Армадэль. Том 1 - Коллинз Уильям Уилки - Страница 75

Он сделал несколько шагов по саду, сам не зная зачем, остановился, посмотрел туда и сюда, как заблудившийся, узнал с усилием беседку, как будто прошло много лет с тех пор, как он видел ее, и снова вернулся в парк. И тут он бродил сначала, то в одну сторону, то в другую. Голова его еще кружилась от потрясения, пережитого им; все в голове у него смешалось. Что-то машинально побуждало его двигаться, быстро идти без причины, а куда — он сам не знал.

Человек с менее впечатлительным характером был бы поражен теперь внезапным переворотом чувств, произведенным в его душе событием последних минут.

В ту достопамятную минуту, когда он отворил дверь беседки, ничто не волновало его чувств. Так или иначе он дошел до окончательного заключения обо всем, что касается его друга, дошел напряженным процессом мысли. Весь смысл причины, побудившей его решиться на разлуку с Аллэном, исходил от убеждения, что он видел в Герле Мире роковое исполнение первого видения во сне, и это убеждение в свою очередь твердо опиралось на то убеждение, что женщина, одна пережившая трагедию на Мадере, непременно должна быть той женщиной, которую он видел стоящей, как тень, во сне на берегу озера. С этим твердым убеждением он сам сравнивал предмет недоверия своего и ректора с описанием, написанным до мелочей, сделанным человеком, на которого можно было положиться вполне, и его собственные глаза сказали ему, что женщина, которую он видел на Мире, и женщина, за которой Брок следил в Лондоне, не одна и та же. Вместо тени во сне перед ним находилась, по приметам в письме ректора, не та женщина, которая была орудием рока, а посторонняя.

Такие сомнения, какие могли бы взволновать менее суеверного человека, не возникли в его душе при открытии, сделанном им. Ему и в голову не пришло спросить себя: не постороннее ли орудие рока теперь, когда письмо убедило его, что не эта женщина была в сновидении. Подобная мысль не пришла и не могла прийти в его голову. Единственная женщина, которая опасалась его суеверия, была та, которая была связана с жизнью обоих Армадэлей в первом поколении и с судьбой обоих Армадэлей во втором, которая была предметом предостережения его отца на предсмертном одре и первой причиной семейных бедствий, которая проложила Аллэну путь к Торп-Эмброзскому поместью. Словом, женщина, которую он узнал бы инстинктивно, если бы не письмо мистера Брока, в женщине, которую он теперь видел.

Смотря на события так, как они случились под влиянием ошибочного суждения, на которое толкнул его ректор самым невинным образом, Мидуинтер тотчас ухватился за это новое заключение и поступил совершенно так, как во время своего свидания с мистером Броком на острове Мэн.

Точно так, как он объявил тогда, что, не встретившись ни разу в своих путешествиях по морю с тем самым кораблем, это служило достаточным опровержением понятий о роке; так и теперь ухватился он за заключение, сделанное таким же образом, что все притязание сновидения на его сверхъестественное происхождение опровергалось тем, что вместо тени явилась посторонняя. Опираясь на этот вывод, желающий подчиниться влиянию своей любви к Аллэну, он с быстротою молнии проследил за последовавшей цепью мыслей. Если сновидение было не предостережением из другого мира, то, следовательно, случай, а не судьба, привел их ночью на разрушенный корабль, и все события, случившиеся с тех пор, как Аллэн и он расстались с Броком, были сами по себе безвредны, и это его суеверие придало им другое значение. Менее чем через минуту сильно развитое воображение вернуло его к тому утру в Кэстльтоуне, где он открывал ректору тайну своего имени, когда рассказал ему, положив перед ним письмо своего отца, тайну, волновавшую его. Теперь опять он чувствовал, как его сердце твердо держалось братской связью между Аллэном и им; теперь опять он мог сказать с пылкой искренностью прежнего времени:

— Если мысль оставить его раздирает мне сердце, то, стало быть, эта мысль ошибочна.

Когда это благородное убеждение опять овладело его душой, успокоило бурю в ней, расчистило смутный беспорядок его чувств, торп-эмброзский дом и Аллэн, на ступенях лестницы ожидавший его, бросились ему в глаза. Чувство безграничного успокоения сняло с его пылкой души все заботы, все сомнения, все опасения, так долго теснившие его, и опять показало ему лучшее и более ясное будущее его прежних мечтаний. Глаза его наполнились слезами, и он с дикой пылкостью прижал письмо ректора к своим губам, смотря на Аллэна сквозь деревья.

«Если бы не этот листок бумаги, — думал он, — моя жизнь была бы для меня одним продолжительным горем, и преступление моего отца разлучило бы нас навсегда!»

Таков был результат стратегии, показавшей мистеру Броку лицо горничной вместо лица мисс Гуильт. Таким образом, поколебав доверие Мидуинтера к его собственному суеверию в единственном случае, когда это суеверие указывало на правду, хитрость старухи Ольдершо восторжествовала над затруднениями и опасностями, о которых сама старуха Ольдершо и не воображала.

Глава XI. МИСС ГУИЛЬТ «НА ЗЫБУЧЕМ ПЕСКЕ»

1. "От Децимуса Брока к Озайязу Мидуинтеру

Четверг

Любезный Мидуинтер, никакими словами не могу я описать, какое облегчение почувствовал я, получив ваше письмо сегодня, и как я счастлив, что судил ошибочно. Предосторожности, принятые вами в случае, если эта женщина все-таки подтвердит мои опасения, осмелившись приехать в Торп-Эмброз, по моему мнению, не оставляют ничего желать. Вы, без сомнения, непременно услышите о ней из конторы стряпчего, которого вы просили уведомить вас о появлении посторонней женщины в городе.

Мне тем приятнее узнать, как вполне я могу положиться на вас в этом деле, потому что я, по всей вероятности, буду принужден оставить интересы Аллэна в одних ваших руках долее, чем я предполагал. Мой визит в Торп-Эмброз, я с сожалением принужден сказать, должен быть отложен на два месяца. Единственный пастор из моих лондонских товарищей, который мог занять на время мое место, не может переехать со своим семейством в Сомерсетшир прежде двух месяцев. Мне более ничего не остается, как кончить мои дела здесь и возвратиться в мой пасторат в следующую субботу. Если случится что-нибудь, вы, разумеется, немедленно дадите мне знать, и в таком случае, несмотря ни на какие неудобства, я приеду в Торп-Эмброз. С другой стороны, если всей пойдет лучше, чем мое упорное опасение заставляет меня предполагать, тогда Аллэн, которому я написал, должен ждать меня не прежде, как через два месяца.

Никакой результат до сих пор не вознаградил наши усилия найти следы, потерянные на железной дороге. Впрочем, я не запечатаю моего письма до отхода почты на случай, не случится ли чего-нибудь нового в эти несколько часов.

Искренно ваш навсегда Децимус Брок.

P. S. Я только что получил известие от стряпчего. Они узнали, как звали женщину, пропавшую в Лондоне. Если это открытие (не очень важное, я боюсь) подаст вам мысль о новом образе действия, пожалуйста, действуйте тотчас. Ее имя — мисс Гуильт".

2. "От мисс Гуильт к миссис Ольдершо Коттедж в Торп-Эмброзе.

Суббота 26 июня

Если вы обещаете мне не пугаться, мама Ольдершо, я начну это письмо очень странным образом, скопировав страницу письма, написанного другой. У вас превосходная память, и вы, может быть, не забыли, что я получила записку от матери майора Мильроя (после того, как она наняла меня в гувернантки) прошлый понедельник. На этом письме есть число и подпись. И вот первая страница: «Июня 23 1851 Милостивая государыня, пожалуйста, извините меня, если я беспокою вас, прежде чем вы поедете в Торп-Эмброз, прибавив еще несколько слов о привычках, наблюдаемых в доме моего сына. Когда я имела удовольствие видеть вас в два часа сегодня в Кингстоун-Крешент, я должна была ехать в три часа в отдаленную часть Лондона по другому делу и в торопливости этой минуты я забыла упомянуть о двух-трех вещах, на которые я считаю необходимым обратить ваше внимание». Остальное письмо не имеет ни малейшей важности, но строчки, скопированные мною, стоят всего вашего внимания. Они спасли меня от открытия, душа моя, прежде чем я пробыла у майора Мильроя неделю!