Зори над Русью - Рапов Михаил Александрович - Страница 27

27

Думал об одном: «Не пора ли обет исполнять?» Еще в Троице отцу Сергию обещал поставить церковь–обыдёнку, [104]коли все хорошо будет. Сейчас, воротясь из Орды, Семен вдруг понял, что все у него хорошо, — испугался своего счастья.

Нечаянно занесло его на Неглинный верх; оттуда в эти дни звонкий гул шел по всей Москве. Над тихими водами речки Неглинной [105]лихие жили кузнецы; здесь тебе и шелом скуют, я кольчугу свяжут, и шестопер на дубовую рукоять насадят. Поднимаясь от реки, Семен забрел меж столбов, где коней куют, оперся на перекладину, задумался.

Стоявший под навесом кузнец оглянулся на него, хотел что–то сказать, но в это время подмастерье положил на наковальню раскаленную полосу металла.

Семен загляделся на работу кузнецов; следил, как под меткими, сильными ударами молота металл принимал знакомые очертания меча.

Кончив ковать, кузнец опять оглянулся на Семку, спросил деловито:

— Эй, дядя, тебя заместо коня подковать, что ли? Это можно! Козла подкуешь — коню легше…

Семка попятился, вылез из–за столбов, побежал прочь. Вслед хохотали молотобойцы, а у Семена не шел из головы только что виденный лиловатый от окалины меч. Понял: не раздумывать — спешить надо.

Дмитрий Иваныч в поход собирается — великокняжеский стол отвоевывать. В походе может быть всякое, в Семку вражьих стрел полетит немало: поставил его князь во главе сторожевой сотни.

Вернулся домой, вошел в новые, еще пахнущие смолой хоромы, снял кольчугу, торопливо, не вдруг попадая в рукава, надел кафтан, схватил шапку: загорелось парню скорее, завтра же срубить церковь, богу долг уплатить, а там и Настю можно из монастыря выручить, а там… Семка улыбнулся: после свадьбы и в поход идти веселее, и стрелы суздальцев не страшны.

Сперва Семен поладил с богомазами, потом пошел на лесной торг; здесь торговали строевым лесом и дранью, резали деревянное кружево для оконных наличников, коньков и причелин. Куда ни глянь, повсюду светлое, только что окоренное дерево бревенчатых стен. Срубы и клети, избы, целые хоромы с переходами, высокими резными крыльцами, со стрельчатыми кокошниками крыш стояли по всей площади как попало, громоздясь и налезая друг на друга.

Дробный стук нескольких десятков топоров спорил с мерной песней артели, тащившей на верх сруба тяжелое бревно, а несколько далее под веселые, предостерегающие крики рушили проданную избу, и бревна, скатываясь вниз, мягко ложились на землю, засыпанную на несколько вершков чешуей сосновой коры, красными скользкими волокнами оболони и остро пахнущей смолистой щепой.

Семен не сразу пошел плотников нанимать, сперва походил по площади, полазал по узким закоулкам между срубами, приглядывался к работе артелей, наконец решил подойти к одной: показалось, что эта артель бойчее других, да и староста артельный, здоровый рыжебородый мужик, с первого взгляда по нраву Семке пришелся: и весельчак и ругатель, значит, дело знает. Ишь, басит такое, что и не выдумаешь, — от его словес и топоры стучат звончее.

— Кто у вас тут старшой? — подходя к работавшим, спросил Семен.

— Дядя Петр, тебя кличут!

— Слезай, дядя Петр! — закричало сразу несколько голосов.

Рыжебородый воткнул топор в дерево, посмотрел на Семку прищурясь, оценивая, спросил сверху:

— Тебе чего, дядя, избу продать? То к купцу надо, а избы есть, сколько хошь, эвон они стоят готовенькие, под крышу подведенные. У нас без обмана, товар лицом показываем, выбирай только, а купишь — раскатить и обратно на месте собрать — наше дело.

— Нет, мастер, мне церковь по обету срубить надо, — ответил Семен.

Рыжебородый легко спрыгнул со сруба.

— Церкву, какую?

— Немудрящую такую, чтоб об один день поставить можно было.

— Обыденку, значит. — И, обратясь к артели, Петр спросил:

— Как думаете, робяты?

Плотники отвечали разноголосо:

— Валяй, дядя Петр, торгуйся!

— Дело святое.

— И выгодное.

Сговорились в нескольких словах, пошли покупать лес.

Купец схватился за шапку, косясь на Петра, потащил Семку к бревнам.

— Уж и лес у меня! Такого поискать! Сосна кондовая, сто лет простоит, почернеет только, а чтоб гнили — ни боже мой, вот на эстолько не будет!

Петр молча слушал купца, но, когда Семен взялся за кошель, он шагнул вперед, ухватив купца за ворот, потащил к бревнам:

— Ты што, толстосум, врешь? Где тута кондовая сосна? Эта?

Купец опять забожился, но артельщик залез на бревна, всадил топор в комель, легко повернул тяжелый кряж.

— А ну, купец, полезай сюды, это тоже, скажешь, доброе дерево? У кондовой сосны слой мелкий, оболонь малая, а это што? Нет у тебя хорошего дерева, пойдем, Семен Михайлович, дале.

Купец побежал за ними, как полагается, ухватил за полу, уговаривал, божился, но, пока хорошей сосны не показал, Петр был неумолим, а когда деньги были уже заплачены, он вдруг вернулся к купцу:

— Ты с кем связался? С плотником! Так помни: плотника на дереве не проведешь, помни! — приговаривал он, тряся оробевшего купца. Потом, довольный, точно и дело сделал, пошел с Семеном поглядеть место, где церковь ставить.

Тут досталось Семену. Петр загонял его, заставил шагами землю мерить, велел колышки вбивать, а сам, делая хитрые, ему одному понятные зарубки на палке, поглядывал на дорогу: не везут ли лес.

Когда бревна привезли, изругал возчиков — долго канителились, потом на прощанье строго наказал Семену:

— Завтра с рассветом будь, хозяин, на месте. Проспишь — плюну. Ищи другую артель. Топор захвати — подручным работать будешь.

Семка послушно кивал головой. Поспорь с таким, сразу видно — мастер!

6. СЛОМАННАЯ ПЕЧАТЬ

Еще не просохла роса, когда столпы под церковь были готовы, рубили их клетцами, [106]для пущей верности в две стены.

Семка, не жалея сил, лихо рубил топором, только щепа в стороны летела. Увидев, что Петр–артельщик поглядывает на его труды, Семка спросил с задором:

— Ну, мастер, как я с топором управляюсь?

Петр подошел, помолчал, переступил с ноги на ногу, в раздумье подмял под лапоть головку ромашки.

— Что ж, хозяин, работаешь ты, конешно, со старанием, а только, не в укор будь сказано, если бы мои молодцы так рубили, то церкву твою и завтра не кончить. Брось топор, иди берестой венцы прокладывать.

Семка стоял перед ним красный, опустив ненужный топор, а Петр, хлопнув его по плечу, забасил:

— А ты не робей! Береста тоже дюже нужна: она от гнили помогает,

Петра окликнули плотники, делавшие алтарные прирубы, он побежал на зов. Работы ему было много: везде угляди — чтоб бревна хорошо подобрали, чтоб связали их на совесть, чтоб уложили правильно. Поспевал он всюду, всюду его рыжая борода мелькала, был неутомим и весел. Лишь когда что–нибудь не ладилось, он хмурился и, бормоча, поспешно отходил в сторону.

Плотники ухмылялись, понимали — по привычке хотелось ему выругаться зычно с высоты сруба, так, чтобы далеко слышно было, а тут нельзя: церковь строили.

Береста шла на прокладку лишь нижних венцов, и, когда эта работа кончилась, Семка, стараясь не попадаться на глаза Петру, пристроился работать на выкалыванье досок.

Работа эта требовала и сноровки и силы.

Парень присматривался, как мастера по слоям выбирали бревно — чтобы кривощела не было, как намечали место, куда клип вбивать, прорубали желобок, потом, когда первая узкая щель шла по стволу, наставала очередь Семки. Обухом топора он бил наотмашь по клину, и щель, после каждого удара расширяясь, уходила все дальше, в нее загоняли новые клинья, пока бревно не раскалывалось до конца.

Едва отдышавшись, Семка начинал обкалывать доску с другой стороны. Отдыхать было не время: стены к полудню успели вырасти высоко, а досок на острую шатровую крышу еще не хватало.

вернуться

104

Обыдёнка, обыдённый — сделанный «об один день», т. е. однодневный.

вернуться

105

Река Неглинная, или Неглинка, сейчас течет в трубе под ул. Неглинной, потом поворачивает направо, течет вдоль стены Кремля под современным Александровским садом, впадает в Москву–реку немного ниже Каменного моста. Мост от Кутафьей башни к Троицкой башне когда–то проходил над Неглинкой.

вернуться

106

Клетцы — небольшие срубы, служившие фундаментами сооружения.