Игры патриотов - Клэнси Том - Страница 92

После лекции Райан поспешил в зал, где давался приём — он в тот день отказался от обеда, чтобы не пропустить лекцию. На длиннющем столе было множество всяких закусок, он наполнил тарелку и пристроился в углу, возле лифта, где было поспокойнее.

— Прошу прощения, доктор, — вдруг услышал он. Рядом с ним стоял среднего роста человек с румяным лицом. Костюм на нём был дешёвым. В голубых глаза искрилось веселье.

— Как вам лекция? — спросил голубоглазый. Говорил он с заметным акцентом.

— Довольно интересно, — уклончиво сказал Райан.

— Ага. Я вижу, что капиталисты умеют врать не хуже нас, бедных социалистов.

Смеялся этот человек заразительно, но тут Джеку почудилось, что в глазах его искрилось не только веселье, но и что-то другое. Была в них некая оценивающая насторожённость. Человек этот ему не нравился.

— Мы с вами где-то встречались?

— Сергей Платонов.

Райану, чтобы пожать протянутую руку, пришлось сперва пристроить свою тарелку на угол стола.

— Я третий секретарь советского посольства. Вероятно, моя фотография в Лэнгли не лучшего качества, раз вы меня не узнали.

«Русский, — подумал Райан, стараясь не показать удивления. — И при этом знает, что я работаю на ЦРУ». Третий секретарь — это вполне могло означать, что он из КГБ. Не исключено, что специализируется на сборе разведданных среди дипломатов или же он состоит при Иностранном отделе ЦК КПСС.

Впрочем, разницы тут никакой нет. Разведчик с дипломатическим прикрытием. «Что мне теперь делать?» Он знал, что завтра ему придётся написать рапорт об этой встрече — о том, как она произошла и о чём они говорили. Не меньше часа работы.

Он сделал усилие, чтобы вежливость не изменила ему.

— Вы, мистер Платонов, вероятно, ошиблись. Я — преподаватель истории и работаю в Военно-морской академии в Аннаполисе.

— Нет, нет, — покачал головой Платонов. — Я узнал вас по фотографии на обложке вашей книги. Прошлым летом я купил их аж десять штук.

— Вот как? — не мог скрыть удивления Джек. — Благодарю вас, сэр. От себя лично и от лица моего издателя.

— Наш военно-морской атташе очень заинтересовался ею. Он полагает, что следует обратить на неё внимание Академии имени Фрунзе и, думаю, Военно-морской академии имени Гречко, в Ленинграде, — сказал Платонов, прямо-таки излучая очарование. Райан знал цену такого рода очарованию, однако… — Честно говоря, — продолжал Платонов, — сам-то я только пролистал книгу. Она отлично составлена. Наш атташе считает, что ваш анализ принятия решений в разгаре сражения чрезвычайно точен.

Райан не знал, что сказать. Слова эти польстили ему. Академия имени Фрунзе готовила офицеров для верхнего эшелона армейского руководства. То же самое и Академия имени Гречко — с той разницей, что последняя была разве что чуть менее престижным заведением.

— Сергей Николаевич, — протрубил знакомый голос, — нехорошо играть на тщеславии молодых авторов.

К ним подошёл священник отец Тимоти Райли. Иезуит, он во время оно — когда Райан писал свою докторскую диссертацию — возглавлял в Джорджтаунском университете исторический факультет. Этот раскормленный коротышка обладал блестящим интеллектом и был автором массы книг, в том числе и двух, посвящённых глубинному анализу истории марксизма. У Райана мелькнуло, что вряд ли книги отца Райли имеются в библиотеке Академии имени Фрунзе.

— Как семья, Джек? — спросил Райли.

— Кэти уже вернулась на работу, а Салли наконец перевели в больницу Хопкинса. Если повезёт, в начале следующей недели мы её заберём домой.

— Она полностью выздоровеет? Ваша дочь, я имею в виду, — спросил Платонов. — Я читал в газетах о нападении на вашу семью.

— Надеемся, что да. Хотя у неё и удалили селезёнку, но врачи заверяют, что это не страшно. Поправляется она довольно быстро. Кэти видится с ней каждый день там, в Хопкинсе.

Райан умолчал о том, что Салли сильно изменилась. Дело даже было не в том, что она ещё не ходила. Его тревожило, что она уже не искрилась весельем, в глазах её залегла печаль. Ей пришлось слишком рано усвоить урок о том, что мир — опасная штука, даже если ты окружена заботой родителей. Это страшный урок для ребёнка. «Но она всё-таки жива, — в который раз повторял себе Джек, — и это главное. Время и любовь способны вылечить все… Только от смерти нет лекарств». Врачи и медсёстры в Хопкинсе заботились о Салли, как о собственном ребёнке. Это было осязаемое преимущество от жены-врача.

— Страшная вещь, — Платонов покачал головой с выражением отвращения на лице, вроде бы искренним. — Страшная вещь — вот так вот беспричинно покушаться на жизнь невинных людей.

— В самом деле, — пронзительным голосом, так хорошо знакомым Райану, произнёс Райли. Об отце Тимоти студенты говорили, что он мог бы, если бы захотел, распилить своим голосом бревно. — Ленин, припоминается, говорил, что цель террора — терроризировать и что чувство жалости столь же противопоказано революционеру, как и трусость на поле боя.

— Тогда были трудные времена, — примирительным тоном сказал Платонов. — Мы не имеем ничего общего с этими безумцами из ИРА. Они — не революционеры, как бы они ни старались выдавать себя за таковых. У них нет революционной этики. То, что они делают, — безумие. Рабочие всех стран вместо того, чтобы убивать друг друга, должны сотрудничать в борьбе с эксплуататорами. Обе стороны конфликта жертвы своих боссов, которые натравливают их друг на друга. Но вместо того, чтобы осознать этот факт, они убивают друг друга, как бешеных собак. Они бандиты, а не революционеры, — заключил Платонов с достоинством, которое, однако, никакого впечатления на его слушателей не произвело.

— Может, и так, но если бы они мне попались, я бы преподал им урок революционной справедливости, — сказал Джек, чувствуя, какое это облегчение — в открытую высказать свою ненависть.

— Я вижу, у вас обоих нет к ним никакого сочувствия — поддел Платонов. — В конце концов, оба вы в каком-то смысле тоже жертвы британского империализма. Разве ваши предки не бежали в своё время в Америку именно поэтому?

Райан разозлился. Даже не верилось, что можно всерьёз городить такую чепуху, но он тут же сообразил, что этот русский нарочно провоцирует его, чтобы посмотреть, как он на такие слова отреагирует.

— А что вы скажете о советском империализме? — спросил он, с вызовом уставясь в глаза Платонову. — У тех двоих в Лондоне были «Калашниковы». И у того, что стрелял в мою жену тоже было оружие советского производства, — солгал он. — Такие штуковины в местных магазинах скобяных изделий не купишь. Одобряете вы их или порицаете, но большинство ирландских террористов исповедуют марксизм. Это делает их вашими союзниками, а не моими. И вовсе не случайно, что вооружены они советским оружием.

— Знаете ли вы, сколько стран производит оружие советского образца? Так что, увы, неизбежно, что часть такого оружия попадает не в те руки.

— Так или иначе, моё сочувствие их целям никак не распространяется на методы, к которым они прибегают. Невозможно построить правовое государство на базе убийства, — заключил Райан. — Многие уже пытались, и не вышло.

— Было бы прекрасно, если бы на земле вечно царил мир, — сказал Платонов, игнорируя выпад Райана против СССР. — Но это же исторический факт, что рождение всех государств сопровождает кровь. В том числе и рождение вашего государства. С течением времени государства, взрослея, отказываются от такой методы. Мы ведь все согласны с преимуществами мирного сосуществования. Что касается меня, то я, доктор Райан, вас понимаю. У меня у самого два сына. Была у нас и дочь, Надя, но она умерла, когда ей было семь лет. От лейкемии. Я знаю, что это такое видеть, как мучается твой ребёнок. И всё же вам в этом смысле повезло больше, чем мне. Ведь ваша дочь жива, — сказал он, подпустив мягкости в голос. — Мы несогласны по многим вопросам, но все мы любим своих детей. А кстати, — сменил он тему, — как вам понравилась лекция профессора Хантера? Должна ли Америка поддерживать контрреволюцию в социалистических странах Европы?