Барышня и хулиган - Колина Елена - Страница 50

— Не гоните его, — проникновенно попросила Даша, выглядывая из блестящего черного джипа и кивая на держащего шланг Игорька. — Дадим ему немного заработать.

Она сыпала мелочь Игорьку на ладонь и хотела быстро рвануть с места, но не смогла тронуться и томно попросила оборванца:

— Вы мне не поможете?

Оборванец, не веря своему счастью, неуклюже забрался в машину странной извращенки, подбирающей бомжей, и мгновенно рванул с места.

Игорек играл с Дашей с таким детским упоением, как будто был маленьким заброшенным мальчиком и только и ждал, что кто-нибудь придет и поиграет с ним. Впрочем, сама она, оставшись без Женьки, тоже ждала, когда кто-нибудь с ней поиграет, и готова была играть с каждым, кто захочет, но никто не хотел и не умел.

Даша включила свое обаяние так решительно, как утром включала свет в Маргошиной комнате, хочешь не хочешь, пора в школу, хочешь не хочешь, влюбляйся! Между ними все происходило очень бурно и быстро, и на самом деле с их совместной подготовки к обыску до того времени, как он впервые сказал ей «люблю», прошла всего неделя.

— Дашка, — удивленно сказал Игорек, — я, кажется, не разговаривал столько за всю свою жизнь. — Он довольно улыбался, казалось, ему самому нравится новый Игорек.

— Значит, за всю жизнь у тебя накопились вопросы, — засмеялась Даша.

Игорьку, долгие годы находившемуся рядом с Дашиной семьей, очень хотелось прояснить для себя их внутренние отношения.

— Как вы живете с Олегом, вы же такие разные? Ты бегаешь вокруг, кричишь, думаешь, что ты капитан корабля, а он не реагирует. Ты… — Он с трудом подбирал слова. — Ты такая веселая, у тебя так много друзей…

— Было много, пока все не уехали, — мрачно вставила Даша.

— Ты скоро восстановишь… Олег никогда с тобой не смеется… Тебе с ним не трудно?

— Мы же с детства дружили. Сейчас, правда, уже не дружим, но это, наверное, невозможно в браке. В детстве мы с Олегом ночами обсуждали книги, а теперь Маргошины двойки, и те на ходу. — Даша ответила Игорьку чуть печально, но тут же, улыбнувшись, добавила: — Потому что дружбы между мальчиками и девочками не существует. Или брак, или дружба.

— А как вы дружили семьями? У моих родителей не было таких друзей, чтобы я на ком-нибудь должен был жениться.

— Ну, представь, что у тебя есть жена и сын, и мы с вами дружим всю жизнь. Я с твоей женой, ты с Олегом, а твой сын с Маргошей вместе выросли. Здорово было бы, правда? — мечтательно сказала Даша.

— Значит, мой сын должен жениться на Маргоше?! А если он не хочет? — возмущенно спросил Игорек. — Почему Олег должен был на тебе жениться?

— Он не был должен, — объяснила Даша. — Просто мы были как одна семья, это получилось естественно.

— Но ведь если бы твой отец не умер, вы бы не поженились! — логично возражал Игорек. — Меня никакая семья не смогла бы заставить что-то против моей воли сделать, тем более жениться против моей воли!

— Никто его не заставлял! — рассердилась его непониманию Даша.

Игорек недоуменно пожал плечами.

— Странные вы… Даша, а почему твоя мама всегда у вас? Она же замужем.

— А где же ей быть? И не всегда, а всего раз пять в неделю, ну от силы шесть, — пошутила Даша и нарочито важно объяснила: — В еврейских семьях все очень привязаны друг к другу, часто видятся, живут общей жизнью… А ты свою маму часто видишь?

— Нормально, раз в месяц, может, два. Когда я был маленьким, Ляля меня называла Гарик, смешно, да?

— Тебе идет быть Гариком, я тебя тоже так буду звать.

— Ляля классная… а отца я ненавижу!

— Господи, за что?! Неужели ненавидишь? — пошутила Даша. — Может, просто не любишь, недолюбливаешь, недооцениваешь…

— Ненавижу, — уверенно ответил Игорек. — Я ему не нужен, и он мне тоже! Жалко мне Олега, я бы не потерпел в своем доме тещу, — продолжал Игорек. — Если бы Сучка таскала сюда свою мать…

Игорек неприятно поморщился, как будто увидел что-то гадкое.

— Игорек… Гарик, а ты не замечал, что всем было неловко, когда ты Алку называл Сучкой?

— Всем было неловко? — удивился Игорек и засмеялся. — Да это же была шутка. Она рассказывала, что, когда ходила со своей собакой на площадку, там тренер обращался к собакам не по кличкам, а по фамилиям хозяев. Он перепутал Алкиного Лео с сучкой и закричал ему: «Сучка Попова, на бревно!»

Ярче всего эмоциональная ущербность Игорька проявлялась в сексе. Боязнь оказаться не на высоте или, не дай Бог, показаться беззащитным или слишком ласковым, а значит, смешным, мешала ему расслабиться. Прошла всего неделя, а Игорек уже понемногу избавлялся от нелепой спортивности, стесняясь, бормотал какие-то нежные слова, научился подолгу лежать в постели, не переходя мгновенно к сексу, часами разговаривать и легко касаться друг друга. Вот руки Игорька, вот его губы, а вот и сам Игорек!

— Гарик, может быть, у тебя, кроме учительницы английского, была еще учительница физкультуры? Мы же сейчас не сдаем нормы ГТО. — Увидев, что он почувствовал себя оскорбленным, она немедленно смягчила обидный смысл своих слов нежным взглядом. — Не надо стараться… Мне и так с тобой хорошо…

— А мне так еще ни с кем не было! Как это ты меня так быстро приручила? — подозрительно спросил Игорек.

— Я умею. Ты сам виноват! Когда ты меня дразнил жидовкой в пятом классе, помнишь, со мной полгода никто не разговаривал? Я тогда много взрослых книг прочитала и все про мужчин и про любовь с тех пор знаю. — Даша улыбнулась. — Я шучу, конечно.

Она задумалась.

— А если бы я не ушла тогда из нашей… вашей школы… Ты бы так и дразнил меня жидовкой до выпускного вечера? Ты понимаешь, что мог мне тогда всю жизнь испортить?

Пожав плечами, Игорек вопросительно взглянул на нее.

— Я могла бы стать закомплексованной, всех бояться, постоянно ожидать удара… или нет! Я бы закалила характер и стала бы, к примеру, борцом за свободу угнетенных народов, диссидентом, народным депутатом, киллером… Человеку очень неполезно, когда с ним не дружат, человеку приятно и полезно, когда его любят, ценят, уважают, берут за хвост и провожают… — Забывшись, Даша заговорила с ним, как с Женькой.

— Я не понимаю, ты шутишь или сердишься на меня? — растерялся Игорек. От непонимания он понемногу начинал злиться.

— А если будешь сердиться или плохо меня любить, вообще превращу в лягушку! — Сделав страшные глаза, она взяла его за руку. — А что это у тебя за шрам?

— Я когда был в армии, сломал себе руку.

— Упал, что ли? — вежливо поинтересовалась Даша.

— Сам сломал, специально.

Даша приподнялась на локте и с недоверием посмотрела на Игорька.

— Я стоял на улице, мороз тридцать градусов. Сунул руку в воду, подождал, пока она заледенеет, и ударил топором, тупым концом. Вот шрам остался…

— Не может быть… — прошептала Даша. — Так не бывает, чтобы сам себе топором…

Игорек пожал плечами:

— Лучше уж в больнице, чем часами стоять на морозе. А лед — это анестезия, мне не было больно.

Даша молчала.

— Ты странный, Гарик, — наконец произнесла она и погладила его шрам. — Ты любишь меня! — поддавшись внезапному порыву, уверенно сказала Даша. — А есть ли у тебя топор? — Игорек озадаченно кивнул в ответ. — Если ты такой смелый, мог бы ты сейчас ради меня руку сломать? Докажи, что ты меня любишь!

Игорек посмотрел на нее испытующе, пошел на кухню и через минуту вернулся с топором.

— Пошли! — позвал он Дашу. — Пошли лед делать!

Увидев, что он абсолютно серьезен, Даша испуганно заверещала:

— Я же пошутила!

— Нет уж, сказала, значит, пошли. — Игорек больно тянул ее за руку, и глаза его уже немного испугали Дашу.

— Гарик! Я сейчас уйду и не приду больше! Тебе же тридцать пять лет! Как тебе не стыдно! — Для важности она прибавила Игорьку год.

— А ты не шути так! — сказал Игорек, остывая, и бешенство потихоньку ушло из его глаз.

«Улица Руднева, потом Черкасова, на третьем светофоре налево…» Даша нервно сверяла по бумажке Алкин адрес. Она почти не бывала в гостях у Алки, хотя звонила ей каждую неделю. Даша рассказывала ей, кто учится у нее на курсах, пересказывала Маргошины шутки, спрашивала, что приготовить на обед и как поступить с остатками вчерашнего мяса.