, он будет рад, если ты придешь.

— Король Джоэл тебе сам это сказал?

— В этом не было необходимости. Я в этом и так уверена.

Сюзанна ни в чем таком не была уверена, но должна же она положить конец затянувшемуся отчуждению. Как раз сейчас ее сестра обитала в убогой квартире с неким Конти Довом, претендующим на звание рок-певца.

Пейджи нетерпеливо убрала с лица прядь волос.

— И как тебе не надоест бегать вокруг и разыгрывать из себя эдакую добропорядочную тетушку? Пошла ты… Ясно?

По невозмутимому лицу Сюзанны никто бы не догадался, насколько ей неприятно слышать эту наглую матерщину, вылетающую из очаровательного ротика. И в то же время она подумала, как было бы здорово хотя бы раз в жизни бросить в лицо кому-нибудь такие грубые слова. Какие ощущения может принести подобная свобода? Что чувствуешь, когда твое не отягощенное планами будущее словно чистый холст, который можно покрывать смелыми пьянящими мазками своей собственной кисти?

— Он твой отец, — рассудительно произнесла Сюзанна. — И ваш разрыв длится слишком долго.

— Ровно двадцать два года.

— Я не это имела в виду. Я говорю о твоем уходе из дома.

— Я не уходила, Сюзанна. Его величество вышвырнул меня вон. Конечно, я и сама уже была готова смыться, так что можешь не смотреть на меня с такой жалостью. Лучшим событием в моей жизни был уход из этого мавзолея!

Пейджи достала сигарету из пачки, которую бросила на стол, и прикурила от дешевой пластиковой зажигалки. Сюзанна отвела взгляд в сторону. Сигареты убили их мать, и она не могла смотреть, как Пейджи курит.

— Слушай, ты можешь оставаться там и разыгрывать Королеву Замка для Папочки Короля, если тебе это так нравится. Сдувай с него каждую пылинку, устраивай дни рождения, выноси после него дерьмо — но это не для меня!

«Конечно, не для тебя», — подумала Сюзанна. За восемнадцать месяцев Пейджи успела вылететь из колледжа и сделать аборт. Джоэл наконец потерял терпение и заявил, что она не переступит порог его дома, пока не сможет вести себя как отвечающий за свои поступки взрослый человек.

Официант принес заказ — отварную маги-маги для Сюзанны и бургер сжареным картофелем для Пейджи. Пейджи сразу же навалилась на свой гамбургер, стараясь не смотреть на рыбу под соусом со сливками и миндалем на тарелке Сюзанны и не думать о том, какой у маги-маги замечательный вкус. С тех пор как отец приказал ей покинуть Фалькон-Хилл, Пейджи не позволяла себе ничего более экзотичного, чем пицца с анчоусами. Проглоченный кусок гамбургера камнем опустился в желудок в довершение ко всем тем многолетним обидам, которые она испытывала, находясь в тени своей идеальной сестры, занявшей ее место в сердце ее собственного отца, когда она была еще слишком маленькой, чтобы защитить себя.

Пейджи наблюдала, как Сюзанна ловко управляется с рыбой. Сестра вдруг напомнила ей те портреты девятнадцатого века, которые она изучала по истории искусства, пока ее не отчислили из колледжа, — портреты тонких худосочных женщин, проводящих в шезлонгах остаток жизни после рождения маленьких инфантов с синюшными губами. Но Пейджи тут же призналась себе в обманчивости этого образа, поскольку Сюзанна, казалось, обладала неистощимой энергией — особенно по части совершения добрых дел, вроде спасения своей сестры, погрязшей в рок-н-ролле и сексуальной распущенности.

Пейджи с трудом сдержала желание протянуть руку над столом и взъерошить эти вечно аккуратно уложенные золотисто-каштановые волосы, разорвать этот безупречно сшитый костюм. Если б Сюзанна хотя бы раз завизжала или вскрикнула, Пейджи было бы с ней проще. Но Сюзанна никогда не теряла самообладания. Она всегда была спокойна и холодна — папочкин образец дочери. Сюзанна всегда говорила правильные вещи, всегда поступала правильно и теперь совершала один из своих самых правильных поступков, выходя замуж за абсолютно правильного человека — мистера Кэльвина Прилепи-Его-Себе-На-Задницу Терокса.

Пейджи была абсолютно уверена, что Сюзанна еще девственница. Девственница в двадцать пять лет! Курам на смех. В ее воображении возникла картина жениха с невестой, забирающихся в постель в брачную ночь. Она представила, как Кэл Терокс поднимает ночную рубашку Сюзанны ровно настолько, чтобы открыть ее бедра.

«Пардон, дорогая, это не займет и минуты!» Пейджи представила себе, как Сюзанна берет с прикроватного столика очки для чтения и последний выпуск «Таун энд кантри» и произносит своим спокойным, хорошо поставленным голосом:

— Ну конечно, дорогой. Только похлопай меня по плечу, когда закончишь!

Сюзанна заметила циничную улыбку на лице сестры, но решила не обращать на это внимания.

— Вечер начнется в восемь, — сказала она Пейджи. — Соберутся все его старые друзья, и я знаю, им покажется странным, если тебя там не будет.

— Вот упрямое дерьмо! — фыркнула Пейджи. — Да пошла ты в задницу, ясно тебе?

— Пейджи…

— Послушай, ты мне не мать, так что хватит меня воспитывать!

Сюзанна заколебалась.

— Я знаю, тебе все еще не хватает ее. Я не хотела тебя расстраивать.

— Он даже не заметит, что меня нет! — Пейджи бросила недоеденный гамбургер и встала. — Послушай, мне надо идти. Встретимся когда-нибудь. — Она подняла свой рюкзак и пошла через зал ресторана. Ее развевающиеся светлые волосы и плотно облегающие джинсы привлекли внимание большинства обедающих мужчин. Она одарила нескольких из них обольстительной улыбкой и вышла.

Наблюдая за уходом Пейджи, Сюзанна в тысячный раз пожелала, чтобы у них когда-нибудь наладились отношения, как у других сестер. Как было бы замечательно иметь возможность кому-нибудь довериться или просто вместе подурачиться!

Ведь Сюзанна никогда ни с кем не дурачилась. Ее жизнь, как каждодневный бизнес, требовала огромной серьезности. Когда она платила по счету, то вспомнила, как часто ей приходилось слушать хихиканье Пейджи с подружками, и опять почувствовала укол зависти к своей непокорной сестре.

— Надеюсь, все было в порядке, мисс Фальконер?

— Все, как всегда, великолепно, Поль. Спасибо, Сюзанна положила кредитную карточку обратно в кошелек и поднялась со стула. Когда она выходила из ресторана, ее осанка была идеальна, движения сдержанны и изящны. В ней не было ни грана сходства с той маленькой девочкой, которая когда-то была так очарована связкой трепещущих воздушных шаров, что распахнула двери своего дома и — ради нескольких чудных мгновений — убежала на свободу.

Глава 3

Фалькон-Хилл был построен в стиле богатой французской загородной резиденции. Кроме мраморных ванных и тиковых полов, в нем были пять каминов с облицовкой в стиле Людовика XV, овальная туалетная комната и винный погреб с хорошим запасом европейских вин. Сюзанна задержалась в сводчатом проходе в столовую, чтобы еще раз проверить, все ли готово к празднованию дня рождения отца. Обои ручной росписи мягко освещались двумя старинными люстрами, сиявшими сквозь водопад хрустальных призм. В низких серебряных вазах — белая пена цветов. Старинная льняная скатерть и двенадцать салфеток были куплены на аукционе в Лондоне десять лет назад. На каждом предмете золотом вышита монограмма царя Николая Первого.