Двойной заговор. Тайны сталинских репрессий - Прудникова Елена Анатольевна - Страница 94

Лишь в конце октября, когда стало ясно, что ничего не произойдет, он отправляется в Москву, выслушивает на ЦКК обвинения в пьянстве и разлагающем влиянии на подчиненных и получает за это свой строгий выговор. Ему это достаточно безразлично, всем остальным тоже – обвинения явно риторические, если бы в этой армии судили за пьянство, в ней бы офицеров попросту не осталось.

В ноябре Тухачевского направляют в Берлин, устанавливать контакты с «черным рейхсвером». Теперь он послушно едет – не все ли равно, раз войны не будет? Пробыл он там недолго. Уже в середине декабря все заканчивается обычным образом: поссорившись с Крестинским, наш герой возвращается в Россию, в свой округ.

Вся эта история совпала с конфликтом между троцкистами и правительством в Москве, и белые эмигранты, а следом за ними и некоторые современные исследователи, замороченные политикой, увидели в ней выступление Тухачевского против власти (или же за власть – кто как трактовал). Однако позвольте не согласиться. Напомним еще раз: он был военным и, как нормальный генерал, относился к политикам соответственно. И впоследствии он, точно так же как фон Сект, будет видеть вершиной устройства общества военную диктатуру. Притворяться этот человек совершенно не умел или не желал, и поразительно: насколько он, невероятно активный во всем, что касается армейских дел, бомбардировавший начальство докладными по любому поводу, едва дело доходит до политики, становится похожим на устрицу. Что доказывает лишь одно: ему было глубочайшим образом наплевать на все склоки этих штатских болтунов…

Нет, у этой истории есть куда более простое объяснение.

Польша!

…Да, но Тухачевского с польской границы надо было убирать, а то ведь он действительно мог устроить собственную войну. И весной – не без труда, не без сопротивления (по некоторым предположениям, его даже пришлось арестовать) – его из округа изъяли. Он был назначен вторым помощником начальника штаба РККА – по организационно-административным вопросам. Помощником по оперативному планированию был Б. М. Шапошников. Такое назначение можно рассматривать только одним образом – как наказание за все его фокусы. Уж больно много нервов стоил он правительству в минувшем году.

Еще штрих к портрету: воспоминания одного из подчиненных Тухачевского.

«Командарм очень часто и неожиданно появлялся в расположении того или иного полка. Прежде чем идти в штаб, он осматривал материальную часть, заглядывал в конюшни, говорил с бойцами, потом появлялся на полковых занятиях и, попросив продолжать их, садился и внимательно наблюдал. Оттуда он шел на кухню, в склады. Докладывать о своем прибытии он запрещал. Когда до командира доходила весть о визите командарма, Тухачевский уже успевал все осмотреть и сделать свои выводы. Найдя в части большие упущения, Тухачевский уезжал, не повидавшись с ее командиром. Командир вызывался к командарму. Тухачевский не распекал его, а говорил очень коротко:

– Ваш полк в безобразном состоянии. Если не приведете его в течение трех недель в полный порядок – поедете командовать «полчком»…

Возражать и оправдываться в таких случаях было бесполезно. Тухачевский поднимался, одергивал свой пояс и сухо бросал:

– Это все. Вы свободны!»

От «военного марксизма»…

Как говорил кто-то из вождей лунной революции:

«Добрым словом и бластером можно добиться куда большего, чем просто добрым словом».

В 1937 году, едва отзвучало по европейским газетам первое сообщение о «деле генералов», не кто иной, как Троцкий, разразился сожалениями об уничтоженном Сталиным «цвете Красной Армии». Впрочем, с этим-то демаршем все ясно: стоило Сталину сделать хоть какой-нибудь шаг – Троцкий тут как тут с язвительной критикой. Но любопытно, что первым назвал Тухачевского «блестящим стратегом» именно Лев Давидович, и значительно раньше…

Едва закончилась Гражданская война, как товарищ Троцкий начинает чудить. Про его развлечения на ниве охоты и французских романов мы уже писали. В военном ведомстве тоже было не скучно. Одним из его финтов, о котором не знаешь, что и думать, было назначение Тухачевского, еще не остывшего от позорного поражения, начальником Военной академии Красной Армии. Как хотите, но есть в этом что-то от гладиаторских боев: выставить бойца на арену против десятка хищников и держать пари: кто кого? Подпоручик царского времени, не имевший не только теоретических трудов, но даже высшего военного образования (22 мая 1920 года, в самый разгар наступления на поляков, он приказом Реввоенсовета республики был причислен к лицам с высшим военным образованием, и только) становится во главе самого престижного военного учебного заведения России, где такие зубры собраны…

Произошло это эпохальное событие 5 августа 1921 года.

Впрочем, как творец военной науки Тухачевский дебютировал несколько раньше, еще в начале 1920 года, когда его на некоторое время отозвали в Москву. Делать в столице было особенно нечего, и ему предложили прочитать ни больше ни меньше как в Академии Генерального штаба лекцию на тему: «Стратегия национальная и классовая». Лекция представляла собой рассуждения о классовом характере гражданской войны, перемешанные с выпадами в адрес старых офицеров, которые-де этот классовый характер «не поняли» и потому воюют плохо, и восхвалениями молодых командиров, которые ее «поняли» и оттого воюют хорошо. Ну, прочел и прочел. Мало ли ерунды несли многочисленные выдвиженцы того времени. Тем более что Тухачевский обожал взять какую-нибудь идею и, преувеличив ее, довести до полного абсурда – так он развлекался. Сам же, едва дело доходило до конкретных дел, на любое классовое деление попросту плевал, да и выглядел и держал себя даже не барином – аристократом.

Эпатирующее всех и вся назначение становится более понятным, если вспомнить о постоянном противостоянии «старых» и «молодых» командиров Красной Армии, «военспецов» и «краскомов». Тухачевский в этой компании был фигурой странной. С одной стороны, как бы вроде кадровый офицер и ведет себя соответственно, «аристократически», с другой самый типичный выдвиженец Гражданской войны. Хотя сам себя он явно видел краскомом, не уставая обвинять кадровых офицеров в профессиональной непригодности, и даже подводил под эти обвинения теоретическую базу. Еще в июле 1919 года он писал в Реввоенсовет: «Эта война слишком трудна и для хорошего командования требует светлого ума и способности к анализу, а этих качеств у русских генералов старой армии не было… Среди старых специалистов трудно найти хороших командующих. Уже пришло время заменить их коммунистами…»

И наконец, ситуация окончательно проясняется, если вспомнить о политических амбициях Троцкого. Имея на своей стороне Военную академию, кузницу офицерских кадров, «демон революции» мог чувствовать себя гораздо уверенней. Пройдет совсем немного времени, и выпускники академии разойдутся по дивизиям и армиям, по штабам, сядут на кадры (!), унося с собой, в числе прочих знаний, и полученные в академии симпатии к Троцкому. Действительно, двумя-тремя годами позже академия станет настоящим оплотом троцкизма. Уж наверное, не старые царские служаки выступали на стороне «демона революции», а те, кого привел с собой в академию новый начальник и кто остался там, когда начальника давно уже и след простыл.

…От дебюта славного командарма в качестве преподавателя все, кто хоть что-то понимал в военном деле, как бы поточнее выразиться… обалдели, иначе не скажешь. Мало того, что он снова и снова заявлял, что старые генералы не сумели понять Гражданской войны – в конце концов, в этом есть какая-то сермяжная правда, чтобы воевать в условиях всепоглощающего хаоса, нужно иметь совершенно особые способности. Мало того, что он обвинял военспецов в неумении руководить войсками – он, только что потерпевший позорнейшее поражение! Но дальше он заявляет: «Лишь на базе марксизма можно обосновать теорию гражданской войны, то есть создать классовую стратегию». И начинает эту самую стратегию развивать, и присутствующие преподаватели не могут понять – это всерьез, или товарищ начальник так шутит?