Черная ряса - Коллинз Уильям Уилки - Страница 49

49

Я перевел разговор на его литературные труды.

Его теперешнее настроение вообще не благоприятствует подобной работе, требующей большого напряжения… Даже работая с помощью Пенроза, он не доволен своим трудом, а между тем им сильнее, чем когда-либо, овладело желание составить имя. Все благоприятствует нам — решительно все!

Я попросил позволения повидаться с Пенрозом наедине и, получив согласие Ромейна, дружески распростился с ним. Если я захочу, то могу заставить большинство людей полюбить себя. Владетель аббатства Венж не составляет исключения из этого правила. Кстати, сообщал ли я вам, что в последнее время это имение дает намного меньше дохода — всего тысяч шесть в год? Когда оно вернется к церкви, мы улучшим его.

Мое свидание с Пенрозом длилось две минуты. Безо всяких церемоний я взял его под руку и повел в садик перед домом.

— Я узнал все, — сказал я, — и не могу скрывать, что вы опечалили меня. Но я знаю ваш характер и прощаю вас. В вас, любезнейший Артур, есть некоторые качества, вследствие которых вы, может быть, не совсем на месте между нами. Я должен сообщить о вашем поступке, но я представлю вас в хорошем свете. Протяните мне вашу руку и, пока нас не разлучили, будем друзьями.

Вы можете быть уверены, что я говорил так, предвидя, что мои снисходительные слова будут переданы Ромейну, и таким образом я стану еще выше в его глазах. Но я действительно думал так в то время, когда говорил. Бедняга с благодарностью поцеловал мою протянутую руку, не будучи в состоянии говорить.

Не знаю, может быть, я слишком снисходителен к Артуру? Прошу вас, замолвите за него словечко, когда его поведение будет обсуждаться, но, пожалуйста, не упоминайте о моей слабости и не предполагайте, что я мог бы симпатизировать слабости его характера, которая заставила его подчиняться мистрис Ромейн. Если бы я когда-либо чувствовал хоть какое-нибудь уважение к ней — но я не могу припомнить, чтобы в моей душе было нечто подобное, — то ее письмо к Винтерфильду уничтожило бы его. Коварная женщина для меня отвратительна.

В заключение своего письма я могу успокоить моих почтенных собратьев, объявив, что моего первоначального нежелания лично принять участие в обращении Ромейна уже не существует.

Да, несмотря на мои годы и привычки, я решил выслушивать и опровергать ничтожные аргументы человека, который по годам мог бы быть моим сыном. Я напишу осторожное письмо Ромейну по поводу отъезда Пенроза и пошлю ему книгу, от чтения которой ожидаю самых благотворных результатов. Эта книга не трактует о преимуществах религии — Артур предупредил меня об этом, — это сочинение Виземана «Воспоминание о папах». Я надеюсь, что живое описание церковного блеска, обширного влияния и могущества духовенства в этой необыкновенно легко написанной книге возбудит воображение Ромейна.

Вас удивляет внезапно овладевший мною энтузиазм? Быть может, вы также теряетесь в догадках, что он может означать?

Это значит, друзья мои, что я вижу в новом свете наши отношения с Ромейном. Извините меня, если я пока не скажу ничего больше. Я предпочитаю молчать, пока обстоятельства не оправдают моей смелости.

V

КОРРЕСПОНДЕНЦИЯ БЕРНАРДА ВИНТЕРФИЛЬДА

1От мистрис Ромейн к мистеру Винтерфильду

"Получили ли вы мое письмо? Я адресовала его так же, как это, в Бопарк, не зная вашего лондонского адреса.

Вчера отец Бенвель был в Тен-Акр-Лодже. Сначала он пришел к моей матери и ко мне и повел разговор так, что упомянул ваше имя. Он сделал это со своей обычной ловкостью, и я не заметила бы этого, если б он не взглянул на меня. Я надеюсь и желаю, чтоб это была только моя фантазия, но, мне кажется, я прочла в его глазах признание, что я в его власти и что он в любую минуту может выдать меня мужу.

Я не могу предъявлять вам претензий, но мало имею причин доверять вам. Мне показалось, что вы хорошо отнеслись ко мне, когда мы с вами говорили здесь. На основании этого я прошу вас сказать мне, успел ли отец Бенвель войти в ваше доверие и сообщили ли вы ему нечто такое, что ставит меня в зависимость от него?"

2От мистера Винтерфильда к мистрис Ромейн

"Я получил оба ваших письма.

Я имею причины думать, что вы заблуждаетесь в своих взглядах на отца Бенвеля. Но я знаю по горькому опыту, как вы дорожите мнением, запавшим в вашу голову. В данном случае я рад, что могу рассеять ваши опасения, по крайней мере что касается меня. Я не сказал ни одного слова, даже не намекнул отцу Бенвелю на что-то такое, из чего он мог бы почерпнуть какие-нибудь сведения относительно нашей прошлой жизни. Ваша тайна священна для меня, и я ее всегда буду ревностно хранить.

Одно выражение из вашего письма весьма огорчило меня. Вы говорили со мной так же, как говорили некогда.

Вы пишете, что имеете мало причин доверять мне.

Я, со своей стороны, имею причины оправдываться не иначе, как с известным условием, а именно: если бы я мог советовать и служить вам, как друг и брат. В таком случае я смогу доказать даже вам, что с вашей стороны было жестокой несправедливостью сомневаться во мне, и что нет на свете человека, которому можно было бы верить больше, чем мне.

Мой лондонский адрес вы найдете в начале письма".

3От доктора Уайброва мистеру Винтерфильду

"Я получил ваше письмо, где вы выражаете желание сопутствовать мне в моем следующем визите к мальчику-французу, которого я посещаю в приюте и который так странно связан с бумагами, переданными вам отцом Бенвелем.

Ваше предложение дошло до меня слишком поздно. Несчастный ребенок расстался с жизнью. Он не мог поправиться от потрясающего влияния горячки. В последние дни при нем была его мать. Эта прекрасная женщина приобрела мою полную симпатию, но не скрою от вас, что о смерти мальчика нечего сожалеть. В случае, сообщенном в журнале, больной поправился бы и его слабоумие вернулось со здоровьем.

Преданный вам Иосиф Уайбров".

VI

САМЫЕ ГРУСТНЫЕ СЛОВА

На десятое утро со дня отправки отцом Бенвелем письма в Рим Пенроз писал в своем кабинете в Тен-Акр-Лодже, между тем как Ромейн сидел в другом конце комнаты и пристально смотрел на чистый лист бумаги, лежавший перед ним, положив перо возле него. Вдруг он встал и, схватив бумагу и перо, раздраженно бросил их в огонь.

— Не следует писать дальше, — сказал он Пенрозу. — Мои мечты окончены. Бросьте мои рукописи в корзину для бумаг и не напоминайте мне никогда о моих литературных работах.

— У каждого пишущего человека бывают припадки такого недоверия к себе, — ответил Пенроз. — Забудьте о вашем сочинении и велите подать себе лошадь. Свежий воздух и движение восстановят ваши силы.

Ромейн слушал его рассеянно. Он повернулся к камину и смотрел на отражение своего лица в зеркале.

— Я становлюсь все хуже и хуже, — задумчиво проговорил он.

Это походило на правду. Лицо его осунулось, побледнело и покрылось морщинами, он ходил с трудом, словно старик. Перемена к худшему началась в нем со времени отъезда из Венжа.

— Бесполезно скрывать от меня! — вдруг заговорил он, обращаясь к Пенрозу. — Я думаю, хотя вы все отрицаете это, что я ответствен в смерти мальчика. Голос его все продолжает звучать у меня в ушах, а кровь его брата на мне. Я околдован! Верите вы в ведьм, этих безжалостных старух, которые делают восковые изображения людей, обидевших их, и втыкают в них булавки, чтобы замечать, как их жертвы тают с каждым днем? Люди не верят в них, но их существование никогда не опровергалось.