Ленка-пенка (СИ) - Арсеньев Сергей Владимирович - Страница 50

Прошли мы с ней в нашу комнату и уже там я жестами смог объяснить, что Боря —это я и есть. А девчонка говорит, пошли, мол, со мной, сегодня в школе ёлка, а после ёлки будет обед! Обед! Я так хочу кушать!! Но… как же я пойду? Я и по комнате-то еле хожу, куда уж мне в школу! А девчонка не унимается. Со мной, говорит, как миленький дойдёшь. Я тебя, говорит, на санках и туда и обратно отвезу!

Закутала она меня в старую бабулину шаль, взяла с постели одно одеяло, и мы пошли. На лестнице она помогала мне, поддерживала. Посадила на санки, укрыла одеялом, в школу привезла. Дверь открыла, а там… а там, за дверью, сказка! Настоящая сказка!

Светло, тепло, едой пахнет так, что животу больно. А посередине ёлка, настоящая большая зелёная ёлка с игрушками!

Вокруг этой сказочной ёлки даже хороводы водили, кто посильнее. Я не мог в хороводе участвовать, просто на лавочке сидел с другими ребятами. Ещё Дед Мороз и Снегурочка были, оба очень смешные. Дед Мороз такой маленький и с писклявым голоском, а Снегурочка здоровенная такая, с усиками. Один раз Дед Мороз сам себе на бороду случайно наступил, и та у него отвалилась. Было очень смешно.

Потом обед был. Очень-очень вкусный обед! А вот что после обеда было, я плохо помню, так как сильно спать захотел. Проснулся я уже следующим утром. Буржуйка горит, на ней чайник греется, мама около стола топором на щепочки стул строгает. В комнате светло, светомаскировка с уцелевшего стекла снята.

Сначала я думал, что мне вся эта ёлка во сне приснилась. А потом гляжу —на столе бумажный пакетик лежит. Это же подарок! Мой подарок на Новый Год! Нам всем вчера такие пакетики после обеда раздали. Значит, это не сон был?! Была настоящая ёлка?!

Я выбрался из кровати, подошёл к столу и взял этот пакетик. А что в нём? Открыл, и вытащил рукой… не может быть! Это же чудо! Как, откуда? Подошёл к окошку поближе, рассмотреть на свету. И в этот момент из-за туч выглянуло солнце и осветило мою руку с новогодним подарком. Я тогда подумал, что он и сам совсем как маленькое солнышко. Солнышко у меня в руке! В тот момент мне стало совершенно ясно, что мы победили. Это —Победа. Раз в задыхающийся от голода город везут даже такие вещи, значит всё, Победа!

И я перестал бояться. Мы ведь победили! Ещё не была прорвана Блокада, ещё был жив папа, а Сталинград, в котором он погибнет, был простым тыловым городом. Ещё была жива мама. Мне ещё предстояло пройти через их смерть. Но страх ушёл. Остались лишь злость и ненависть.

Колька в своём первом письме с фронта, которое я уже тут, в Алтайском крае, получил, писал, что ему было очень страшно в первом бою. А чего он боялся, глупый? Ведь мы же победили!

Брата весной 43-го призвали, когда ему 18 лет исполнилось. Сейчас Колька танкист, он гвардии сержант и наводчик на самом тяжёлом советском танке, на ИС-2! На 1-м Белорусском служит, во 2-й гвардейской танковой армии. Наверное, он уже в Берлине. Потом напишет, как они его брали.

Но это сейчас он такой весь из себя бравый. А когда летом 43-го в первый раз попал в бой, то, как он честно в письме признался, ему очень страшно там было. Его первый бой седьмого июля случился, около какой-то деревни Смородино. Снаружи стреляют, снаряды по броне бьют, в танке дым, двигатель ревёт, командир орёт что-то. А Кольку в экипаж вместо раненого наводчика буквально за пару дней до этого поставили. Он и танк-то изучить не успел. Их учили на наводчика Т-34, а сунули в такое чудовище английское. У этого же Mk IV всё совсем по-другому. Хорошо, Кольке опытный командир танка попался. Он Кольку задвинул в угол и велел прикинуться ветошью и не отсвечивать. А сам в бою был и командиром и наводчиком сразу.

Колька писал, что ему вообще с командиром повезло. Везучий у него командир, просто невероятно. Про него в полку легенды ходят. Подумать только, с самого начала войны воюет, с первых дней, а ни одного ранения! Несколько танков сменил, но ни одного не потерял в бою. Как его фамилия, я не знаю, знаю лишь, что зовут его Леонидом. Вообще-то, Колька писал фамилию своего командира, но в письмах с фронта кто-то тщательно чёрной краской все фамилии замазывает.

А ещё Колька написал, что Леонид —наш земляк, он тоже ленинградец. Причём до войны жил совсем недалеко от нас, а работал шофёром. Подумать только, они ведь вполне могли встречаться на улице! Только тогда они были незнакомы, а сейчас вот в одном танке воюют.

Когда Колька первый бой принял на том английском уродце, этот Леонид старшиной был, а сейчас он уже гвардии капитан и командир не только танка, но одновременно ещё и роты. И водитель на танке у Кольки отличный, старший сержант по имени Степан. Капитан Леонид не нахвалится на него и никому отдавать не хочет. Так они все вместе, всем экипажем, танки и меняли при необходимости.

Хороший экипаж у Кольки. У всех медалей по нескольку штук. А у капитана Леонида даже орден Красного Знамени есть! Медалей же у него вообще штук двадцать. Одних только «За отвагу» три штуки. У Кольки, кстати, одна «За отвагу» тоже есть.

А однажды Колька написал мне, что у его командира танка и роты есть странная мечта. Он отчего-то хочет обязательно найти в Берлине развалины дворца, в котором жил Гитлер, отковырять от них кусочек, привезти этот кусочек в Ленинград и подарить Сашке. Сашка —это младший брат Леонида. Кроме Сашки у того никого не осталось. Они вдвоём, совсем как мы с Колькой. Кольке же идея с камушком от развалин дворца Гитлера так понравилась, что он и мне обещал такой камушек отковырять, привезти и подарить.

Ой, Рыжик, ну чего ты наступил на меня? Ты ведь тяжёлый! Ладно, ладно, я не сержусь, не подлизывайся. Да не облизывай ты меня, говорю! Фу, всё лицо в слюнях. Полежать на солнышке не даст. Чего там у тебя случилось такого? Ого, сюда скачет кто-то на лошади. Это зачем? А ребята в деревню ушли картошки попросить. Мы её испечь на костре захотели.

Блин, так это же Верка скачет, я узнал её. Вот влетит нам всем сейчас! Верка вредная —жуть. Она тоже из Ленинграда, как и мы все, её у нас пионервожатой работать поставили. А, нет, вон они, тащатся. Да быстрее же вы, олухи! Еле ковыляют. Главное, чтобы Верка не догадалась, что они уходили. Чего бы наврать ей? Не положено уходить-то. Коровки наши хоть и смирные, но мало ли что. Мы тут коров пасём. Хоть и городские, но пришлось научиться.

Да и не только пасти. И ухаживать за ними, и верхом ездить, и сено косить. Всё делать приходится. Девчонки доить научились. Я, правда, тоже могу, но мне это дело не нравится.

Не, вроде успевают ребята раньше Верки подойти, не заметит она. А то ещё председателю бы наябедничала, с неё станется. Верке уже шестнадцать лет, но ябеда она жуткая. Ябеда и вредина. А вот сестрёнка её младшая очень хорошая. Карапуз такой забавный, её все у нас любят. Её спросишь, как тебя зовут, а она смешно так выговаривает: «Лисавета». А потом надо спросить, как фамилия. Она так носик наморщит и выдаст: «Маслова, вот как!».

Нет, ну что же Верке понадобилось тут? Ведь явно же именно к нам скачет. Зачем? Ой, не к добру то, не к добру. От Верки ничего хорошего ждать не приходится. Может, случилось чего?

Как-то мне не по себе. Я, вообще-то, ничего не боюсь, но сейчас что-то тревожно. А так я ничего не боюсь. Тот чудесный, удивительный и совершенно невероятный январский подарок из сказки полностью от страха вылечил меня. Тогда, в январе 42-го, мы выиграли войну. Я понял, что мы выиграли и больше никогда не боялся ничего.

Хотя… один раз было. Но там кто угодно испугался бы.

Это во время эвакуации случилось, в конце июля 42-го. Наш детдом через Ладогу на катере переправляли. А может, на барже, не помню уже, я же маленький был тогда. Помню только, большая деревянная посудина то была. От неё свежими опилками пахло.

Ещё помню, пока в очереди на погрузку стояли, мы с Самохваловым случайно коробку с сухпаём в лужу уронили и мне брызгами белую гольфу запачкало. Почему-то запомнил это. Вера Борисовна поругала нас, а затем погрузку объявили. Мы сначала самых мелких и девчонок пропускали. И так получилось, что мне и ещё пяти мальчишкам места не хватило. Ну, не лезет больше детей в трюм, не лезет. А на палубе нельзя находиться, будем мешать, да и фашисты налететь могут. Опасно на палубе. Думал уже, отменяется для нас эвакуация. Но нет!