Милый плут - Федорова Полина - Страница 6

— Не ушиблись? — вежливо поинтересовался Альберт у поднимающегося с пола фона и, схватив свой пузатый саквояж из свинячьей кожи, вылетел из квартиры, успев кинуть милейшему Адольфу фон Готтлибу на прощание:

— Alles Gute! [1]

Какое-то мгновение еще слышался стук его башмаков по ступеням деревянной лестницы, но когда фёрст выбежал из квартиры, Факса простыл и след.

3

В Казани, государи вы мои, тоже имеется Врачебная управа. Не такая, конечно, как в Санкт-Петербурге, что на Большой Морской, но все же. И патент на отправление в городе врачебной практики, опять же, там получить вполне можно. Правда, не сразу. И не без приношения. Но к сему Альберт Карлович Факс, как стали его звать в России, уже попривык. А главное, здесь, в Казани, его уже не достать. Этим, братьям-фёрстам фон Готтлиб.

Правда, так же он думал, когда очутился в Санкт-Петербурге. Но до этого произошло в его жизни еще несколько событий.

Братья фон Готтлиб, Адольф и Густав, прихватили его на квартире в Аахене, куда он перебрался после бегства из Дилленбурга. Факс как ни в чем не бывало пользовал местного булочника от грудного колотья, как вдруг в его квартиру ворвались четверо молодцов, двое из которых были родными братьями гофмейстерины Марии Терезы. Старый знакомец Адольф нехорошо ухмылялся, а Густав просто-напросто засучивал рукава, чтобы немедля приступить к битью его, Альберта Факса. Еще двое здоровенных парней, тоже, как после оказалось, фёрстов, но поплоше, встали у дверей, отрезая Факсу путь к бегству. И Альберт сдался. Он приветливо кивнул братьям, дескать, хорошо, едем к вашей милейшей сестре, быстренько допользовал молочника и стал собираться в дорогу. Переодеваясь в дорожный костюм, он улучил момент и засунул магистерскую диссертацию под жилет, а остальные нужные бумаги рассовал по карманам. Выйдя из комнаты, где он переодевался, Факс взял в руки докторский саквояж и, глядя на братьев благостным взором, смиренно произнес:

— Я готов, господа.

Отъехав от Аахена миль на двадцать, Факс шибко захотел по нужде. Он крепился, силился и сучил коленями, вымучивая из себя виноватую улыбку. Наконец, не выдержал и попросил остановить.

Братья остановили карету возле небольшого придорожного перелеска. Несмотря на уговоры Альберта не сопровождать его, младшие фёрсты пошли с ним, не спуская с него глаз.

— Да куда я денусь? — искренне удивлялся Факс, поглядывая на фёрстов. — Я же оставил в карете самый лучший залог — мой докторский саквояж, без коего я как без рук.

Ему все же удалось уговорить фёрстов отойти на несколько шагов, дабы не смущать его при отправлении нужды. Прислонившись к дереву, он стал мочиться, краем глаза следя за фёрстами. Те тоже решили справить нужду, верно, впрок, чтобы меньше останавливаться в дороге. И как только зажурчали их струи, Факс пулей ринулся через перелесок и пропал. Сколь после ни искали его фёрсты, не было обнаружено даже его следов. Проклятый лекаришка словно провалился сквозь землю.

Каким образом Альберт Факс попал в Санкт-Петербург и какие кунштюки он при сем был вынужден проделать — то история особая. Однако получилось. Правда, при исполнении сих не совсем законоприлежных аллегорий исчез с его пальца дорогой перстень с брильянтами, подаренный ему английским баронетом за спасение своей задавившейся супруги, но это уже детали. Главное, Факс был далеко от братьев-фёрстов, и им было его уже не достать. Руки у них для этого коротки, да!

Руки у братьев оказались достаточной длины, чтобы достать его и в Петербурге. Когда по немецкой слободке, что еще при Петре Великом обосновалась в восточной части Васильевского острова, разнесся слух, что в Санкт-Петербург прибыли по частному делу фёрсты братья фон Готтлибы, Факс скоренько завербовался в состав китайского посольства князя Куракина в качестве врача. Вместо доктора Корнелиуса Пагеншахера, коего он уговорил уступить ему это место.

Посольство отправилось в Китай, фон Готтлибы последовали за ним. Они вот-вот должны были уже нагнать посольский караван, как Альберт Карлович исчез. Испросив себе жалованье на месяц вперед. Через две недели Факс объявился в Казани.

О, как Альберт Карлович благодарил себя, что тогда, в Аахене, догадался спрятать свою магистерскую диссертацию под жилетку, а иные нужные бумаги, в том числе и матрикул, что звался у русских формулярным списком, рассовать по карманам! Без них ему не удалось бы получить во Врачебной управе патент на отправление в Казани врачебной практики и подать прошение о предоставлении ему места профессора медицины в Императорском Казанском университете, который вот-вот должен был отделиться от гимназии и открыться как самостоятельное учебное заведение.

Купив пузатый докторский саквояж из свинячьей кожи и необходимый врачебный инструментарий и получив патент на занятие лекарской практикой, он успешно ставил пиявиц, пускал кровь, срезывал мозоли и изготовлял по собственным и одному ему известным рецептам микстуры, декокты и тинктуры, которые вскоре стали пользоваться среди казанцев немалым спросом.

Ему снова везло.

Своими микстурами и пилюлями, изготовленными из теста, сахара и лимонного сока, он излечил от ипохондрических припадков декана отделения физических и математических наук университета ординарного профессора Мартина Федоровича Бартельса и практически вернул к жизни ректора университета Иоанна Баптиста Брауна, задумавшего проверить отхожие места студентов. Ректора угораздило провалиться в яму студенческого нужника, и он едва не задохнулся насмерть от тамошних ядовитых миазмов. Конечно, когда встал вопрос о замещении ваканции профессора врачебного веществословия, фармацевтики и врачебной словесности на отделении медицины и хирургии, явственно всплыла кандидатура Альберта Карловича Факса, к тому времени уже подавшего прошение о предоставлении ему в университете профессорского места. И ему было предложено занять сию ваканцию с непременным, однако, условием наличия докторской диссертации.

— Имеется у вас опубликованная докторская диссертация? — спросил Факса Браун при личной беседе.

— Конечно, — не сморгнув глазом, ответил Альберт Карлович и посмотрел на ректора лучистым взором. — Надо только, чтобы ее прислали. Из Марбурга.

Иной человек клял бы себя почем зря за сию необдуманную ложь. Но не таковским был Альберт Карлович. Взяв свою магистерскую диссертацию и один из трудов своего учителя доктора Иоганна Фридриха Блюменбаха, Факс в две ночи состряпал себе докторскую и глубоко задумался. А где и как ее напечатать?

Решение пришло не сразу. Помогла ипохондрия профессора Мартина Бартельса. Пользуя его, Альберт Карлович узнал, что у профессора есть связи в Дерптском университете, куда тот со временем намеревался перебраться.

— А немецкая типография там имеется? — как бы между прочим, спросил Факс.

— Конечно, — ответил Бартельс. — Еще когда университет был Академией святого Густавиана.

— Да? — раздумчиво произнес Альберт Карлович. — Тогда, может быть, вы мне поможете?

Через три недели на столе ректора университета, готовящегося к его открытию и погрязшего в спешке и сутолоке приуготовляемых по сему поводу мероприятий, лежала напечатанная докторская диссертация кандидата в университетские профессора Альберта Карловича Факса, что подтверждало его докторскую степень. Препятствий для предоставления такому приятному молодому человеку, как доктор Факс, ваканционного места не оставалось, и к июлю 1814 года попечителем Казанского учебного округа его превосходительством Михаилом Александровичем Салтыковым Альберт Карлович был утвержден профессором отделения медицины и хирургии Императорского Казанского университета.

Когда новоиспеченный профессор явился на квартиру попечителя с изъявлением благодарности, то с поклоном вручил ему небольшой конверт с приглашением прибыть на торжественный акт открытия университета. Его превосходительство с удовольствием принял конверт, вскрыл его и прочел:

1

Всего наилучшего! ( нем.).