Проклятые в раю - Коллинз Макс Аллан - Страница 24

— Согласен.

— Поэтому у нас нет выбора — нам приходится искать смягчающие обстоятельства. А какие смягчающие обстоятельства сами идут нам в руки? И безусловно, подорванное стрессом психическое состояние Томми Мэсси — лучшее из всех, возможно, наш единственный выход.

— Естественно, я не захотел бы пытаться доказать безумие миссис Фортескью, — с усмешкой проговорил Лейзер. — Я мало встречал людей настолько уверенных и контролирующих себя, как она.

— И двое этих матросов тоже не дураки, — вставил я. — Они просто идиоты.

Дэрроу кивнул.

— А идиотизм — не защита... а вот временное помешательство — защита. Все четверо находились в сговоре для совершения преступления — похитить Кахахаваи и, используя огнестрельное оружие, запугать жертву...

— Тут все ясно, — прервал я. — Томми самая лучшая кандидатура убийцы, которая сможет вызвать жалость у присяжных.

— Я согласен, — сказал Лейзер, при этих словах он размеренно поглаживал тыльную сторону одной руки ладонью другой. — Но предумышленное убийство все равно превалирует, все четверо виновны в равной мере, и неважно, кто из них спустил курок.

— Нет! — воскликнул Дэрроу. — Если Томми Мэсси, будучи невменяемым, выстрелил, он не виновен... а если Томми не виновен, невиновны и все остальные, потому что преступления нет! Преднамеренность испаряется, а с нею и преднамеренное убийство.

Лейзер широко раскрыл глаза, потом вздохнул и закивал.

— Очевидно, что эти неуклюжие болваны не имели намерения убивать Кахахаваи.

— Они такие же жертвы, как и Кахахаваи, — веско произнес Дэрроу.

— Я бы не стал заходить столь далеко, К. Д., — сказал я. — Миссис Фортескью и эти ребята не на дуэли дрались.

В комнате был слышен только шум работающего под потолком вентилятора.

— У меня у самого дурные предчувствия, — признался Дэрроу, тяжко вздохнув. — В конце концов, я никогда не строил защиту на невменяемости...

— Неужели, К. Д.? — сказал я.

Неужели он совсем потерял память? Как он мог забыть свой самый нашумевший процесс?

— Ты имеешь в виду Леба и Леопольда? — Он спокойно улыбнулся, покачал головой. — Я признал этих ребят виновными, и просто использовал невменяемость как смягчающее обстоятельство, рассчитывая на милость судьи. Нет, это полноценный случай защиты исходя из невменяемости, и нам понадобятся эксперты в области психиатрии.

Лейзер кивнул.

— Я согласен. Есть какие-то предложения?

Дэрроу разглядывал вращающийся вентилятор.

— Вы следили за процессом Уинни Рут Джадд?

— Естественно, — сказал Лейзер. — А кто не следил?

— Те психиатры, которые свидетельствовали в защиту миссис Джадд, соорудили чертовски хорошее дельце, утверждая, что она должна быть сумасшедшей, чтобы расчленить тех двух девушек и запихать их в сундук.

Лейзер снова закивал.

— Уильямс и Орбисон. Но миссис Джадд был вынесен обвинительный...

— Да, — с обаятельной улыбкой согласился Дэрроу, — но я ее не защищал. На меня произвели впечатления их показания. Вы можете разыскать их по телефону, Джордж?

— Разумеется, но сомневаюсь, чтобы они занимались благотворительностью...

— Узнайте, свободны ли они и каков их гонорар. Завтра, во время личной беседы с миссис Фортескью и Томми, я дам им понять, насколько важно привлечь к делу их защиты психиатров. Они найдут деньги у своих богатых друзей. Вы можете начать прямо сейчас?

Лейзер кивнул и поднялся.

— Я позвоню из своего номера. Энн, наверное, уже меня потеряла.

— Если можете, возвращайтесь к половине пятого, Джордж. Мы встречаемся с местными ребятами для дальнейшего обсуждения.

Дэрроу имел в виду Монтгомери Уинна и Фрэнка Томпсона, адвокатов из Гонолулу, которые занимались делом до прибытия Дэрроу. Большую часть материалов, которые мы просмотрели на «Малоло», подготовил Уинн.

Когда Лейзер ушел, Дэрроу сказал:

— По-моему, мы задели тонкие чувства Джорджа в отношении соблюдения законности.

— Тяжело обнаружить, что твой герой стоит на глиняных ногах, — сказал я.

— Это у меня?

— От земли и до колен.

Он заржал. Потом подался вперед и положил сигарету в пепельницу, стоявшую на столике у его кресла. Сложил руки на коленях, сонно посмотрел на меня.

— Давай перейдем к делу, сынок, — произнес он. — Я собираюсь произвести много шума — с помощь прессы — касательно того, что неважно, был ли на самом деле Джо Кахахаваи со своими дружками виновен в изнасиловании Талии Мэсси или нет. Что совершенно неважно, была ли это какая-то другая островная банда, или больное воображение Талии Мэсси, или адмирала Стерлинга и всего Тихоокеанского флота. Важно только то, что Томми Мэсси и миссис Фортескью и эти двое матросов поверили, что Кахахаваи был одним из тех, кто напал на нее... негодяй, сломавший бедной девочке челюсть и не позволивший ей молиться. И до Страшного суда я буду трубить в Гонолулу, что мы не отзываем, и не отзовем, дело Ала-Моана из суда.

— Это вы будете говорить прессе.

— Верно. Но это — товарный вагон дерьма. О, технически, с юридической стороны, здесь все законно, но что нам надо для того, чтобы освободить наших клиентов, — это доказать, что они убили того, кого следует. Это дает им моральное право на этот аморальный, бессмысленный акт, который они совершили.

— И тут в дело вступаю я.

Он озорно прищурился и кивнул.

— Совершенно верно. Я хочу, чтобы ты зарылся в это дело об изнасиловании, в дело Ала-Моана. Расспроси свидетелей, военно-морской персонал, представителей местных властей, простых людей с улицы, если понадобится. — Он простер руку, указывая на меня пальцем. Ощущение было такое, словно в тебя ударила молния. — Если ты сможешь найти новые свидетельства вины этих насильников — а я верю Талии Мэсси, я верю ей, основываясь на ее словах и ее поведении, и, если ничего другого не останется, на чертовой табличке с номером машины, где она ошиблась всего на одну цифру, — тогда мы сможем сделать из несчастного создания по имени Томас Мэсси героя. И сможем освободить их всех!

Я сидел, наклонившись вперед и сцепив руки между раздвинутых колен.

— Что мы будем делать с новыми доказательствами, если я их обнаружу?

Он подмигнул.

— Об этом позабочусь я. Я прослежу, чтобы об этом узнали присяжные и газеты. Естественно, в этом случае, я отзову дело Ала-Моана, потому что оно указывает на мотивы и психическое состояние Томми Мэсси. Ни один прокурор не сможет сбросить это со счетов... Далее — завтра утром я собираюсь в суд, чтобы попросить там неделю на подготовку дела, судья ее мне предоставит.

— Да уж, конечно. Вы же Кларенс Дэрроу.

— И это все, что я рассчитываю получить в этом деле за счет своей славы, но будь уверен, это получу обязательно. Затем я возьму еще неделю, чтобы выбрать присяжных... Я намерен твердо стоять на своем.

— Таким образом, вы даете мне две недели.

Он кивнул.

— Я хочу, чтобы во время суда ты находился рядом со мной, за моим столом. Ты будешь нужен мне именно там, а не гоняющийся по белому как снег пляжу за девочками.

— Значит, в вашем представлении я так провожу время?

— Частично. Разумеется, ты уже уложил эту девочку Белл. Прелестная молодая женщина. Ты обработал глупышку в первую же ночь на корабле, верно?

— Признать это было бы не по-джентльменски.

Он вздернул голову, взгляд его глаз сделался тоскующим.

— Без купальника она выглядит так же хорошо, как в нем, сынок?

— Лучше.

В ответ на это Дэрроу с удовлетворением вздохнул, затем поставил свое усталое тело на ноги — впечатляющая процедура, словно собрал себя по частям. Нашаривая что-то в кармане мешковатых штанов, он сделал мне знак подняться, что я и сделал, и проводил меня до двери. Обнял одной рукой за плечи, а другой сунул мне в руку ключи.

— В гараже отеля стоит для, тебя машина. Миссис Фортескью поспособствовала.

— Какой-то особый автомобиль, или мне искать путем подбора ключей к зажиганию?