Книга теней - Клюев Евгений Васильевич - Страница 32

— Здравствуйте… С Вами говорит Петр… Петр Ставский. Простите, что беспокою Вас так поздно, но ситуация крайняя…

— Добрый вечер, — не представились в ответ.

— Дело в том, что… простите, я не знаю, с кем говорю, мне нужен адрес Эвридики Эристави. Или хотя бы телефон, но лучше адрес. Тут такая история… ее машина сбила на улице, мы имя узнали из студенческого билета, он в сумочке был, а адреса ее нет в записной книжке — и в университет поздно звонить: ночь уже… Ее не насмерть машина сбила, Эвридика жива. Надо как-то родителям сообщить.

— Молодой человек, а Вы были при катастрофе, позвольте спросить?

— Да, — не стал отрицать Петр, — мне едва удалось вытащить ее из-под колес.

— О, господи, — простонали в трубке, — как же Вы нерасторопны, как преступно Вы нерасторопны! Страшно, когда в такую минуту рядом оказывается увалень вроде Вас! Вот уж никому не пожелаешь!

— Я…я не понимаю… Я сделал все, что мог, — оправдывался Петр, смутно начиная чувствовать роковую какую-то свою вину.

— А… ладно, записывайте адрес, чего уж тут!.. Маму Эвридики зовут Нана Аполлоновна, а папу и бабушку… я пока не знаю или забыл. И впредь будьте внимательнее.

Трубку опустили. Петр не понял конца реплики, но вдумываться не стал, а поехал на станцию «Аэропорт»: оказалось, что они с Эвридикой жили почти рядом.

Улица Черняховского, писательские дома. Пройти в арку, направо… Он остановился у подъезда: как это все сказать?.. Одно дело — по телефону неизвестно кому… Нана Аполлоновна, значит. Ох-ты-боже-мой.

Дверь в квартиру, конечно, не открыли: смотрели в глазок. Петр подождал, позвонил еще раз, хоть и ясно было, что за дверью кто-то стоит.

— Вам кого, молодой человек? — Женский голос, сильно испуганный.

— Вы Нана Аполлоновна, мама Эвридики?

— Да, но кто Вам сказал? — В голосе — ужас.

— Откройте, пожалуйста… Не могу же я объясняться через дверь!

— Я сейчас мужа позову… Сандрик!

Наконец дверь отворилась. На пороге стоял синий халат с кистями и неприветливым лицом.

— Здравствуйте, — сказал Петр. — Простите, что в такое время…

— Вас, может быть, с лестницы спустить?

Нет, это уже начинает огорчать…

— Не очень-то вы гостеприимны, — не выдержал Петр.

— Зато Вы очень развязны.

— Я? — Петр огорчился окончательно.

— Зачем Вы преследуете мою жену?

Москва — это все-таки город сумасшедших. Надо запомнить: «Москва — город сумасшедших», — и успокоиться раз и навсегда.

— Я никогда не видел Вашей жены, — смиренно отвечал Петр.

— Прекрасно видели! Вы на работе ее насмерть перепугали, теперь домой пришли? Да еще ночью!

Петр силился вспомнить, кого в своей жизни он насмерть перепугивал на работе, но вспомнить не смог.

— Простите, тут какое-то недоразумение. Вы меня с кем-нибудь путаете, но дело не в этом. Я по поводу Эвридики…

— Вы знакомы с Эвридикой?

— Да. То есть… нет. Ее пришлось отвезти в больницу.

— Что с ней? — Кисти закачались, заходили ходуном.

— Небольшая авария. Легкий шок, но никаких других последствий, Вы не волнуйтесь.

— Это Вы не волнуйтесь!.. Где она?

— В Склифософского, но не в травматологии… ее уже в отделение соматической психиатрии перевели. Вот сумочка ее… Врача зовут Аид Александрович. Совпадение такое… странное.

— Пожалуйста. — Халат отступил в темную прихожую, Петр вошел. — Наночка, выйди на минутку.

Вот и вышла Нана Аполлоновна.

Правда знакомое лицо… ах, ну да, сегодняшняя дама из библиотеки — чем он так сумел ее напугать?

— Наночка, у Эвридики шок. Надо ехать в больницу.

— Ой, — сказала Нана Аполлоновна и села. На маленький стульчик.

— Наночка, нужно сосредоточиться. — Отец Эвридики натягивал короткую куртку поверх халата.

— Что там случилось? — крикнул издалека старенький голос.

— Все в порядке, мама. Закрой за нами, мы отъедем на некоторое время. — Он снял куртку. — Вас как зовут?

Петр не успел ответить: слишком стремительно начали вдруг развиваться события. «Петер-р-р!» — захрипел кто-то странным голосом… что-то свалилось на голову и задержалось на ней, прозвучала непонятная фраза «Sunt pueri pueri, pueri pueril tractant», последовали маловразумительные объяснения как из-под земли выросшей старушки: «Я его все-таки вымыла, он сделался совсем голубой… а колечко, по-моему золотое, с монограммой, не поняла какой…»

— У Вас ворон на голове, не пугайтесь… он домашний, ручной, говорящий… Поехали, — устало сказал Эвридикин папа.

Нана Аполлоновна ушла переодеваться, папа наскоро объяснял почти упавшей на пол бабушке плохо понятую им ситуацию, голубой ворон переместился на плечо к Петру и тихо говорил ему что-то на ухо по-немецки… Бред, общий бред жизни! Папа начал раздеваться в присутствии Петра, бросил на бабушку халат, остался в одних трусах, подошел к Петру, снял с его плеча ворона, тот принялся вырываться и клевать папу Эвридики в тело.

— Не беспокойтесь, — сказал Петр, вешая халат на крючок, беря под руку бабушку, подставляя свободное плечо ворону и понимая, что отныне и навсегда он свой среди этих безумных, милых, плохо говорящих по-русски и по-немецки людей и птиц, за чью жизнь он теперь несет ответственность, что бы ни случилось впредь.

Выехали сейчас же — на стареньком семейном «Москвиче»: люди и птицы. Нана Аполлоновна, Александр Тенгизович, Русудана Александровна, Марк Теренций Варрон и Петр. Петру недосуг было разбираться в этой ситуации с вороном, но тот говорил «Петеррр» и совсем не разделял общего уныния. Он-то знал, как все будет!

В больницу приехали к двум. Марка Теренция Варрона оставили в машине. Еле допросились вызвать Аида, но тот вышел сразу.

— На некоторое время проснулась. Заснула… или забылась опять. К ней никому нельзя. Советовал бы вам поехать домой. Тем более что жених уже был у нее.

— Жених? — Эристави растерялись. — А кто жених?

— Прошу прощения, — взглянул Аид Александрович на Петра.

— Я жених, — сказал Петр..

— Ах, ну да…— успокоились Эристави.

— Мне бы только посмотреть на нее, — не то попросила, не то отказалась Нана Аполлоновна.

— Идемте, — подставил ей руку Аид Александрович — непредсказуемый, как выяснялось, человек. — Только ни звука, прошу Вас.

Они скоро вернулись.

— Ну как?

— Дышит, — тонюсеньким голоском сказала Нана Аполлоновна и расплакалась. Не переставая плакать, подошла к Петру: — Простите меня, ради бога. Сегодня в библиотеке у Вас безумный такой взгляд был, я испугалась. — Она развела руками. — Я, выходит, не могу отличить нормального от ненормального.

— Это и вообще-то трудно, — заметил Аид Александрович. — Поезжайте теперь, поздно.

— Пустяки, — сказал Петр Нане Аполлоновне: он только что вспомнил сцену в библиотеке с подробностями. — Пустяки… Книжка просто была странная, вот я и… Пустяки.

Всю обратную дорогу Петр, на плече которого опять сидел Марк Теренций Варрон, теперь уже в деталях рассказывал, как это случилось. И выходило, что на переходе через улицу Герцена он оказался случайно. Как бы не так! Петр шел за Эвридикой от самого подземного перехода через улицу Горького — с того момента, когда, подняв глаза от подаренного ему значка, увидел ее — девушку-с-шалью-и-вороном-над-головой, ночное-видение-через-стекло-вагона-метро. И он умолял ее на всем пути, вплоть до злополучной улицы Герцена: обернись, обернись, обернись! Она обернулась поздно, ступив уже на мостовую, когда с проспекта Маркса сворачивал на Герцена красный автомобильчик…

Водителя, кажется, отправили в милицию — Петр даже не захотел узнавать, кто он; Эвридика шла на красный свет. Не захотели узнавать этого и родители Эвридики. Правда, несколько дней спустя все-таки пришлось встретиться с водителем: им оказался какой-то неказистый человечек-из-Мытищ-у-которого-двое-детей. Однако к тому времени опасность миновала, родители не стали возбуждать судебного дела. Да и Аид Александрович утверждал, что все будет хорошо.