Зеркальное отражение - Клэнси Том - Страница 84

– Вижу, вам уже приходилось выходить в море, – произнес Лехтонен гнусавым, но на удивление мелодичным голосом.

– Так точно, сэр, дома, – подтвердил Джордж, протягивая руку Пегги. – Однажды я победил в состязании на то, кто быстрее завяжет узел на толстом твердом канате. – Повернувшись к Пегги, втиснувшейся на свое место, он объяснил: – "Мартышкина лапа" – это декоративный узел, который завязывается на конце каната.

– Как правило, вокруг круглой гирьки, но только не на талрепе. В этом случае просто не хватит длины троса. – В тусклом освещении отсека она всмотрелась в лицо Джорджа, чуть более бледное, чем ее собственное. – Рядовой, у вас прямо-таки талант меня недооценивать. Или вы так снисходительно относитесь ко всем женщинам?

Поерзав на виниловом сиденье, Джордж пожал плечами, словно облегчая тяжесть предъявленного обвинения.

– Мисс Джеймс, вы слишком обидчивы. Если бы меня не понял наш капитан, я бы и ему объяснил.

Их пикировку нетерпеливо прервал Ридман.

– А теперь позвольте объяснить вам следующее. У нас на борту не хватает рабочих рук. Как правило, в состав экипажа входит электрик, который дежурит в кормовом отсеке, наблюдая за работой двигателя и вспомогательных систем. Однако сейчас для него не осталось места. Поэтому я буду очень признателен, если вы не станете отвлекать нас от дела.

– Виноват, сэр, – сказал Джордж.

Вместо того чтобы спуститься вниз, капитан остановился на шестидюймовом кольце, которое опоясывало приземистую рубку, и задраил люк изнутри. Когда Лехтонен доложил о том, что зажегся сигнал готовности – красная лампочка рядом с панелью управления автопилотом, – Ридман проверил перископ, медленно развернув его на триста шестьдесят градусов и поворачиваясь вместе с ним, осторожно ступая по узкому бортику.

После этого капитан Ридман обратился к пассажирам:

– Первую часть пути продолжительностью два часа мы пойдем под шнорхелем со скоростью восемь узлов. Приблизившись к острову Мощный, который принадлежит России, мы полностью погрузимся под воду. Все разговоры с этого момента необходимо будет вести шепотом. У русских в тех местах есть пассивные шумопеленгаторные устройства, как мобильные, так и стационарные, установленные на побережье. Поскольку, в отличие от активного гидролокатора, такие устройства не излучают собственные акустические сигналы, а только регистрируют внешние, определить, что нас слушают, невозможно. Нам уже не раз удавалось проскальзывать мимо русских шумопеленгаторов незаметно, но для этого нужно вести себя как можно тише.

– Как вы поймете, что русские нас обнаружили? – спросила Пегги.

– Не заметить взрывы гранат, сброшенных с борта кораблей пограничной охраны, очень трудно, – ответил Ридман. – В этом случае мы немедленно всплывем и повернем назад.

– И часто такое случается? – спросила Пегги, злясь на себя за то, что не выяснила это заранее.

Разведчик должен знать свое снаряжение и цель так же хорошо, как он знает свою машину и свой дом. Однако Д-16 настолько стремительно оказалась вовлечена в эту операцию, что у Пегги просто не было времени подготовиться. Все ограничилось чтением краткого досье в самолете. А в нем не было почти ничего о действиях финской разведки в заливе. Как правило, агенты переправлялись на территорию России в составе туристических групп.

– Из десяти попыток нас обнаруживали трижды, – продолжал Ридман. – Хотя мне до сих пор ни разу не приходилось заходить в глубь российских территориальных вод. Несомненно, сейчас все будет по-другому. Однако нельзя сказать, что мы будем абсолютно беззащитны. Майор Ахо высылает вертолет, который сбросит по пути нашего следования пару гидроакустических буйков. За их сигналами будут наблюдать в Хельсинки, а русские корабли, если они появятся, будут видны на экране мистера Лехтонена в виде ярких точек.

Лехтонен указал на круглый экран размером с кофейное блюдечко, расположенный в правой части приборной панели.

Закончив проверять перископ, Ридман откинул сиденье на передней стенке рубки и оседлал его. Затем он склонился к трубе шнорхеля, которая также служила переговорной трубкой с рулевым постом – хотя звуки и распространялись по ней с гулкими отголосками.

– Мистер Лехтонен, все готово, – сказал капитан.

Рулевой запустил двигатель, заработавший очень тихо и практически без вибрации. После этого он погасил свет, и в подводной лодке стало темно, если не считать двух неярких лампочек в носовой части.

Развернувшись, Пегги уставилась в маленький круглый иллюминатор в борту подводной лодки. Субмарина погрузилась, готовясь покинуть ангар, и мимо толстого стекла лениво проплыли несколько пузырьков воздуха, поднятых гребным винтом. Темнота за бортом, казалось, ухмыльнулась Пегги, и у нее непроизвольно навернулись слезы.

"Ничего, ты сможешь обуздать все это", – строго приказала она себе. Чувство горя. Отчаяния. Ярости.

Если бы все дело было в одном только Кейте... можно было бы скорбеть по нему, продолжая жить своей жизнью. Ей приходилось бы нелегко, но по крайней мере у нее была бы цель. Но теперь, когда Кейта не стало, Пегги вдруг поймала себя на том, что у нее нет цели в жизни, – это накапливалось годами, однако до сих пор ей удавалось кое-как справляться. И вдруг она оказалась тридцатишестилетней старухой, которая выбрала для себя образ жизни, совершенно не оставлявший места для личной жизни. Одинокой женщиной, на глазах у которой ее Родина растеряла честь и независимость, какими обладала при Маргарет Тэтчер, лишилась достоинства из-за шутовской монархии. Ради чего было все это, все эти долгие годы тяжелого труда и жертвоприношений, завершившиеся потерей возлюбленного? Она двигалась вперед по инерции, благодаря той радости, которую доставляли ей отношения с Кейтом.

"Ну а что будет дальше? – задавалась вопросом Пегги. – Неужели Англии суждено превратиться во второстепенного члена Европейского сообщества? Причем не пользующегося уважением, не желающего завоевать расположение Германии, как это сделала Франция, не способного сохранить веру и устремленность вперед, несмотря на индустриальный коллапс, как это случилось с Испанией, или менять одно правительство за другим, как это происходит в Италии. Ради какого черта я жила раньше – и ради чего мне жить дальше?"