Рико, Оскар и тени темнее темного - Штайнхефель Андреас - Страница 10

Тут что-то затрещало, распахнулась дверь, и волна дурного запаха ударила нам в нос. Перед нами стоял Фитцке в своей затасканной полосатой пижаме — как беспощадный мститель, готовый вступиться за всех любителей рванья.

В последний раз я видел его в субботу, но с тех пор он так и не побрился и, кажется, даже не причесывался, поэтому вид у него был как у швабры, которую засунули в розетку.

— Нельзя ли еще погромче, а? — завопил он. — У меня сердце больное! Чего вы тут разора…

Фитцке оборвал свою речь и изумленно уставился на Оскара, который был по меньшей мере на три метра ниже его. Оскар молниеносно опустил визор вниз и уставился на Фитцке.

— А ты что еще за птица такая? Нашему придурку из дурки подкрепление прибыло, что ли?

Никакого ответа.

— Говорить разучился? — Фитцке три раза крепко стукнул пальцем по шлему. — Эй! Я тебя что-то спросил!

— От вас воняет! — внезапно прогремел голос Оскара под шлемом. — В развивающихся странах недостаточная гигиена — одна из самых частых причин заболеваний! Скажите спасибо, что у нас есть водопровод с горячей водой и мыло. И вам надо этим пользоваться.

Фитцке смотрел на Оскара как на крохотное, страшно докучливое насекомое, которое ему очень хотелось ударить и раздавить. Взгляд его скользнул от синего шлема к ярко-красному самолетику на рубашке и снова назад к шлему. Я затаил дыхание.

— Ты кто? — наконец прорычал Фитцке.

— Оскар. А вы?

— Это тебя не касается. И теперь исчезни, не то я вам сейчас головы поотрываю да поиграю ими в футбол!

Я такого в жизни еще не слышал, ужас какой! Фитцке развернулся, дверь хлопнула — БУММ! Оскар сделал два быстрых шага вперед, протянул руку и решительно нажал на звонок.

— Ты что, совсем? — прошипел я. — Он из нас котлету сделает, если мы и дальше будем его доводить!

Или правда оторвет нам головы. Как только можно быть таким злым!

— Звонок испорчен, — фыркнул Оскар, будто не услышал моего предупреждения. А потом так двинул кулаком по двери, будто хотел ее проломить.

— Что ты делаешь!

Я схватил его за запястье и оттащил в сторону. Потихоньку я и сам начинал сердиться.

— Этот старикашка — невежа! — Оскар откинул визор вверх. Лицо у него было багровое. — Я не позволю обращаться со мной невежливо только потому, что я ребенок!

— Это же Фитцке, он такой. Может, на самом деле он не злой.

На самом-то деле он совершенно точно злой, но Оскар был уже достаточно выведен из себя.

— И вовсе я не из дурки! — проорал он запертой двери.

— Он так всем говорит, не обращай внимания, — наседал я. — Ну пойдем же!

Наконец Оскар пошел за мной. Но пока мы поднимались по последним ступенькам на шестой, он все время оборачивался, ожидая, что Фитцке все-таки снова выйдет и бросится за нами. И пока я не открыл дверь в квартиру Рунге-Блавецки, его рука оставалась сжатой в кулак.

Перед тем как отъехать в отпуск в прошлую пятницу, РБ спросили меня, не мог бы я поливать их комнатные растения и цветы в садике на крыше. За небольшое вознаграждение. Конечно, сказал я. Мне тогда ужасно хотелось накопить на новую бейсболку, но из этого, наверно, ничего не выйдет. Потому что потом я решил класть все деньги в рейхстаг — на случай, если маме придется выкупать у Мистера 2000 как можно больший кусок меня.

Когда входишь к РБ, то через просторный коридор попадаешь в еще более просторную кухню-столовую. Из окон классный вид: плоская крыша Урбанской больницы и улицы за ней до самого Темпельхофа. Узкая лестница ведет прямо из кухни наверх в сад на крыше. Жалко только, что сейчас у РБ больше не на что посмотреть, я уже разведал. Все остальные комнаты они предусмотрительно заперли, даже комнату их толстого Торбена, который всегда надо мной потихоньку издевается, когда этого никто не видит. Может, они думают, что я стану у них все разведывать и разнюхивать. Вот ведь недоверчивые какие! Комнатные растения они перед отъездом поставили для полива на кухонный стол. Я провел Оскара мимо него и вытолкал по лестнице наверх. Квартира его совершенно не заинтересовала, он даже не оглядывался вокруг.

Сад на крыше РБ имеет форму разложенного полотенца. Если выйти из двери террасы, можно подойти к перилам и посмотреть вниз на задний двор или пойти на другую сторону и посмотреть вниз на Диффе. Вокруг расставлены цветы в горшках, больших и маленьких. Больше всего места занимают деревянные стулья, стол и скамейка, и если взять с собой подушку для сиденья, комиксы и колу, можно устроиться довольно уютно. Воздух наполнен приглушенным шумом большого города, никогда не умолкающим гулом и рокотом. И вид феноменальный.

ФЕНОМЕНАЛЬНЫЙ

Великолепный, фантастический, неповторимы, классный. Я и раньше знал это слово. Записал его тут, чтобы показать, что иногда и мне известны иностранные слова.

Если встать посередине террасы, расставить руки в стороны и раскрутиться как следует, можно увидеть весь Берлин, все его стороны света — сотни крыш и тысячи деревьев, блестящий на солнце стеклянный купол Рейхстага, много-много колоколен, телебашню на Алексе, высотные здания на Потсдамской площади, а немного подальше даже ратушу в Шенеберге. В небе над тобой почти всегда где-нибудь летит самолет, который взлетел или собирается приземлиться в Темпельхофе или Тегеле. Если вращаться быстрее, все эти картины сливаются друг с другом и начинает кружиться голова. А если завертеться безумно быстро, наверно, перевалишься вместе с парой цветочных горшков через перила и полетишь с ними наперегонки вниз, на задний двор или на пешеходную дорожку, и там разобьешься, как перезрелый помидор. И получится настоящая кровавая каша и все такое. Из-за этого я никогда еще не пробовал вертеться безумнобыстро. Я ж не полностью того.

На Оскара все это не произвело ни малейшего впечатления. Он прислонился спиной к двери террасы, та часть его лица, которая выглядывала из-под шлема, была очень бледной. Даже голос у него был каким-то бледным, когда он сказал жалобно и укоризненно:

— Ты сказал, здесь наверху здоровско и неопасно!

— Так и есть.

Моя надежда на то, что Оскар, может быть, снимет шлем, лопнула, как мыльный пузырь. Да что ж это с ним такое? Я ведь предполагал, что тот, кто всегда думает только о раздавленных велосипедистах и перееханных пешеходах, обрадуется небольшому разнообразию. И здесь наверху в самом деле неопасно, если, конечно, на дом не плюхнется самолет. Я подумал, не спросить ли Оскара, что ему известно про авиакатастрофы, но тут же решил, что это не очень хорошая идея.

— Я никогда еще не был на крыше, — сказал он жалобно. — И теперь знаю почему.

Я показал на перила со стороны Диффе.

— Ты даже не подходил к краю. Тут ведь можно держаться за перила.

— Я и плавать умею, — простонал он, — но все-таки не стану прыгать в бассейн с пираньями.

— Что такое пираньи?

— Хищные рыбы с очень острыми зубами из семейства харациновых. Они живут в тропических пресных водоемах Южной Америки. Раненое животное или человека разрывают за несколько секунд на малюсенькие кусочки.

Ну хорошо. Если мне однажды встретится кто-нибудь из этого семейства, я буду знать, чего от них ждать. И все-таки…

— А что, ты всегда чего-нибудь трусишь? — спросил я.

— Это не трусость. Это осторожность.

Надо было взять с собой колу или лимонад, тогда, может быть, Оскар чувствовал бы себя здесь лучше. Но бежать за колой вниз, на третий, я не хотел, а холодильник РБ, в который я однажды после их отъезда совершенно случайно заглянул, был пуст. Абсолютно пуст. Вот ведь жадины!

— Простая осторожность, — снова пробормотал Оскар. — Инстинкт самосохранения.

Я беспомощно рассматривал его. Я ведь привел его сюда не без причины, хотя начал уже потихоньку подозревать, что моя замечательная идея его вряд ли воодушевит. Но раз уж мы пришли сюда наверх, можно было хотя бы попробовать.