Золотое дерево - Лейкер Розалинда - Страница 109

— Я уже говорил ей, что у нее больший срок беременности, чем она это полагает. Роды могут начаться в любой момент. Из-за этого шторма наше прибытие в Англию задержится на несколько дней. Мы сбились с курса, а буря все не утихает. Вы умеете принимать роды?

— Я помогала повитухам принимать роды у своих невесток. Кстати, у меня тоже есть ребенок.

— Правда? Ну тогда я могу рассчитывать на ваше содействие, если возникнет такая необходимость.

— Разумеется, я всегда готова помочь. А что с Гастоном? — озабоченно спросила она. — Вы осматривали его?

— Да. Мой диагноз таков: у этого солдата открылась старая рана из-за тягот военной службы. Таким образом, он признан военнопленным.

И с этими словами доктор зашагал прочь, Габриэль смотрела ему вслед, думая о том, что такой о мытный врач не мог столь грубо ошибиться. Его диагноз объяснялся только одним: он поверил ее рассказу и поэтому решил спасти Гастона от более суровой участи — смертной казни, которая ждала бы его в том случае, если бы его признали шпионом. Доктор Роджерс поступил милосердно, и все же Гастона ждали нелегкие испытания. Габриэль решила, что должна спасти его и себя, но она не знала, как это сделать. Она никак не могла предвидеть, что их ждут подобные превратности судьбы.

Шторм продолжался еще двое суток. Когда ветер уже начал стихать и шквал, игравший их судном, поутих, Изабелла вдруг пронзительно закричала. Габриэль, которой по настоянию доктора разрешили выходить из каюты для того, чтобы приносить еду и питьевую воду с камбуза беспомощным женщинам, страдавшим от морской болезни, быстро отставила в сторону посуду, которую собирала после ужина, и поспешила в каюту доктора, чтобы известить его о начавшихся родах. Два матроса положили Изабеллу на носилки и отнесли ее в каюту доктора Роджерса, более просторную и светлую. Доктор распорядился положить ее на свою койку. Затем он дал Габриэль фартук, и та, надев его, завернула повыше рукава своего платья.

— Схватки продлятся несколько часов, — сказал доктор, обращаясь к своей помощнице. — Постарайтесь успокоить миссис Хардинг. Она очень напугана штормом и сильно нервничает. Я оставлю вас вдвоем и буду время от времени заглядывать сюда.

Габриэль села у постели Изабеллы и стала ухаживать за ней, вытирая пот со лба роженицы, смачивая ее губы, утешая ее. Она держала в ладонях руку Изабеллы, стараясь не морщиться от боли, когда та сильно сжимала ее пальцы.

На рассвете, когда спокойная гладь моря золотилась в лучах восходящего солнца, Изабелла родила девочку.

— Я назову дочку Луизой в честь моей матери, — произнесла счастливая мать, когда ребенка положили рядом с ней.

Через несколько часов Изабеллу и ребенка вновь перенесли в общую каюту. На этот раз миссис Монкриф была вынуждена уступить свою нижнюю койку по приказу судового врача и очень негодовала по этому поводу. К счастью, она почти весь день провела на палубе, поскольку погода стояла великолепная. Габриэль радовалась этому обстоятельству, потому что чувствовала на себе постоянно колючий взгляд англичанки, питавшей к ней лютую ненависть, которую не смягчила даже помощь, оказанная ей Габриэль во время шторма. Габриэль мало-помалу научилась немного говорить по-английски, причем это были в первую очередь ласкательные слова, с которыми Изабелла обращалась к своему младенцу. Для Габриэль было одновременно больно и отрадно возиться с новорожденной, укачивать ребенка, купать его. У нее ныло сердце при воспоминании об Андрэ. Однажды днем миссис Монкриф, которая, должно быть, с первого дня подслушивала все разговоры Габриэль и Изабеллы, касающиеся в первую очередь Николя, явилась в каюту, чтобы поделиться новостями. На этот раз она вынуждена была заговорить на французском языке, которым сносно владела, чтобы не лишать себя удовольствия сообщить француженке неприятное известие.

— Военный корабль с остальными пленными направляется в Портсмут, а не в Лондон, как мы.

Габриэль бросила испуганный взгляд на Изабеллу. Но они не стали обсуждать этот неожиданный поворот событий в присутствии англичанки. Когда же обе женщины вновь остались наедине, Габриэль заговорила, стараясь унять дрожь в голосе.

— Стало быть, я должна как можно быстрее отправиться в Портсмут. Все новые и новые трудности встают на моем пути.

— Но вы непременно найдете Николя. Я уверена в этом.

Когда корабль вошел в устье Темзы, настроение Изабеллы сразу же переменилось. Она перестала умиляться и восторгаться своим младенцем и вновь погрустнела, обеспокоенная тем, как встретят ее родственники мужа. Когда же корабль начал швартоваться, бедную женщину охватила паника, она засуетилась и начала с тревогой спрашивать окружающих, хорошо ли выглядит, к лицу ли ей эта шляпка и не надо ли подрумянить слишком бледные щеки. Все это время миссис Монкриф, упаковывавшая свои вещи, раздраженно вздыхала и досадливо морщилась, считая, что Изабелла близка к истерике и поэтому несет сущий вздор. Внезапно в дверь каюты постучали, и на пороге появился один из матросов.

— Миссис Хардинг! На пристани вас ожидают леди и джентльмен. Разрешите, я возьму ваш багаж!

Изабелла бросилась в объятия Габриэль и расцеловала ее.

— Я никогда не забуду вас, вы были так добры ко мне. Я оставила вам свой адрес?

— Да-да, он лежит на вашей койке. Не волнуйтесь. Новые родственники полюбят вас и Луизу.

Габриэль взяла ребенка и проводила Изабеллу до трапа, где один из охранников преградил ей дорогу. Обе женщины вновь расцеловались на прощанье. Изабелла с побледневшими от волнения губами взяла Луизу на руки.

— Напишите мне сразу же, как только сможете это сделать, Габриэль, — сказала она и пошла по трапу.

Миссис Монкриф, выйдя из каюты, проплыла мимо Габриэль, не сказав ей ни слова на прощанье. Проходя мимо борта, она бросила в воду скомканный листочек бумаги, гордясь собой и рассматривая свой поступок как личную победу в борьбе против Бонапарта. Вернувшись в каюту, Габриэль все перерыла, но так и не смогла найти листок бумаги с написанным на нем адресом Изабеллы. И только после долгих бесплодных поисков она вспомнила, что миссис Монкриф оставалась одна в каюте. Габриэль чувствовала себя тонкой тростинкой, которую гнут к земле безжалостные ветры — гнут, но не могут сломать! Ничто не может сломить ее волю.

Неожиданно к ней в каюту явился таможенный офицер. Он сказал, что его фамилия — Вудбери, и дал понять, что они с женой назначены ее опекунами до тех пор, пока ей не разрешат свободно жить в стране, взяв с нее слово чести точно так же, как с пленных французских офицеров. Габриэль собрала свои вещи в узелок: Изабелла настояла на том, чтобы ее новая знакомая взяла в подарок еще два платья, которые было легко подогнать по фигуре Габриэль, а также смену белья. Накинув на плечи алый плащ — еще один подарок Изабеллы, — Габриэль вышла вслед за таможенником на пристань и огляделась вокруг. Яркий солнечный свет слепил ей глаза после сумрака каюты, свежий воздух опьянял. По Темзе сплошным потоком двигались суда и баржи, а у пристани подымался лес мачт. Габриэль надеялась, что ей удастся еще раз увидеть Гастона, но таможенник поторопил ее и увел с пристани прежде, чем военнопленные начали сходить на берег. Габриэль и ее провожатый быстро прошли по набережной, миновав новое здание таможни, которое строилось военнопленными, одетыми в лохмотья, в которые превратились формы, а также в желтые костюмы и алые жилеты — тюремную одежду, уже довольно измазанную в ходе строительных работ.

Идя дальше вдоль Темзы, Габриэль увидела несколько старых военных кораблей на приколе, в трюмах которых содержались теперь тысячи военнопленных. При виде этих страшных тюрем по спине Габриэль пробежал холодок. В свои лучшие времена эти суда пленяли взор яркой раскраской корпусов с позолотой отдельных деталей. Подняв паруса, такой корабль был похож на плывущую по лазурным водам моря лилию. А теперь с этих судов было снято все — от такелажа до носовых украшений, а корпус был выкрашен дегтем в мрачный черный цвет, вокруг палуб построили галереи, по которым ходили часовые. Там, где раньше стояли мачты, теперь виднелись деревянные сооружения, где находился дежурный офицер. Поскольку с кораблей были убраны тяжелые орудия, судна давали меньшую осадку, и помещения нижних палуб оказались выше ватерлинии. Габриэль хорошо видела решетки на отверстиях в корпусе, проделанных для циркуляции воздуха. Вместо того, чтобы отправить эти некогда величественные корабли в доки и разобрать их на части — что явилось бы для них славным, достойным концом, — военные власти стали использовать их для содержания пленных. Габриэль, увидев высунувшиеся между прутьев решеток руки, махавшие ей, тоже хотела помахать в ответ своим несчастным соотечественникам, но мистер Вудбери остановил ее таким оглушительным криком «Нет!», что у нее зазвенело в ушах.