Проклятые в раю - Коллинз Макс Аллан - Страница 47

Наконец мы очутились на бледном песке между высокими стенами скал, на маленьком уединенном пляже, от которого начинался безбрежный океан. Мы расстелили полотенца, я разделся до плавок, а она скинула юбку и жакет в горошек и осталась в облегающем белом купальнике. В приглушенном сиянии неяркой луны белокожая Изабелла казалась целиком белой и словно обнаженной, ветерок шевелил ее светлые, по-мальчишечьи короткие волосы. Единственным звуком был ленивый плеск прибоя и наверху над нами шелест листвы.

Она растянулась на своем полотенце, ее стройное, округлое тело было залито лунным светом. Я сел на свое полотенце, рядом с Изабеллой. Она упивалась красотой ночи, я упивался ею.

Наконец она заметила, что я смотрю на нее, и перевела взгляд на меня. Потом приподнялась, опираясь на локоть. Под таким углом она показалась мне еще очаровательней.

— Можно мне еще полюбопытствовать? — с невинным видом произнесла она.

— Можешь попытаться.

— Я могу понять твое восхищение мистером Дэрроу. Я понимаю ваши семейные связи. Но дело не только в этом.

— Что-то я тебя не пойму.

— Он взял тебя под свое крыло. Почему?

— Дешевая рабочая сила.

Она покачала головой, не соглашаясь, замерцали светлые волосы.

— Нет. Посмотри на мистера Лейзера. Он самый лучший адвокат на Уолл-Стрит, а у меня такое чувство, будто и он работает задаром.

— И что же ты решила?

— Кларенс Дэрроу может надуть любого и уговорить помогать ему. Это как если тебя попросит о помощи президент или пригласит на танец Рональд Колман.

— Мне наплевать на танец с Рональдом Колманом, благодарю.

— Но почему ты, Нат?

Я посмотрел на океан. Рядом с маленьким пляжем и скалы были небольшие, и волны бились о них без всякой ярости.

— Давай искупаемся, — предложил я.

Она тихо тронула меня за руку.

— Почему ты?

— А какое тебе до этого дело?

— Мне до тебя есть дело. Мы спим с тобой, разве нет?

— И какое это имеет отношение к делу?

Она усмехнулась, сморщив подбородок.

— Ты не отделаешься, надеясь разозлить меня. Как говорят в кино гангстеры — колись...

Она казалась такой красивой, в темноте ее глаза приобретали удивительный фиалковый оттенок, и меня внезапно охватило страстное влечение к этой девушке, окатившее меня целой волной ощущений.

— Это из-за моего отца.

— Твоего отца.

— Они с Дэрроу были друзьями.

— Ты это говорил.

— Отец не хотел, чтобы я был копом. Дэрроу тоже.

— Но почему?

— Дэрроу старый радикал, как и мой отец. Он ненавидит полицию.

— Твой отец?

— Дэрроу.

Она нахмурилась, пытаясь разобраться.

— Твой отец не ненавидит полицию?

— К черту, он ненавидел ее сильнее, чем Дэрроу.

— Твой отец умер, Нат?

Я кивнул.

— Год, уже полтора года назад.

— Извини.

— Тебе не за что извиняться.

— Значит мистер Дэрроу хочет, чтобы ты ушел из полиции и стал работать на него. Следователем.

— Что-то в этом роде.

Она погрузилась в раздумья.

— Значит, детективом быть можно... если только ты не полицейский.

— Точно.

— Не понимаю. Какая разница?

— Для таких людей, как Дэрроу и мой отец, полиция олицетворяет много плохого. Правительство, ущемляющее права граждан. Взятки, коррупция...

— А что, совсем нет честных полицейских?

— Не в Чикаго. В любом случае... это не Нат Геллер.

— Что ты сделал, Нат?

— Я убил своего отца.

От ужаса у нее расширились глаза.

— Что?

— Помнишь тот пистолет, о котором ты спрашивала меня прошлой ночью? Автоматический пистолет на комоде?

— Да...

— Я сделал это с его помощью.

— Ты меня пугаешь, Нат...

Я сглотнул.

— Прости. Я совершил нечто, разочаровавшее моего отца. Я солгал в суде под присягой и принял взятку, чтобы продвинуться по службе. Потом я попытался помочь ему этими деньгами... дела у него в магазине шли плохо. Дерьмо.

У нее дрожали губы, глаза расширились не от страха, а от растерянности.

— Он покончил с собой.

Я молчал.

— Из... из твоего пистолета?

Я кивнул.

— И ты... носишь этот пистолет? Все равно носишь?

Я снова кивнул.

— Но почему?..

Я пожал плечами.

— Я думаю, что это единственная вещь, которая не дает мне забыть о совести.

Она погладила меня по щеке, казалось, она собирается заплакать.

— О, Нат... Не делай этого с собой...

— Все в порядке. Это помогает мне не делать некоторых вещей. Оружие в любом случае оттягивает карман. Мне лишь немного тяжелее, чем большинству людей.

Она обняла меня, обхватила руками, как ребенка, которого нужно успокоить. Но я чувствовал себя прекрасно. Не плакал или что там полагается делать в таких случаях. Со мной все было хорошо. Нат Геллер не плачет при женщинах. Один, глубокой ночью, очнувшись от слишком реального сна, в котором я опять нашел повалившегося на стол отца... что ж, это мое дело, не так ли?

Взяв за руку, она повела меня по песку к кромке прибоя. Сначала теплая вода мягко омыла наши щиколотки, потом поднялась до пояса, а потом Изабелла нырнула и поплыла. Я нырнул за ней и поплыл легко, как в подогретом бассейне.

Она плыла вольным стилем, с балетной грацией, у богатых детей полно возможностей попрактиковаться в плавании. Но у бедных они тоже есть, по крайней мере, у тех, кто имел доступ к озеру Мичиган. Поэтому я как ножом рассек воду, догнал Изабеллу, и футах в тридцати от берега мы остановились и стали плескаться в воде, смеясь и целуясь. Нас мягко колыхал прибой, и я уже собирался сказать, что нам лучше вернуться на берег, когда что-то с размаху дернуло нас.

Я стремительно повернулся к Изабелле и крепко обхватил ее за талию, а подводное течение начало засасывать нас вглубь, под воду, в холодную толщу, на глубину в четырнадцать футов или даже больше, играя нами, как тряпичными куклами. Но я крепко держал Изабеллу, я не собирался отдавать ее, и наконец разрывное течение, покрутив нас, слившихся в отчаянном объятии, секунд семь или восемь, которые показались вечностью, выбросило нас пришедшей из глубин океана волною на берег. Я вытащил Изабеллу на пляж, на сухой песок, до того как эта волна начала откатываться и смогла унести нас обратно в воду, назад к подводному течению.

Мы прижались друг к другу на одном полотенце, выбивая зубами дробь и гладя друг друга, дыша глубоко и часто. Мы сидели так довольно долго и смотрели, как невероятно прекрасная волна разбилась о берег, напомнив, что мы были всего на волосок от смерти.

Затем ее рот прижался к моему, а она тем временем стягивала с себя купальник, так же отчаянно, как мы сражались с разрывным течением. Я освободился от плавок и вошел в нее, она подняла колени и приняла меня с негромким стоном, который перешел в крики, эхом отразившиеся от окружающих скал. Мои ладони ушли в песок, а я смотрел на ее закрытые глаза, приоткрытый рот, на покачивающиеся полушария набухающих грудей, на пухлые соски, которые заострились и сморщились под напором пульсирующей в крови страсти. А потом мы оба издали вскрики, вознесшиеся вверх, вдоль скал и потонувшие в шуме прибоя, и упали друг другу в объятия, осыпая легкими поцелуями и бормоча уверения в вечной любви, о которых через несколько мгновений мы оба пожалеем.

Первой пожалела она. Она снова забежала в воду по колено, присела там и подмылась. Ее страх перед подводным течением отступил перед другим страхом. Вернувшись назад, она натянула купальник, села на свое полотенце и, обхватившись руками, попыталась уйти в себя.

— Я замерзла, — сказала она. — Надо уезжать.

Мы быстро оделись, и на этот раз она возглавляла переход по горной тропе к нашему автомобилю, который стоял рядом со смотровой площадкой Дыхала кита.

По пути назад она молчала как никогда долго. Пристально вглядывалась в ночь с выражением лица не столько мрачным, сколько испуганным.

— Что случилось, малышка?