Двойной заговор. Тайны сталинских репрессий - Прудникова Елена Анатольевна - Страница 25

Очень колоритно о них вспоминал Молотов. Так, о Зиновьеве: «Он часто выступал. Любил выступать и умел это делать, срывая аплодисменты. В таких случаях они кажутся оратору большим фактором. А оказалось, что он не такой глубокий человек, как, скажем, Сталин или даже Каменев. Так сложилось, что в литературе имена Зиновьева и Каменева идут рядом. Но это совершенно разные люди, хотя Каменев идеологически накачивал Зиновьева. Зиновьев – писучий, говорливый, язык у него, как говорится, без костей. Каменев посолиднее, поглубже и оппортунист последовательный. Зиновьев пел, так сказать, на Каменева, поораторствует, бывало, очень революционно, а потом уже Каменев вступает в бой. Зиновьев был трусоват. Каменев – тот с характером. Он руководил фактически Зиновьевым. Но Зиновьев считался над Каменевым – тот его помощник, советчик. Зиновьев главный…»

Все ж таки едва ли как Зиновьев, так и Каменев действительно хотели быть на первых ролях в стране. Свое отношение к власти они уже достаточно хорошо показали в октябре 1917-го, перепугавшись насмерть, едва на горизонте замаячила тень возможности того, что большевики возьмут власть. Это были последовательные оппозиционеры, критики – зачем же им отказываться от такой удобной позиции, брать на себя ответственность и подставлять себя под огонь? Другое дело иметь почет, хорошее место, возможность сколько угодно печатать свои писания, участвовать в дискуссиях, наслаждаясь собственной гениальностью – и, упаси Марксе, никакой серьезной работы! Ну, и сидели бы себе тихо – кто бы их тронул! Но их подвела страсть к партийным интригам и дискуссиям.

Другая крупная сила в партии – московские большевики – группировалась вокруг Бухарина. Они перезнакомились и подружились еще в ходе революции 1905 года. Были бухаринцы, кстати, в основном, сугубо непролетарского происхождения, родом из довольно богатых семей – дети купцов, чиновников и так далее. В основном были они русскими, но юдофилы и русофобы – такой странный тип русского интеллигента нередок и сейчас.

Социальное происхождение москвичей определяло и их политические симпатии – неистребимую левизну, свойственную выходцам из обеспеченных классов. Именно они составили основу левого коммунизма и военной оппозиции в 1918–1919 годах. Они выступали за срыв Брестского мира – не из каких-либо шкурных соображений, а потому, что хотели развязать мировую войну и устроить из нее мировую революцию. Это было самое радикальное крыло в партии, и, как и любых радикалов, их было немного. А кроме того, у них не было лидера. Бухарин не в счет – он был очень слабовольным человеком и всегда состоял при ком-то, а когда жизнь требовала от него принятия самостоятельного решения, впадал в панику, начинал метаться из стороны в сторону и предавать своих более стойких соратников. (Позднее эти свойства он великолепно проявил в конце 20-х – начале 30-х годов). Этим отчасти, возможно, объясняется тот факт, что Сталин так и не привлек Бухарина к серьезной работе, хотя мог бы, и «любимец партии» состоял бы при Сталине, как при любой другой сильной фигуре. И говорлив, говорлив невероятно. Не зря язвительный Троцкий прозвал его «Коля Балаболкин», ох не зря….

Бухарин долгое время был в оппозиции к Ленину, в отличие от Зиновьева. Зиновьев выступил против Ленина только один раз в жизни – но какой это был раз! В канун Октября он вместе с Каменевым в левоменьшевистской газете «Новая жизнь» осудил ленинский план вооруженного восстания – по существу, написав печатный донос на собственную партию. Это его и погубило. Единичное предательство Зиновьева в глазах партии стоило всей многолетней оппозиционности Бухарина.

Реально самой сильной фигурой, кроме Сталина, был Троцкий. Однако имелись в его положении и существенные недостатки. Главным недостатком в положении Льва Давидовича был он сам, неповторимые особенности его светлой личности. Невероятно склочный по натуре, он умудрялся оскорбить, обидеть всех, с кем имел дело. Самовлюбленный эгоцентрист, он работал только на себя. Волкогонов писал о нем: «Я не знаю ни одного русского революционера, который бы так много, подробно, красочно говорил о себе…» Наконец, была у него еще одна милая черта – он все время предавал: людей, которые были рядом, дело, которому вроде бы служил…

Еще будучи совсем молодым, он бежит из ссылки, бросив на произвол судьбы последовавшую за ним туда жену с двумя крохотными дочерьми. В конечном итоге, кормить их пришлось отцу Левы, который не мог допустить, чтобы его внучки жили в нищете. И так с тех пор и пошло. В Брест-Литовске, где он должен был, как нарком иностранных дел, подписать мир с немцами, он делал все для того, чтобы этот мир сорвать. Отдавая провокационные приказы, нарушавшие договоренности с чехословацким корпусом, фактически спровоцировал чехов на восстание. Внезапными репрессиями оттолкнул от Советов Махно и его армию. И т. д., и т. п.

Кстати, то, что Троцкий был леваком – чистой воды миф. Он происходил из меньшевиков, до 1917 года все время выступал против Ленина и его команды с правых, умеренных позиций. К большевикам Троцкий попал почти случайно, войдя в партию в составе группы «межрайонцев» в августе 1917 года и, оказавшись в их среде, начал поддерживать Ленина. Потом каким-то загадочным образом стал считаться «левее левых» – но лишь потому, что основным его занятием была критика всего, что исходило от власти, а критиковать Политбюро в 20-е годы выгоднее всего было слева, с позиций «за что боролись?!».

По какой-то загадочной причине Троцкий считается основным конкурентом Сталина в качестве главы государства. Ну да, если решать задачу подсчетом, за кого из партийной верхушки громче кричали, так оно и есть. Но давайте взглянем на ситуацию с другой точки зрения.

Писатель Леонид Млечин Троцкого любит. Это видно. И вот что он, с откровенной симпатией к своему герою, пишет в книге «Русская армия между Троцким и Сталиным»: «Лев Давидович не знал, чем заняться. Пристрастился к охоте, положив начало этому повальному увлечению советских руководителей. 10 октября 1921 года появился приказ Реввоенсовета о создании Центральной комиссии охоты и рыболовства при Штабе РККА… Ленин тоже искал Троцкому занятие. 16 июля 1921-го Ленин предложил назначить его наркомом продовольствия Украины, где был голод. Троцкий не захотел… Ленин предлагал Льву Давидовичу пост своего заместителя в правительстве. Троцкий вновь отказался. Ему не хотелось быть заместителем…»

Повторяю, автор относится к Троцкому с симпатией. Правда, похоже, при этом не очень думает, что пишет. На дворе 1921 год. Только что окончилась тяжелейшая война. Страна лежит в развалинах, полная дезорганизация всего и вся. И в это время человек, которого называют вторым лицом в государстве, не знает, чем заняться. Охотой балуется. Ленин предлагает ему второстепенный пост наркома продовольствия Украины. Потом своего заместителя – может быть, хоть это порадует капризного сотоварища. Между тем Троцкий все еще остается наркомвоеном – армия же после войны находится в совершенно неописуемом состоянии. И этого человека называют претендентом на верховную власть?

Нет, главным его политическим убеждением, принципом, страстью была даже, пожалуй, не жажда власти, как принято думать, – Лев Давидович имел реальную возможность взять власть и мудро не воспользовался ею. В самом деле, ведь власть предполагает конкретную работу и конкретную ответственность, а по этой части «демон революции» был слабоват. Его стихия – митинги, «буча боевая, кипучая», но не каждодневная созидательная работа. Страшновато, тем более что не остыл еще в памяти печальный пример Временного правительства. Троцким руководила, скорее, жажда самоутверждения, в порядке которого он и мутил воду, шарахаясь от любого серьезного дела. Если он так уж хотел власти – то почему же дважды отказывался, когда Ленин предлагал ему стать заместителем председателя Совнаркома?

Но в массах авторитет у него был высоким. Говоря современным языком, пиар Лев Давидович себе делать умел. Участники революции помнили, что именно Троцкий склонил на их сторону петроградский гарнизон, и никогда не подсчитывали его реальный вклад в работу. (Феликс Чуев, автор книги «Сто сорок бесед с Молотовым», спросил своего именитого собеседника: «Троцкий большую роль сыграл?» «Большую, ответил Молотов, – но только агитационную роль. В организационных делах он мало принимал участия, его не приглашали, видимо…») Во время Гражданской войны он был наркомвоеном, стоял во главе армии и флота: как стоял – это другой вопрос. Подведомственная ему армия выиграла войну, а чьими усилиями – это опять же другой вопрос. Наконец, он был лучшим оратором в партии, да и вообще считался одним из лучших ораторов XX века и имел колоссальную митинговую популярность. Он не только на митингах делал с людьми что хотел, он останавливал словом бежавшие полки! (Впрочем, и угрозой децимации – расстрела каждого десятого – тоже.)