Лунный камень - Коллинз Уильям Уилки - Страница 51

Решительно все, что случилось с мистером Годфри на Нортумберленд-стрит, повторилось и с мистером Люкером на площади Альфреда. Опять человек почтенной наружности отворил дверь и провел гостя в заднюю гостиную. Опять на столе оказалась иллюстрированная рукопись. Внимание Люкера было поглощено совершенно так же, как внимание мистера Годфри, этим чудным произведением индусского искусства. Он также вдруг почувствовал смуглую голую руку на своей шее, ему также были завязаны глаза и в рот сунут кляп.

Он также был брошен наземь и обыскан с ног до головы. Последовавший затем промежуток был длиннее, чем в случае с мистером Годфри, но и он окончился, как первый, тем, что хозяева дома, подозревая что-то неладное, пошли наверх посмотреть, что случилось. Именно такое объяснение, какое хозяин дома на Нортумберленд-стрит дал мистеру Годфри, дал и хозяин дома на площади Альфреда мистеру Люкеру. Оба были обмануты под одинаково благовидным предлогом и туго набитым кошельком незнакомца почтенной наружности, который будто бы действовал для своих заграничных друзей.

Единственная разница была в том, что когда разбросанные вещи из карманов мистера Люкера были собраны с пола, его часы и кошелек оказались целы, но (ему не так повезло, как мистеру Годфри) одна из бумаг унесена. Бумага эта была квитанцией от очень ценной вещи, которую мистер Люкер отдал в тот день на хранение своим банкирам. Однако же документ этот был бесполезен для вора, поскольку драгоценная вещь должна была быть возвращена лишь самому владельцу. Как только мистер Люкер пришел в себя, он поспешил в банк, на тот случай, если воры, обокравшие его, по неведению явятся туда с этою квитанцией. Но в банке никто их не видел ни в тот день, ни впоследствии. Их толстый английский друг, по мнению банкира, разобрался в квитанции прежде, чем они решились воспользоваться ею, и предостерег их вовремя.

Оба пострадавших заявили об этом деле в полицию, что вызвало тщательные расследования, произведенные с большой энергией. Полицейские власти пришли к выводу, что грабителями задумано было похищение на основании полученных недостаточных сведений. Они явно не были уверены в том, произвел или не произвел мистер Люкер сдачу своей драгоценности, а бедный благовоспитанный мистер Годфри пострадал оттого, что случайно заговорил с ним.

Прибавьте к этому, что отсутствие мистера Годфри на нашем митинге в понедельник было вызвано необходимостью для него присутствовать в этот день на совещании полицейских властей, — и вы получите все требуемые объяснения, а я смогу перейти к скромному рассказу о пережитом мною лично на Монтегю-сквер.

Я аккуратно явилась во вторник к завтраку.

Добрейшая тетушка Вериндер приняла меня со своей обычной любезностью.

Но вскоре же я заметила, что в семье не все благополучно. Тетушка бросила несколько тревожных взглядов на дочь. Всякий раз, как я гляжу на Рэчель, я не могу не удивляться, каким образом такая ничтожная девушка может быть дочерью таких замечательных родителей, как сэр Джон и леди Вериндер.

Теперь же она не только разочаровала, она прямо шокировала меня. В ее разговоре и обращении заметно было отсутствие всякой благовоспитанной выдержки, очень неприятное на мой взгляд. Она была одержима каким-то лихорадочным волнением, заставлявшим ее громко хохотать и быть греховно-капризной и разборчивой в кушаньях и напитках за завтраком. Мне очень было жаль ее бедную мать, даже прежде, чем истинное положение вещей сделалось мне известным.

По окончании завтрака тетушка сказала:

— Помни, что доктор предписал, Рэчель, чтобы ты тихо посидела за книжкой после еды.

— Я пойду в библиотеку, мама, — ответила она. — Но если Годфри приедет, велите мне сказать. Я умираю от желания узнать подробнее о его приключении на Нортумберленд-стрит.

Она поцеловала мать в лоб и посмотрела в мою сторону.

— Прощайте, Клак! — произнесла она небрежно.

Ее дерзость не вызвала во мне гневных чувств. Я только сделала особую зарубку в памяти, чтобы помолиться за нее. Когда мы остались одни, тетушка рассказала мне ужасную историю об индийском алмазе, которую, как с радостью я узнала, мне нет никакой надобности здесь пересказывать. Она не скрывала от меня, что предпочла бы сохранить ее в тайне. Но теперь, когда все слуги узнали о пропаже алмаза и когда некоторые обстоятельства попали даже в газеты и посторонние люди рассуждают о том, есть ли какая-нибудь связь между случившимся в поместье леди Вериндер и происшествиями на Нортумберленд-стрит и на площади Альфреда, — уже нет смысла скрытничать, и полная откровенность становится не только добродетелью, но и необходимостью.

Многие, услышав то, что я услышала, были бы, вероятно, крайне изумлены.

Но я, зная, что характер Рэчель с детства не подвергался исправлению, была подготовлена ко всему, что тетушка могла мне сказать о своей дочери. Могло быть еще хуже и окончиться убийством, а я все-таки сказала бы себе: “Естественный результат! О боже, боже, — естественный результат!” Меня покоробили лишь меры, какие приняла тетушка в данном случае. Вот уж тут следовало бы действовать пастору, а леди Вериндер считала, что надо обратиться к врачу. Свою молодость моя бедная тетушка провела в безбожном доме своего отца. Опять естественный результат! О боже, боже, — опять естественный результат!

— Доктора предписали Рэчель движение и развлечения и настойчиво убеждали меня отвлекать ее мысли от прошлого, — сказала леди Вериндер. — Я прилагаю все силы, чтобы исполнить эти предписания. Но странное приключение с Годфри случилось в самое неудачное время. Рэчель сразу встревожилась и взволновалась, как только услышала об этом. Она не давала мне покоя до тех пор, пока я не написала и не пригласила моего племянника Эбльуайта приехать к нам. Она проявила интерес и к другому человеку, с которым так же грубо поступили, — к мистеру Люкеру, или как его? Хотя, разумеется, это уже совершенно посторонний для нее человек.

— Ваше знание света, милая тетушка, гораздо выше моего, — ответила я недоверчиво. — Но должна же быть причина для такого странного поведения Рэчель. Она скрывает греховную тайну от вас и от всех. Нет ли чего-нибудь такого в этих недавних происшествиях, что угрожает открытию ее тайны?

— Открытию? — переспросила тетушка. — Что вы хотите этим сказать?

Открытию через Люкера? Открытию через моего племянника?

Едва эти слова сорвались с ее губ, как вмешалось само провидение. Слуга открыл двери и доложил о мистере Годфри Эбльуайте.

Глава II

Мистер Годфри явился вслед за докладом, — именно так, как мистер Годфри делает все, — в самое надлежащее время. Он вошел не настолько быстро, чтобы испугать вас. И не настолько медленно, чтобы доставить вам двойное неудобство ожидания у открытой двери.

— Ступай к мисс Вериндер, — обратилась тетушка к слуге, — и скажи ей, что мистер Эбльуайт здесь.

Мы обе осведомились о его здоровье. Мы обе вместе спросили, оправился ли он после страшного приключения на прошлой неделе. С совершеннейшим тактом успел он ответить нам обеим в одну и ту же минуту. Леди Вериндер он ответил, а мне досталась его очаровательная улыбка.

— Чем заслужил я все это сочувствие? — воскликнул он с бесконечной нежностью. — Милая тетушка! Милая мисс Клак! Меня лишь приняли за кого-то другого; мне лишь завязали глаза; меня лишь едва не задушили; меня лишь бросили на спину на очень тонкий ковер, покрывавший какой-то особенно жесткий пол. Ведь могло быть гораздо хуже! Я мог быть убит, меня могли обокрасть. Чего я лишился? Ничего, кроме Нервной Силы, которую закон не признает собственностью, так что, в строгом смысле, я не лишился ничего.

Если б я мог поступить по-своему, я умолчал бы об этом приключении. Мне неприятна вся эта суматоха и гласность. Но мистер Люкер разгласил свои обиды, и, как естественное следствие, были разглашены, в свою очередь, и мои обиды. Я сделался собственностью газет, так что кроткому читателю скоро надоест этот предмет. Мне самому он надоел. Дай бог, чтобы кроткий читатель скорее последовал моему примеру! Как здоровье милой Рэчель? Все ли еще наслаждается она лондонскими развлечениями? Очень рад слышать это.