Двойник - Коллинз Макс Аллан - Страница 39

Кровавые тряпицы выглядывали из карманов его брюк. Казалось, что вчера ночью кровь лилась рекой по Линкольн-авеню.

Несколько копов наблюдали за толпой. Их значки были прикреплены к легким синим рубашкам. Они были в фуражках, при оружии. В руках болтались дубинки.

Я подошел к одному из них, плотному ирландцу лет сорока, страдающему плоскостопием. У него были красные щеки и голубые глаза. Я его не знал и надеялся, что он меня тоже. Кроме того, я надеялся, что по моим рыжеватым волосам он решит, что во мне тоже течет ирландская кровь.

– Есть какой-нибудь шанс пробраться внутрь, не выстаивая такую очередь? – спросил я у него. Он улыбнулся и покачал головой.

– Почти никакого.

– Мне бы нужно поговорить с работником морга. Я не собираюсь разглядывать «жмурика». Он почесал голову, продолжая улыбаться.

– Наверное, это можно сделать.

– Вы мне поможете?

– Постараюсь.

– Спасибо.

Я пожал ему руку и для начала передал купюру.

Он провел меня через толпу, повторяя:

– Пропустите, пропустите!

В большом зале на первом этаже мы подошли к тощему парню в белом халате с бледным лицом и тоненькими, словно нарисованными усиками. Его звали Кулхен. Он наблюдал, как пропускали вниз по лестнице группы по десять человек за один раз. В зале не было кондиционера, воздух был тяжелым, сильно пахло потом. Кулхен поманил меня пальцем и вывел в коридор. Мы были одни.

– Я могу отвести вас вниз поближе к трупу, – голос был мягкий и приятный.

Он сжал губы, и его усики поднялись вверх.

– Там сейчас как раз находится группа, и они мне дали пятьдесят долларов.

Это был не морг, а бордель.

– Сколько народу в группе? Он сразу не сообразил и сказал:

– Пять человек.

– Тогда я вам дам десять долларов.

Работник науки, он не стал спорить с моим логическим заключением. Но когда повел меня обратно в зал сквозь шумную толпу, он надул губы и кивнул полицейскому. Тот пропустил нас вниз по ступенькам в подвал. Мы миновали очередь любителей неприятных сцен, которая растянулась на весь коридор. Кулхен провел меня через дверь в довольно большую комнату, где от запаха формалина у меня заслезились глаза. Уж лучше нюхать пот в зале наверху, чем этот формалин. Запах был настолько сильным, что поначалу было даже незаметно, что в помещении работал кондиционер. Вдоль стен в открытых ящиках лежали рядами трупы. Это были погибшие от жары старики и разные бродяги. Неприятный способ найти себе прохладное помещение.

Кулхен провел меня в соседнюю маленькую комнату, где на мраморном столе лежал мертвец, а вокруг него стояли четверо мужчин и женщина. Его тело было прикрыто простыней, а на лице – влажная белая масса. Ее накладывал плотный мужчина с темными волосами, лет сорока, на шее у него болталось полотенце. Увидев нас, он заволновался и сказал:

– Мы из Норт-Вестернского университета, офицер, и у нас есть разрешение снять с него гипсовую маску.

Группа состояла из нескольких молодых парней лет по двадцать и очень хорошенькой девушки с короткой стрижкой темных волос. Как я успел заметить, они не обрадовались моему появлению.

– Я не полицейский, – успокоил их я, а Кулхен прошептал:

– Они делают посмертную маску для Норт-Вестернского музея криминологии.

Никогда не слышал о подобном музее, но мне было на него наплевать.

– Мне нужно на него посмотреть, – сказал я старшему, наверное, он был профессором, а остальные – его студентами.

– Но мы пока не можем снять маску, – нервно возразил он.

– Мне не нужно лицо, я его уже видел, – ответил я. Откинув простыню, я осмотрел тело, обращая внимание на разные шрамы. У меня была своя аудитория – в нескольких футах от меня за стеклянной перегородкой проходили зеваки с открытыми ртами. Они показывали пальцами и делали снимки. Их болтовня почти не доносилась сквозь тяжелое стекло и была похожа на жужжание насекомых.

Перед тем как уйти, я взглянул на плотного профессора и сказал:

– Если вы из Норт-Вестернского университета, почему на вашем полотенце имеется надпись «Воршем-колледж»?

Он посмотрел на тряпку и нервно сглотнул.

– Мы... мы... часто обмениваемся идеями с факультетом Воршема.

– Ну да, и полотенцами тоже!

Он снова сглотнул слюну. Я вывел смущенного Кулхена за руку в большую комнату, где мертвецы, казалось, подслушивали нас, и сказал:

– Воршем – училище для специалистов по похоронам. Эти люди практикуются здесь за ваш счет.

– О, Боже...

– Лучше выгнать их отсюда. Одно дело – разрешить прийти сюда действительно студентам университета, вам за это ничего не будет. Но если узнают, что вы разрешали гробовщикам практиковаться в изготовлении посмертных масок на таком важном вещественном доказательстве, вас могут выгнать с работы.

Он мрачно кивнул головой. Я пошел за ним подальше от запаха формалина и поднялся по лестнице в зал, где воздух был пропитан потом.

Кулхен нашел свободного копа и велел ему выдворить студентов и их профессора-бальзамировщика. Затем он повернулся и с раздражением посмотрел на меня. Его маленькие усики дергались над надутыми губами.

– Вы все еще здесь? – спросил он. Но на этот вопрос никакого ответа не требовалось.

– Вы могли бы поблагодарить меня.

– Спасибо. Вы уже получили удовольствие на свои десять долларов, а теперь убирайтесь.

Я по-дружески положил ему руку на плечо и повел в коридор. Он вновь надул губы, но мне показалось, что ему это понравилось.

– Мистер Кулхен, у меня еще одна просьба к вам, на Другие десять долларов. Между прочим, у меня имеется еще двадцать долларов.

Он закивал головой и даже улыбнулся.

Я снял руку с его плеча и сказал:

– Мне нужно посмотреть отчет о вскрытии.

– Зачем? – немного подумав, спросил он.

– А почему бы и нет?

Он еще подумал.

– Вы кто? Репортер?

– Я просто тот, у кого есть двадцать долларов.

Он протянул руку за деньгами.

– Должен вам сказать, что это стоит гораздо дороже. Имеется только две копии. Я положил ему в руку десятку.

– Мне не нужна копия. Я даже не стану ничего записывать. Мне просто нужно прочитать отчет.

Он снова задумался, но ненадолго. Крепко зажал в руке десятку и, коснувшись моей руки, сказал:

– Стойте здесь.

Я стоял, как приклеенный. Вскоре Кулхен вернулся с тремя листочками бумаги и протянул их мне.

Это была копия протокола коронера – две исписанные страницы стандартной формы, а третья – заключение с описанием видов ранений и состоянием отдельных органов убитого человека. Там были интересные детали. Я читал эту страницу в течение пяти минут, стараясь запомнить важные для меня сведения. Кулхен стоял рядом, как тощая статуя. Вскоре я вернул ему копии, передал еще одну десятку и зашагал впереди него в приемную, где пришлось пробираться через шумную вонючую толпу.

Толстую блондинку в платье в горошек прижали ко мне. Она красила губы, глядя в зеркальце пудреницы, пока мы пробирались сквозь море плоти. Ей удалось накрасить губы и одновременно поговорить со мной.

– Я разочарована, – сказала она, обращаясь ко мне. – Он совсем не похож на фотографии в газетах. Просто обычный мертвец. Но, черт побери, я, пожалуй, снова встану в очередь и посмотрю на него еще раз!

– Прекрасная идея, – ответил я, и нас выдавило сквозь дверь в горячий свежий воздух. Парень в оранжевой кепке и галстуке вернулся со свежим подносом льда и апельсинового сока. Я не смог удержаться, купил стаканчик и залпом опустошил его. Сок был холодный и приятный на вкус. После проведенного в морге времени начинаешь ценить такие мелочи жизни.

По дороге к своей машине я увидел какого-то папашу с плачущим мальчиком лет одиннадцати. Одну руку отец держал на плече сына, а другой, с зажатой в ней кровавой тряпкой, помахивал в такт ходьбе.

– Я хотел, чтобы ты сам увидел все и получил урок морали. Ведь так говорит Мелвин Пурвин: «Преступление ничем не оправдано»! Запомни это.