Поэзия английского романтизма XIX века - Байрон Джордж Гордон - Страница 104

104

К Мэри

Перевод Б. Дубина

[393]

Зачем тебя со мною нет, О, карих глаз приветный свет, О, голос, нежный голос птицы, Зовущей друга своего, Что в одиночестве томится, — Нежней не знаю ничего! И лоб…………………….. Чем……………… [394]сиянье Над этой голубой Кампаньей. Приди скорей, приди ко мне, Мир без тебя мне стал немилым: Как солнечный заход — луне, Как сумрак — утренним светилам, Любимая, ты мне нужна. Приди, желанная моя! И эхо отвечает; «Я!..»

1818

Горесть

Перевод В. Топорова

[395]

1 Слава богу! Прочь унынье! В полуночной темной сини Озаренная луной Бесприютная княгиня Горесть — снова ты со мной. 2 Слава богу! Прочь унынье! Горесть, скорбная княгиня, — Наши помыслы близки, И печаль моя отныне — Только тень твоей тоски. 3 Горесть! Как сестру и брата Нас ославили когда-то, Бросили в пустынный дом. Годы сгинут без возврата, Мы останемся вдвоем. 4 Так на нас бросали жребий, Так за нас решали в небе, Но когда б Любовь взялась Жить на Горя черством хлебе — Так и звали б нашу связь! 5 Прочь унынье… Сядем рядом, Обводя влюбленным взглядом Речку, рощу, сонный луг. Чу! кузнечик… птица… — Адом Не зови земли, мой друг. 6 Как привольно-величавы Эти рощи! Эти травы Как раздольно зелены! Только мы — о, боже правый — Неизменно холодны. 7 Неизменно? — Нет, едва ли: Наши взоры заблистали, Шепчешь, вздрагиваешь, ждешь. Горесть нежная! Печали Нашей прежней — не вернешь. 8 Поцелуй… — О нет! — иного Жду лобзанья! Снова! Снова! Поцелуи мертвеца Жарче этих. Сбрось оковы! Стань живою до конца! 9 Горесть! Горесть! Друг мой милый! На краю сырой могилы Чувство нечего скрывать. Спит уныло мир постылый… Горесть, хватит горевать! 10 Пусть сердца — в одно срастутся, Тени пусть — в одну сольются, И, когда настанет миг, Пусть над нами раздаются Вешний шум и птичий крик! 11 И уснем… уснем, как будто Мы не знали тайной смуты. Мы уснем с тобой вдвоем. Отряхнув земные путы, Сном забвенья мы уснем. 12 Смейся ж, горести не зная! Смейся, горесть неземная, Над тенями, над людьми! Тучей звезды застилая, Крылья, горесть, распрями! 13 Люди, как марионетки, Скачут в пошлой оперетке Без надежды на успех. Горесть! Бросим им объедки Наших дум — пусть смолкнет смех!

1818

Стансы,

написанные в часы уныния близ Неаполя

Перевод А. Парина

[396]

Теплы лучи, прозрачно небо, Гарцует пена на волне, И, будто зренью на потребу, Укрыта даль в голубизне; Растенья счастливы вдвойне: Свежо дыханье почвы влажной; Шумит Неаполь в стороне — И гул стихий, и гомон бражный Слились в единый звук, покойный и протяжный. Сквозь толщу вод я различаю Багрец и зелень донных трав; Искрятся буруны, качая Воды и света ясный сплав. Приходит штиль. Его устав — Повтор размеренных движений. Душой к спокойствию припав, Смотрю на вспышки отражений, Но не с кем разделить мне этих ощущений. Я слаб душевно и телесно, С собой и с миром не в ладу, Блаженство сердцу неизвестно — У мудрецов оно в ходу — И в будущем его не жду. Пустое — власть, любовь и слава; Иные их гребут как мзду И в жизни видят лишь забаву, А я все пью да пью отчаянья отраву. Природы ласковой соседство Меня покоем обдает — Упасть бы навзничь, вспомнив детство, И выплакать бы груз тягот, Конец которым не придет, Пока меня не тронет тленье — Могильным холодом скует Черты лица, и моря бденье Напевом осенит последний всплеск мышленья. Оплачет ли меня хоть кто-то, Как я оплачу дня закат Душой, которую заботы До срока в гроб вогнать хотят? Нет, надо мной не возопят, Но разве только пожалеют. А этот день, блажен стократ, Хоть отгорит и оталеет, Останется в душе и, как ничто, согреет. вернуться

393

К Мэри. — Опубликовано в 1824 году. Шелли приехал в Италию впервые в 1818 году.

вернуться

394

Пропуск в авторской рукописи.

вернуться

395

Горесть. — Опубликовано 8 сентября 1832 года в «Атенеуме».

вернуться

396

Стансы, написанные в часы уныния близ Неаполя. — Опубликованы в 1824 году. Мэри Шелли писала, что, находясь в Неаполе, поэт «во всем доверился своему врачу, тот наобещал всяческих чудес и заставил его переносить ужасные страдания, но и тени улучшения не было видно…» Измученный поэт пребывал в мрачном расположении духа, искал одиночества и тщательно скрывал от Мэри стихи, написанные в такие часы.