На берегу Севана - Ананян Вахтанг Степанович - Страница 33

– Воры! Воры! Ослепили!..

Собрался народ. Деда опросили, бочки осмотрели, но так никто и не узнал, кто в них сидел.

Придя в себя, дед собрал бочки и покатил их к кооперативу.

– Ты можешь хранить их где угодно, только не у забора фермы, – сказал он заведующему. – Люди сон потеряли, все думы у них о ферме, а ты готовишь им разбойничьи гнезда? Эх, ты! – накричал дед на ни в чем не повинного человека.

После этого до самой осени с птенцами больше несчастий не случалось. Но, когда выпал снег, завыла буря и в полях не стало еды, сладкий аромат меда и жирные птицы фермы стали привлекать внимание куниц и лис.

Вот тут-то и пригодился охотничий опыт деда Асатура.

ДОЛГ ПЕРЕД ПРИРОДОЙ

Начался новый учебный год.

Асмик теперь училась в седьмом классе, Камо и Армен – в девятом, Грикор – в восьмом. Дружба ребят продолжалась и крепла.

Асмик, так же как и раньше, прямо из школы бежала на ферму, к своим теперь уже взрослым птицам, и помогала матери в уходе за ними.

У пруда, за селом, колхоз этим летом по планам, полученным из Еревана, построил для птиц новые, просторные помещения.

Председатель колхоза Баграт не только признал ферму, но не пожалел и средств, чтобы устроить ее как можно лучше.

– Раз ферма, так пусть уж и будет похожа на ферму – по всем правилам! – сказал он.

Построив помещения для птиц, председатель не поскупился пристроить к ним и комнату для заведующей и будку для сторожа.

Само помещение фермы имело несколько отделений. В одном из них стояли инкубаторы, другое – просторное – отвели птицам для прогулок. Особое место – для птенцов.

Для наседок места не предусматривалось. Было решено выводить птенцов только в инкубаторах.

Ферма имела большой запас ячменя. Каждый раз, когда Асмик кормила птиц, она с теплым чувством перебирала зернышки в своей руке: это был «ячмень Армена».

Армен часто приходил на ферму, смотрел на птиц, на их подрезанные крылья, иногда помогал Асмик в уроках по математике и литературе.

Однажды Асмик пришла к Армену с глазами, опухшими от слез.

– Что случилось? – обеспокоился чувствительный мальчик.

– Что могло случиться… Как я ни просила, чтобы у всех крылья подрезали, не послушали меня…

– Ну! – обрадовался Армен. – Не улетели ли крылатые к себе на родину?

– Радуйся, радуйся!.. – обиделась девочка. – Я с такими мучениями их вырастила, а они улетят на Гилли… Несчастные…

– А наше условие? Забыла? Ведь мы брали яйца у Гилли взаймы, вот и отдаем теперь наш долг. Ох, как хорошо! Как обрадуется дедушка! Знаешь, он хотя и молчал, но горевал молча, считал, что мы ограбили Гилли… Ну, раз крылья у них подросли так, что могут летать, хорошо бы отпустить и остальных, у кого они еще не подрезаны, – пусть себе летят на Гилли к своим родителям! Отпустим?

Асмик только посмотрела на него с ужасом.

На другой день состоялся торжественный выпуск птенцов на волю. По этому случаю старый пастух оделся по-праздничному: нарядился в свою суконную чоху, которая со дня его свадьбы хранилась в сундуке у Наргиз, затянулся окованным серебром поясом, покрыл голову каракулевой папахой, надевавшейся тоже в очень редких случаях.

Птиц поместили в широкие корзины, повязав их сверху марлей, сложили на телеги и повезли на берег Гилли. За телегами шли все наши ребята с дедом Асатуром, а за ними – едва ли не половина всех жителей села.

Сначала все было хорошо, но на берегу между дедом и Грикором начался спор.

– Говорю я – глупо это, давайте хотя бы половину отвезем назад на ферму, – настаивал Грикор. – Ведь я как собака сторожил их каждую ночь… до самого света…

– Ни одной назад не повезу, всех выпустим, – возражал старик.

И сейчас же, чтобы заколебавшиеся ребята не испортили дела, он влез на телегу и сорвал с корзин прикрывавший их тюль.

Высунув головы из корзин, птенцы в смятении ворочали головами. Они видели перед собой высокие тростники, воду, вдыхали волнующий запах прибрежных зарослей и ила, слышали голоса своих сородичей…

Ах, эти голоса, доходящие до самого сердца! Ведь каждое существо в глубине своего сердца хранит память о своих родителях, о своих родных местах, хотя бы оно никогда не видало их. И вот эта инстинктивная тоска по ним пробудилась в сердцах молодых птиц и заставила их с радостным трепетом подняться на воздух.

На свободу, в родные места, к своим близким!..

И птицы, родившиеся на ферме, шумно взлетели над камышами, сделали несколько кругов над ними и быстро исчезли в их гостеприимных глубинах.

Старый охотник, приложив руку к глазам, долго следил за ними, и в уголках его глаз скоплялись слезы.

– Ну, теперь мы вернули свой долг природе, – удовлетворенно сказал Арам Михайлович, когда последняя птица опустилась с плеском на воды озера Гилли.

ПО СЛЕДАМ ХИТРОГО ЗВЕРЯ

Как-то ночью гуси и утки подняли ужасный шум. Громко залаяли и выскочили из своих конур собаки. Прогремело ружье деда Асатура, охранявшего ферму.

Когда старик зажег свет, помещение, где птицы спали, оказалось усыпанным перьями. Здесь явно побывала лиса.

– Не будь я охотником Асатуром, если дам переварить тебе украденное! – поклялся старик и на рассвете по лисьему следу ушел в горы.

– Дед твой на охоту отправился, – сообщила Камо бабушка Наргиз.

День этот был выходным. Приготовив уроки, Камо разыскал Армена и Асмик и сказал им:

– Идем к Грикору.

– Что случилось? – обеспокоилась Асмик.

– Пойдем, потом узнаешь.

Грикор с увлечением помогал колхозному пастуху поить телят, вернувшихся с пастбища.

– Ого! – воскликнул он, увидев товарищей. – Вы зачем?

– Грикор, когда ты окончишь свою работу?

– С вашей помощью в пять минут, – пошутил Грикор.

– Ну что ж, давай ведро…

– Нет-нет, мы уже кончили. Что у вас?

– Грикор, идем на Дали-даг, – сказал Камо.

– А что там есть? Что-нибудь съестное?

– Уж если охотник Асатур со своим Чамбаром туда пошел, то, надо думать, там и съестное найдется.

– Что же вы, коли так, раздумываете? Идем скорей, не то дед Асатур весь шашлык один съест! – в притворном ужасе завопил Грикор и бросился из хлева.

– Погоди, не торопись! – сделал попытку остудить его пыл Камо. – Он за лисой пошел. Какой там шашлык!

Грикор остановился. Его черные, похожие на виноградины глаза были полны смеха.

– А чем хуже шашлык из лисы?.. Что ест лиса? Кур. Почему же мясо лисы должно быть хуже всякого другого? – спрашивал он с притворным изумлением.

– Но ведь лиса и мышей ест, – брезгливо сказала Асмик.

– Чем же мышь погана? Она ведь только зерно грызет да сахар.

– Скажи ему, пусть не говорит таких противных вещей, – обернулась Асмик к Камо.

– Не люблю я, когда эти интеллигенты морщатся, да еще от чего: от шашлыка из лисьей печенки!.. Да ну идемте же скорее!

С шутками и смехом они поднялись на склон горы, где на снегу виднелись следы недавно прошедшего человека. За ним шла собака.

– Следы деда и Чамбара! – обрадовался Камо.

По этим следам, за дедом и собакой, пошли и наши ребята.

Все вокруг было покрыто белым, белым снегом. Солнце сверкало так ярко, что глаза слепило. Казалось, мириады алмазов были рассыпаны по горным склонам.

Первый снег в горах!

Мрачная, туманная осенняя пора, когда все в природе окутано мглистым сумраком, как только выпадает первый снег, сменяется светлыми, прозрачными днями. Небо становится ясным и мирным, его лазурь – гуще и ярче. Во всем своем великолепии возникают на ее фоне вершины высоких гор. Приятно греет еще горячее солнце первых дней зимы, и снег тает, струйка за струйкой стекая в ущелья.

Ребята остановились на одном из склонов и залюбовались сверкающим под солнцем горным пейзажем. Лучи солнца, падая на снег, преломлялись в нем и, отражаясь, ласковыми волнами касались детских лиц.

– Какой чудесный день! – прошептал Армен. – И у зимы есть своя прелесть.